Связующие нити (СИ) - Татьмянина Ксения. Страница 40

Поднимаясь по лестнице Здания, я приглядывалась ко всем хорошо освещенным участкам подъезда. Было страшно идти на работу сегодня, было страшно сидеть и ждать возвращения Нила. Но и из дома я ушла намного раньше, потому что сидеть в четырёх стенах тоже стало невозможным. Я не могла заставить себя бездействовать, но и не знала, что делать, — куда бежать? Кого звать на помощь? Как убить эти предстоящие часы ожидания? Агентство, естественно, было ещё закрытым. До половины двенадцатого, как и все прочие двери Здания, дверь нашей конторы была под замком. Без всяких ключей, — она сама блокировалась с полседьмого утра и до ночи. Сидеть на лестнице мне расхотелось.

— Хорошо, прогуляюсь немножко по Вишнёвому переулку.

Спустившись уже пару этажей вниз, я услышала скрип и остановилась. Одна из дверей на лестничной площадке приоткрылась, и в довольно широкую щель я увидела часть коридора. Третий раз я с этим сталкивалась… и, может быть, именно в этот раз мне стоило перебороть свой страх, и воспользоваться приглашением… чего мне было терять?

А если Здание хочет открыть мне тайну? Или передать новое послание или посылку? Или даже помочь мне?

— Ты хочешь мне помочь? — Я спросила шёпотом у двери, леденея от страха, и та тут же открылась ещё шире. — Вельтон заставлял нас заучивать правила… нельзя выносить из тебя вещи, нельзя ничего убирать и наводить на площадках порядок… двери никогда не открываются и нельзя пробовать их взломать… нельзя бывать в заброшенных квартирах… нельзя…

Дверь открылась передо мной совсем. За коридором я увидела вторую приоткрытую в комнату дверь, а за ней был такой же тусклый — тусклый свет, как и здесь. Сделав три очень трудных для себя шага, я остановилась около порога и очень медленно занесла ногу. Чувства у меня были такие, словно сейчас мне нужно было ступить на неведомую планету, которая находится за сотни тысяч световых лет от родной Земли. Или ступить за черту заколдованного круга, мир за которым сведёт тебя с ума и никогда не отпустит обратно. Только шагнёшь, как дверь захлопнется. Навечно!

Хорошо подгадало Здание, — только в таком душевном состоянии я бы смогла решиться на такое. Но никогда прежде. Только сейчас мне остро хотелось сдвинуть всё с мёртвой точки, вырваться из подвешенного состояния жизни, из горечи и апатии, из незнания что же делать. Как каменному льву — или уж умереть, или ожить. Я не хотела остаться, как он, не там и не там, а где‑то посередине — со всеми неясностями, слезами, вопросами, примирениями и бунтарствами, в непонимании того, что же меня так мучает?

Я переступила порог. Встала в коридоре боком, по очереди смотря то на входную дверь, то на комнатную. Никакая из них не захлопнулась. Я набралась ещё храбрости и пошла дальше.

Внутри была очень просторная комната, по всей площади напоминавшая нашу комнату агентства, только дверей в каморки не было. Четыре незаколоченных окна, три по большой стене и одно с торца. Никаких штор, никаких светильников или люстры, — толстый слой пыли, какая‑то разбросанная ветошь на полу и знакомое кресло у одного из окон. Освещено всё было скудно, но сносно, — мне удалось разглядеть на стенах зелёный рисунок старых обоев, паркет был выложен с простым центрированным рисунком. Я очень медленно обошла всё по периметру, но ничего не случилось. Столько было страха, а это на вид была всего лишь пустая комната.

— А я думала, что ты мне поможешь, — я провела рукой по стене, — спасибо, что не съело меня, Здание. Ты доброе, ты никогда никого не обидишь. Но если ты не можешь мне помочь, что кто ещё может это сделать?

На стене напротив, размашисто написанная малярной кистью с блестящей свежей краской, возникла фраза, которую я видела в Здании последний раз — "Только ты сама".

Покосившись на двери, не закрываются ли они, немножко успокоено увидела, что проход всё так же свободен. Кинуться и убежать не могла, предчувствие мне подсказывало, что не следует делать резких движений, когда общаешься с волшебником…

Я медленно отошла в сторону и села в кресло. Сильно страшно мне уже не было. Терпимо. Не даром я столько ночей провела в этих стенах, чтобы привыкнуть к странностям его волшебства быстро, как терпимой становится для рук горячая вода, которой моешь посуду.

— Выходит, что ты ничего не можешь?

Осмотрев стены, никакой надписи больше не увидела. Только в нос ударил запах сырости и тепла.

— Ничего, всё равно промокнешь, когда приедем! — Моя давняя подруга сидела рядом со мной слева, прямо на подлокотнике.

— Нет, ну каково? Такой жест, такой кавалер, — голос, раздавшийся сзади, принадлежал другой девушке из нашей компании, которая ещё встречалась с нами после окончания университета.

Я ничего не понимала — как они здесь оказались, что вообще происходит? Недоумённо вертелась в кресле, пока не увидела третью подругу, и все почему‑то были промокшие, весёлые, и какие‑то… знакомые по прошлой ситуации, а не нынешние.

Окно в стене внезапно расширилось и придвинулось, я услышала мерный гул двигателя и ощутила, что я сижу, одетая в платье, вовсе не в кресле, а на сиденье автобуса. Платье лёгкое совсем, в мелкую рисочку, а на ногах плетёные босоножки. Те самые. И сумка. Всё то самое…

Комнаты больше не существовало, — всё вокруг было прошлым, и не фантомным, а самым настоящим, — со всеми запахами, звуками и ощущениями. Это был не сон, и это было даже не напоминание, это был тот самый день и тот самый миг!

— Остановитесь!

С ужасом я увидела, как автобус уже проехал остановку. И не ту, первую, которую я тоже проехала и выскочила, а следующую. Слишком долго ко мне приходило понимание всего происходящего, и я не сразу опомнилась. А автобус увозил меня от Тристана, и на этот раз навсегда. Кинувшись к дверям через людей, я заорала во весь голос, не контролируя своих чувств:

— Остановитесь, остановитесь же! Выпустите меня! Немедленно! Помогите! Нет! Выпустите!!!

Весь салон наполнился тревожным гулом пассажиров. Автобус остановился, но дверь открылась не сразу. Я выскочила в дождь. И изо всех сил побежала. Как тогда. Только теперь я уехала намного дальше, и бежала ещё более отчаянно, потому что понимала, что я теряю с каждой секундой…

Кого я теряю!

Пусть это было ошибкой для Триса и для меня, пусть могло так случиться, что из‑за этой встречи нет у него другой жизни, быть может, более полной и счастливой, но я не могла отказаться. Я готова была отдать Тристана кому угодно, любой другой женщине, я готова была отпустить его на все четыре стороны, но я не могла позволить этой жизни отнять у меня пять самых чудесных лет!

Пять лет знакомства с ним. Пять лет общения с ним. Сам факт того, что мы узнали друг друга, сам факт моего счастья — я его знаю! Он есть! Я так люблю его, и каждая минута из этих пяти лет для меня дорога и невосполнима ничем!

Нет! Нет! Никогда и ни за что я не позволю ничему измениться! Никогда!

Я выдохлась. Добежав до остановки за поворотом, куда должен был ещё тогда добежать сам Трис, который тоже пытался всё исправить. Он должен был двигаться по переулку через квартал, а я тогда — по периметру. Но его не было здесь…

Я теряла время. Я остановилась, не зная, ждать мне его или бежать дальше? Или он успел появиться здесь, и не остановив автобуса — ушёл подбирать свой брошенный зонт, или он ещё не успел сюда добраться? Я не знала, и кинулась в переулок, надеясь только на то, что не потеряю его, заблудившись…

Сердце выскакивало из груди, вся одежда прилипла к телу, а дождь неумолимо лупил своими струями, словно возмещая за всю предыдущую жару.

Как всё реально… будто и не проживали мы с ним общей жизни.

Дождь заливал лицо, Тристана я нигде не видела, и воспоминания… они как будто стирались. Моя реальная жизнь, Здание, наша квартира, наше маленькое кафе. Всё это вытесняли воспоминания иного рода — близкие к этому июльскому дню. Я вдруг внезапно вспомнила, какой пастой чистила сегодня зубы, и что мама просила беречь себя и ни за что далеко не заплывать с девчонками, когда мы будем купаться на речке. И готовила она сегодня традиционную творожную запеканку…