Пылающие небеса (ЛП) - Томас Шерри. Страница 27

– Ты как-то связан с бронированными фаэтонами в Слау, теми, что вынудили меня со всех ног броситься обратно?

Тит пожал плечами.

Фэрфакс снова усмехнулась:

– Так скажи-ка мне, какая разница между тобой и Атлантидой?

– Я все равно дал тебе выбор. Ты вернулась сюда по своей воле.

– Нет, я вернулась, потому что ты припер меня к стенке. Ты как хотел играл с моей жизнью. Ты…

С искаженным лицом она резко прислонилась спиной к стене.

– Уже подумываешь о нарушении клятвы? – Тит мог только воображать, какая боль ее терзает.

Фэрфакс выглядела еле живой. Ее голос охрип.

– Этот договор не может иметь силу. Сейчас же освободи меня от него!

– Нет.

Никогда.

Она ненадолго закрыла глаза. А когда снова их открыла, они были полны холодной ярости.

– Да что ты за человек? Кто может жить без чести и честности?

Тит вонзил ногти в ладони.

– Очевидно, человек, выбранный сделать то, для чего остальные слишком порядочны.

Он хотел, чтобы его слова прозвучали легкомысленно, но получилось жестко и сердито.

Фэрфакс сжала руку в кулак.

– Ты нравился мне больше, намного больше, когда я тебя не знала.

Неважно. Тит получил от нее, что хотел. С этих пор ее мнение о нем к делу не относится.

Титу пришлось глубоко вдохнуть, прежде чем он смог ответить:

– Фэрфакс, в этом деле твоя привязанность и не требуется – только сотрудничество.

Она округлила глаза. И внезапно оказалась прямо перед ним и сильно ударила его кулаком в низ живота.

Тит крякнул. А девчонка знает, как причинять боль!

– Ублюдок, – прорычала она.

В голову пришла совсем неуместная мысль: нужно было поцеловать ее, пока была возможность.

Приложив усилия, Тит выпрямился:

– Ужин через полчаса, Фэрфакс. И в следующий раз скажи мне что-нибудь, чего я действительно не знаю.

Глава 9

Каждая мысль причиняла мучительную боль.

Иоланта не знала, когда именно свалилась на пол, но страдать лежа было ничуть не хуже, чем в какой-либо другой позе.

Такой боли – грязной, животной, отвратительной – она еще никогда не испытывала; по нервным окончаниям словно кто-то проводил ржавыми лезвиями. Иоланта почти мечтала о чистой тьме удушья.

Не сразу, далеко не сразу она сообразила, о чем можно думать без возобновления пытки. К примеру, совсем не больно было представлять, как будущая жена принца, которая, вероятно, у него все-таки появится, изменяет ему с каждым слугой в замке. Или как дети его ненавидят. А больше всего Иоле понравилось рисовать в воображении, как его похороны оборачиваются фарсом и дебошем, потому что каждый житель Деламера считает за честь плюнуть на гроб правителя.

Иоланта и без уроков истории знала, что род Элберонов находится в упадке. Принц, несомненно, желал вернуть ему былую славу и показать себя во всей красе. Стать следующим Великим принцем. А Иоланта в его плане – крошечная пешка, равно как и для Лиходея она лишь вещь, из которой нужно выжать все возможное и выбросить за ненадобностью.

Иола чувствовала себя потрепанной и истощенной, как после ужасной болезни. Она почти не верила, что еще утром ее самой большой заботой была свадьба Рози Оукблаф. Казалось, все происходило сто лет назад – в другой жизни.

Взявшись за край стола, Иоланта поднялась.

Впрочем, эта ситуация – еле стоять на ногах, когда мир кружится вокруг тебя – не казалась такой уж незнакомой. Да, это жутко походило на уже многократно пережитое: всякий раз, когда учитель Хейвуд терял место, Иоланта думала, что положение безвыходно и выбраться уже не удастся.

Но теперь так и есть – положение действительно безвыходное. Просто конец всему, как она это понимала.

И что же делать?

Будто в ответ на ее вопрос, живот забурчал. Иола слишком нервничала, когда пила с мальчиками чай, и была погружена в свои мысли в гостинице. Она чуть не засмеялась. «Ты жива, а внизу дожидается ужин – что еще нужно?»

К этому Иоланта привыкла: идти вперед, несмотря ни на что; приспосабливаться даже к самому худшему.

Ничего другого не оставалось.

* * *

Тит постучал в дверь Фэрфакс, но ответа не получил.

– Не хочешь пойти на ужин?

Тишина.

Он спустился один и, к своему удивлению, едва шагнув в столовую, обнаружил там Фэрфакс, которая о чем-то увлеченно беседовала с Уинтервейлом. Точнее, тот проводил анализ сильных и слабых сторон команд соперничающих по крикету домов, а она внимательно слушала.

Должно быть, Уинтервейл сказал что-то забавное, потому что она запрокинула голову и засмеялась. Тит замер: Фэрфакс была ужасно красивой. Он гадал, как его однокашник может стоять так близко и ничего не понимать.

Уинтервейл все говорил и говорил, она же смотрела на него откровенно восторженным взглядом. У Тита зачесались руки дать наглецу в челюсть так, чтобы он влетел в буфет с посудой. Сложно поверить, что он знает Фэрфакс всего несколько часов: за это время она успела перевернуть всю его жизнь.

Тит подошел к ним. Фэрфакс быстро кивнула ему, после чего вновь обратила все внимание на Уинтервейла. К Титу присоединился Кашкари, и они разговорились о сжижении кислорода – об этом немагическом научном исследовании любознательный индиец только что прочел в газете.

Вскоре дверь столовой распахнулась, и, толкаясь и пихаясь, в помещение ворвались мальчишки, тут же усевшись за два длинных стола, предназначенные для учеников разных возрастов. Миссис Долиш расположилась во главе стола старших детей, а миссис Хэнкок – младших.

– Не прочтете ли вы молитву, миссис Хэнкок? – спросила миссис Долиш.

При упоминании имени миссис Хэнкок сидящая на противоположной от Тита стороне стола Фэрфакс напряглась. Он видел, что ей не терпится повернуться и хорошенько рассмотреть означенную особу, но Фэрфакс была достаточно осторожна, поэтому, подражая другим мальчикам, склонила голову.

– Отец наш Небесный, – начала миссис Хэнкок, – помоги нам в своем бесконечном милосердии; начинается новый семестр в этой старинной и прекрасной школе. Направь мальчиков на тропу усердия, и пусть их учеба будет плодотворной. Дай им здоровья и сил – как телесных, так и душевных. И пусть тысяча восемьсот восемьдесят третий год станет наконец годом наших побед в крикете. О, Всесильный Боже, ты же знаешь, что каждое лето мы старались как могли.