Мой ангел Крысолов - Родионова Ольга Радиевна. Страница 10

— Между прочим, умрут не все, — Птичий Пастух потянулся. — Левиты улетят. Аквы уплывут. Подорожник умчится. А остальные немного пошвыряются молниями и иссякнут.

— Птиц, ты чего? — озабоченно спросила Нета.

— Да так, — он лег на живот и накрыл голову подушкой.

— Ребята… — Нета обвела глазами спальню. Еле видный в темноте Лей ссутулился в углу, там, где раньше спал Тритон. Подорожник вздыхал, обнимая прижавшуюся к нему Раду. Кудряш так и лежал, отвернувшись к стенке, и большие печальные глаза Жюли поблескивали в полумраке от непролившихся слез. Петрушка тихо сопел на пустующей койке Умника. Вдали все так же грохотало, ветер все так же выл и бесновался, стараясь вырваться из плена внутреннего замкового двора.

Алиса молча встала, прошла в угол и села рядом с Леем. Тот даже не поднял головы, сидел, обхватив себя руками за плечи, как будто замерз навсегда.

— Что же будет дальше, Нета? — спросила Алиса грустно. — Смотри, даже Птиц захандрил.

— Кстати, о Райских Садах, — нарочито оживленно сказала Нета. — Вообразите, что они существуют!..

— Глупости, — Рада спустила с койки босые ноги и встала. — Пойду-ка я схожу к Учителю. Что-то долго они там с Лекарем совещаются и не идут. Вдруг они уже придумали, что нам делать дальше?..

— Учитель же не велел выходить из спальни, — возразила Люция. — Если бы они что-то придумали, он бы уже пришел.

— Да ну тебя, Лю. — Рада скрутила свои длинные кудри узлом и перевязала на затылке алой лентой. — Ты так влюблена в Учителя, что дохнуть лишний раз боишься! Что он мне сделает? Не убьет же?..

— Может, и не убьет, — послышался от двери нарочито спокойный голос Корабельника. — Ну, разве что, по заднице надает за непослушание. Если раньше горожане не подстрелят.

Все завозились, приподымаясь с мест, даже Кудряш обернулся и сел. Рада поспешно попятилась обратно под крыло Подорожника. Честно сказать, она совершенно не боялась Корабельника — он к ней благоволил, — но ей нравилось изображать кротость и послушание, и она почти бессознательно играла в эту игру «строгий родитель — покорная дочь».

— Что, Учитель? — нервно спросила Алиса. — Что там?..

Нета вгляделась в бледное лицо Корабельника. Он храбрился, но получалось у него плохо — под глазами круги, сросшиеся на переносице брови, кажется, трагически надломились посередине, губы плотно сжаты и выглядят совсем бескровными. Его длинный черный сюртук и кожаные штаны сделались как будто велики для похудевшего тела, даже белый кружевной воротник и манжеты стали казаться более ветхими, чем были на самом деле.

Он не ответил Алисе, устало опустился на табурет у дверей и молчал, свесив с колен небольшие изящные кисти рук с выступившими венами. Ливень хлестал по крыше, и Нета некстати вспомнила, каким уютным казался этот звук раньше, когда еще никто не чуял приближения Крысолова, и горожане ненавидели их издали, боясь даже близко подходить к океану и угрюмым скалам на его берегу. Ее сердце как будто сжала безжалостная каменная ладонь. Что же будет с ними? Что будет с Умником, который так и не пришел в себя? Что будет с Тритоном — ведь нельзя все время держать его сонным, он просто умрет от истощения во сне… Что будет с остальными, если даже Птичий Пастух, веселый и нежный девчачий угодник, прячет голову под крыло, как большая печальная птица?..

Нета была старше их всех, она и в семье была старшей, — даже старше матери, как шутил отец, — и относилась ко всем отродьям в стае, кроме Корабельника, как к младшим братьям и сестрам. Но и на Учителя порой она смотрела, как на бедное потерянное дитя. Да, собственно, кто они были, все они до одного? Бедные потерянные дети.

Бедные потерянные дети.

Корабельник поднял голову.

— Километрах в двадцати отсюда, — сказал он, ни на кого не глядя, — есть мыс и небольшая бухточка. Там стоит шхуна, оставленная когда-то пиратами. Мы назовем ее «Тим Талер».

Отродья переглянулись.

— А что такое «тимталер»? — с любопытством спросила Рада.

Корабельник смущенно дернул плечом. Улыбка впервые за последние сутки возникла на его осунувшемся лице.

— Я не знаю, — признался он честно. — Но звучит красиво.

— А мы сумеем с ней сладить, с этой твоей шхуной? — нетерпеливо поинтересовалась Рада. Ее голубые глаза уже блестели от предвкушения увлекательного путешествия по океану.

— Постараемся, — лаконично ответил Корабельник. — Всё, спать. Завтра… уже сегодня на рассвете, когда ураган немного утихнет, и можно будет поставить завесу, мы дождемся ухода горожан и выступаем. Поэтому нужно как следует отдохнуть. И не заставляйте меня просить Нету спеть вам колыбельную.

— А… это… — раздался робкий голос Петрушки, про которого все забыли. — Мне-то как? Мне-то в город теперь, видать, нельзя…

— Хочешь пойти с нами? — с сомнением спросил Корабельник.

Дурачок потупился.

— Я бы с вами… если, стало быть, возьмете…

— Возьмем, не оставлять же тебя, — ласково сказала Нета. — Правда же возьмем, Учитель?

Корабельник молчал, и Нета насторожилась.

— Учитель?.. Мы же не можем его оставить тут?

Десять пар глаз напряженно уставились на Корабельника. Все понимали, что оставить дурачка — значит, обречь его на верную смерть. Непонятные колебания Учителя озадачили отродий. А тот, наконец, стряхнул с себя задумчивость и сказал:

— Конечно. Конечно, Петрушка. Ты пойдешь с нами…

Потом повернулся и, не говоря больше ни слова, вышел из спальни. Его легкие шаги прошелестели по коридору и затихли вдали.

7

Наутро шторм почти утих. Лишь погромыхивало в отдаленнии, да моросил мелкий нудный дождь. Корабельник позвал Лекаря и Жюли, и они втроем принялись натягивать завесу. Горожане за стеной жгли костры и переговаривались ожесточенными злыми голосами: все продрогли, вымокли до костей, но чего-то ждали. Может, лесников?.. А завеса, как назло, не хотела натягиваться. Прежде четвертым с ними был Умник, но Умник по-прежнему лежал на койке в лазарете, почти не двигаясь, и смотрел потухшими черными глазами в потолок.

Нета вышла во двор. Лекарь, Жюли и Корабельник тихо совещались под прикрытием стены. Учитель выглядел еще хуже, чем вчера — видно, совсем не спал. Да и остальные двигались, как мухи после долгой зимы. Нета знала, в чем дело: на рассвете Зов усилился. Он был еще невнятным, и не все слышали его, но чуяли все.

— Давайте, помогу, — предложила Нета, и в этот момент за стеной послышались крики:

— Отродье!.. Глянь!..

— Где?

— Да вон, вон он, разуй глаза-то! На стене!

— Дай-ка я его…

С визгом взлетели арбалетные стрелы. Нета подняла голову и увидела Тритона. Он стоял на стене во весь рост и улыбался, задрав лицо к небу. Две стрелы, одна за другой, пролетели совсем рядом, но он, казалось, даже не заметил этого. В окне башни мелькнул Птичий Пастух, высунулся почти по пояс:

— Взлетай, Тошка!.. Взлетай!..

Нета кинулась по лестнице наверх, но сильная рука Корабельника схватила ее за плечо:

— Рехнулась?! Стой! Я сам…

Он взмыл над стеной, как ворон. По невидимому стану горожан прокатился яростный то ли вздох, то ли вопль.

Птичий Пастух заливисто свистел, его белая рубаха металась в окне, представляя собой отличную мишень. С неба темной массой ринулась стая птиц. Они кружили вокруг Тритона, принимая на себя стрелы, падали вниз, пронзенные, но число птиц, казалось, не убавлялось. Корабельник хотел схватить Тритона, но тот отшатнулся. Между ними просвистело сразу несколько стрел, и Учитель снова взвился выше.

— Эй! — орали внизу. — Правее цель!.. Сними его, Корявый!.. Эх, мазила!.. Ну-ка, я… Этого, черного бей!.. Эх, высоко, не достать…

Нета и Жюли беспомощно следили за происходящим.

— Что же это такое? — всхлипнула Жюли. — Почему он там стоит?..

— Он спит, — с болью выдохнула Нета. — Он не понимает…

— Взлетай, Тошка!.. — отчаянно крикнул Птичий Пастух, и тут его достала стрела.