Колдунья-беглянка - Бушков Александр Александрович. Страница 61
Наверное, это был мастерский удар, способный в бою с настоящим, живым противником снести голову с плеч. Но сейчас, когда клинок обрушился на плечо Анатолю, послышался лишь звук, похожий на удар топора по толстенному сучковатому полену. С неожиданным проворством Анатоль вскинул руку (невзирая на то, что плечо у него все же было наполовину разрублено), сграбастал саблю прямо за клинок и одним движением вырвал из руки Тучкова. Отбросил в сторону, искривил губы в подобии сардонической усмешки:
– Тут вам, мон шер, не плац-парад…
– Нишкни, барин, – грозно сказал Кудеяр, надвигаясь плечо в плечо с ужасными сотоварищами. – Забейся вон в уголок, и живой останешься. Нам только девка нужна, возьмем и уйдем…
Оба бравых гусара пятились вверх по лестнице, острие сабли в руке Тулупова скребло по каменным ступенькам. Ольга видела уже, что оба поручика парализованы страхом и совершенно не годятся более в качестве бойцов – а впрочем, что они могли бы сделать, оставайся при ясном сознании?
Мертвечиной, тухлецой несло все сильнее, ожившие покойник надвигались. Ольга, вцепившись в перила, стояла как вкопанная, не представляя, что тут еще можно сделать. Их не заставишь заснуть, не обездвижишь (это тоже только на живых действует), не разгонишь, наслав приступ панического ужаса, даже с ног не сшибешь – не поддаются, как она ни пытается, лишь отшатнутся и вновь прут вперед…
Огонь!
Она выбросила руки с растопыренными пальцами, пылающие струйки ударили вниз, в прихожую… и шагающие в первых рядах мертвецы превратились в шевелящиеся сгустки ярого желтого пламени, тут же перекинувшегося на остальных. Вот это против них действовало, да еще как! Прихожая моментально наполнилась скопищем бессмысленно тыкавшихся в разные стороны пылающих фигур, они сталкивались друг с другом, падали, ползали, хаотично перемещались, налетая на стены… Вот пламя взметнулось вверх по кисейным занавескам, вот загорелись другие, огонь охватил обивку мебели, с треском взлетел вверх сотней ручейков по обоям из тисненой бумаги…
Жар ударил в лицо. Прихожая уже вся была объята огнем, в котором продолжали метаться пылающие фигуры, распространявшие омерзительный запах горелого протухшего мяса, от которого чуть не наизнанку выворачивало…
Ольга отступала вверх по лестнице, волоча за собой обоих гусар, более похожих на безвольные тряпичные фигуры, мягкие детские куклы в полный человеческий рост. Дым щипал глаза, тошнотворные запахи залепили ноздри, из почти неразличимого уже скопища догоравших фигур вырвалась одна, рухнула на ступеньки ничком и поползла наверх, дергаясь конвульсивными движениями, все медленнее и медленнее.
И речи не было о том, чтобы спасаться через входную дверь, – они бы там изжарились заживо все трое. Оказавшись на втором этаже – и тамошние помещения уже начинало заволакивать едким дымом, – Ольга взглядом распахнула окно. Откуда-то из глубины комнаты метнулся тихо поскуливавший мохнатый клубок.
– Уноси ноги! – крикнула Ольга Нимми-Ноту.
Не заставив себя просить дважды, тот взлетел на подоконник и одним отчаянным прыжком канул в ночную темноту за окном. Ольга напрягла все силы, не зная, удастся ли, – но другого выхода не было, и она, ухватив под локти гусар, прямо-таки вывалилась из окна.
Она не взлетела, но и не упала камнем, а медленно опустилась на землю. Затравленно огляделась. Вокруг никого не было, ни живых, ни мертвых, ни чудищ, ни призраков, яркие отблески разгоравшегося пожара освещали изрядное пространство вокруг. Не раздумывая, она кинулась в переулок, чуточку подхлестнув спутников и заставив их перебирать ногами самостоятельно. Пустырь, еще переулок, снова пустырь… скоро начнутся линии…
– Ольга Ивановна, – слабым голосом произнес бежавший рядом Тучков. – Что за чертовщина? Я ж не сплю, это все наяву… Верно, Тулупов?
– Да воскреснет бог и расточатся врази его… – еле выговори Тулупов.
– Живее! – прикрикнула Ольга. – He останавливайтесь!
Они бежали так, словно по пятам гналась сама Смерть, а может, именно так и было… Показалось, что где-то поблизости воздух рассекают сильные крылья, рядом слышится нечто вроде змеиного шипенья и карканья.
Ольга не поверила своим глазам: впереди, на углу, виднелся самый настоящий извозчик, дремавший на облучке, – должно быть, привез сюда за хорошую плату припозднившегося седока и по упрямому оптимизму остался дожидаться фортуны, чтобы не возвращаться в город порожним…
Она прямо-таки затолкнула в старенький экипаж обоих поручиков, тычком в бок разбудила дремавшего «ваньку» и, сунув ему в руку пару золотых, распорядилась:
– Гони на Невский, а там тебе господа скажут поточнее! Ну, пошел!
Оторопело на нее уставясь, извозчик встряхнул ладонью – денежки звякнули реально, убедительно, неподдельно. Проснувшись окончательно, мужичок сунул золотые за пазуху, сделал зверское лицо и, размахнувшись кнутом, заорал:
– Пошла-пошла-пошла, анчутка! Грабют!
Звонкий удар по крупу – и лошаденка рванулась вперед, как призовой рысак. Тучков, малость опамятовавшийся, крикнул что-то, глядя назад, на Ольгу, но она уже не слушала. Оттолкнулась от земли и взмыла в воздух, ветер туго ударил в лицо, моментально отодвинулись, пропали показавшиеся было над крышами черные разлапистые силуэты, более всего схожие с летучими мышами…
Дальнейшее спуталось в голове, как клубок ниток, с которым взялся баловать шаловливый котенок. Черные тени метнулись ей наперерез с верхушки самой обыкновенной крыши, и Ольга прорвалась сквозь их скопише, разбросав нападавших неведомо как. В горячке бегства она едва не врезалась в стену дома, еле успела подняться выше – навстречу с пронзительным писком кинулась стая чего-то вовсе уж крохотного, наподобие пчелиного роя, сквозь него удалось пробиться, но осталась боль, будто от множества укусов… Видимые порывы какого-то черного ветра, пытались ее закружить и уволочь… Темная вода Невы взметнулась навстречу наподобие рыбацкой сети – Ольга ее прорвала всей силой, всей тяжестью тела, помчалась дальше, мокрая, в ореоле гнилого болотного запаха…
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем кончилась эта фантасмагория и Ольга обнаружила себя стоявшей на набережной, у прочного каменного парапета. На той стороне реки блеснул золотом шпиль Петропавловской крепости, наступил рассвет, крыши в первых солнечных лучах выглядели новехонькими и чистыми, на воде лежали узенькие золотистые дорожки, утро было свежим и ясным, и над головой была только чистая небесная лазурь, незамутненная облаками. Показались даже первые редкие прохожие.
Ольга поняла, что и на этот раз уцелела: пусть даже совершенно непонятно пока, куда идти и с чего начать…
– Ба! – послышалось сзади. – Вот так сюрприз! Что ж это ты, братец, неведомо куда запропастился?
Она резко обернулась. В двух шагах от нее стоял, прочно утвердив на земле ноги в безупречных сапогах, государь император Николай Павлович, в Преображенском мундире со звездой, и на его холодном, величавом лице играла лукавая усмешка. Вокруг никого не было – его величество, как было известно всему Петербургу, совершал здесь утренние прогулки в одиночестве, без назойливых провожатых.
– Нехорошо, корнет, – сказал император, покачивая головой. – Совершил бравый поступок – и в кусты, даже «спасибо» не дождался. А еще гусар… – Его глаза налились холодком. – Кстати, что за вид? Изволили бурно развлекаться? Не рано ли, юноша?
Ольга оглядела себя – мундир насквозь промок, местами грязный, покрытый черной копотью, хорошо еще, кивер с головы не свалился и девичьи волосы надежно укрыты. Но вид и впрямь предосудительнейший – словно она исползала на брюхе все окрестные канавы…
Император смотрел с неудовольствием.
– Простите, ваше величество, – сказала Ольга. – Я… Случилось несчастье, ночью сгорел дом, где я квартировал, вот и пришлось… Теперь ни крыши над головой, ничего… Пожар был изрядный, как жив остался, сам не пойму…
Ледяной взгляд императора заметно смягчился:
– Ну, это другое дело, братец, а то я уж подумал худое, зная нравы современной молодежи… Действительно, погорелец… – и в глазах у него вдруг вновь мелькнула лукавая усмешка. – А знаешь что? Коли уж речь идет о крыше над головой, этому горю помочь нетрудно. У меня в этом городе есть какой-никакой домишко. Не Версаль, прямо скажем, однако ж найдется квартирка для юноши, которому я весьма обязан… Прошу!