Золотая планета. Тетралогия (СИ) - Кусков Сергей. Страница 206

* * *

– Всё в порядке? – были первые слова, которые я услышал, когда пришел в себя.

Приподнялся. Сел. Осмотрелся. Я лежал в углу спортивного зала, на мате. Рядом с каменным лицом сидел тренер, держа в руках аптечку и смоченную аммиаком ватку, которой и привел меня в чувство. Вокруг, разбитые на пары, занимались пацаны нашей группы, не обращая на нас никакого внимания. Невдалеке, бросая настороженные испуганные взгляды, присели мои теперь уже бывшие противники, все четверо. Они явно не знали, как реагировать, но то, что переживали за меня, на лицах читалось четко.

Я слишком резко шевельнулся и застонал – все тело болело, как обычно бывает после приступа. Хотя, это же и был приступ? Mierda!

– Ты как, в адеквате? – хмуро спросил тренер. – Двигаться можешь?

Я пошевелил руками и ногами, кивнул.

– Вроде да.

– Тогда поднимайся и пошли. А вы на занятие, шагом марш!

Пацаны нехотя, оглядываясь на меня, встали и ушли, на ходу разбившись, кто с кем стоит. Я встал, превозмогая послесудорожную боль в мышцах, и стараясь унять дрожь, зачапал за тренером, твердо шагающим в сторону раздевалки не глядя на меня. Вопросы «что сейчас будет» и «чем всё это кончится», по идее долженствующие вертеться в голове, не беспокоили – я был не в том состоянии, чтобы переживать из-за чего бы то ни было.

Когда я вошел, он выглянул в зал, а затем плотно прикрыл за мной дверь, после чего протянул какую-то капсулу оранжево-белого цвета.

– На. Пей.

Упаковка была рассчитана на две капсулы, но одной не хватало. Сложное зубодробительное название я видел первый раз в жизни, оно ничего мне не сказало.

– Не бойся, принимай. Отпустит… – усмехнулся он, глядя на мои сомнения.

Я вспомнил лекарство, которое мне вкололи после приступа в корпусе, и, не задавая лишних вопросов, пошел к раковине. Вода в системе водоснабжения регенерационная и вообще-то нуждается в дополнительной обработке, но от пары глотков не умру.

– Садись, – указал он на лавочку, когда я, заодно умывшись, вернулся. – Я говорил, чтобы ты не лез туда, куда не следует? – нахмурил он брови, стараясь держать непробиваемое лицо. – Говорил. Но ты не послушал. Теперь ты одеваешься, обуваешься и дуешь отсюда, и никогда в этой школе не появляешься. Вопросы есть?

Меня все-таки пробрало;

– Но сеньор!..

– Никаких но! – тренер резко повысил голос. – Достаточно того, что ты уже учудил. Я скажу бухгалтерии, деньги за это занятие тебе перечислят обратно. Ты не приходил сюда сегодня, тебя никто не видел и все такое. Соображаешь?

Я обалдело кивнул и почувствовал, что отпускает. То ли капсула так быстро подействовала, то ли у тела большой порог самовосстанавливаемости.

– Вам не нужны проблемы, да?

Усмешка.

– Да. И в следующий раз слушай старших, Шимановский.

Он намерился идти обратно в зал, но я окликнул:

– Вы не спрашиваете, что это была за техника. Вы знаете ее. И знаете, что я мод. Не правда ли? Из-за этого и вышвыриваете меня – мод с опасной неклассической техникой, способный покалечить ваших учеников…

Он остановился, скривился. Наконец, проняло и его – а то я уж подумал, что ему только в покер играть.

– Шимановский, я знаю, что это за техника и кто ею владеет. Именно в том исполнении, которое ты так тщательно, но неумело пытался скопировать. И, кстати, она действительно тебе не подходит, у тебя совсем другие физические ограничения, не воспринимай мои слова, как аргумент обиженного тренера.

Но откуда она у тебя – не спрашиваю, мне это не интересно. Моя задача – обучать мальчишек, которые слушают старших и не совершают безумных поступков.

– Почему же безумных? – усмехнулся я. – Мне дали то, что не могли дать нигде. И если бы не приступ…

– Потому, что ты дурак, Шимановский! – вновь повысил он голос. – Они никогда не делают ничего просто так и никогда никого не отпускают! И им плевать на людей, которых используют: уж если на своих бойцов плевать, то на гражданских…

Из груди его вырвался разочарованный вздох.

– Но ты сам ввязался в это и теперь это только твои проблемы. Я умываю руки.

– А откуда вы знали, что я мод? – не отставал я. Несколько деталек мозаики моей прошлой жизни вдруг встали на места и я просто обязан был задать некоторые вопросы в лицо. – Вы ведь знали! Вы с самого начала опекали меня, показывали много индивидуального, что недоступно другим и… И, наверное, всегда будет недоступно!

А еще учили самоконтролю. Много самоконтроля, очень много! Хотя я в это время просил помочь с ударами.

А потом на соревнование выдвинули, хотя я пришел всего-то… Парни по десять лет тут занимались, с самого детства, и ничего, а я через год на планетарное первенство попал! Не странно?

Тренер молча сел рядом, глубоко задумавшись. Лицо его выдавало внутреннюю борьбу плана «сказать или так вышвырнуть». Скажет, это прямолинейный черт, правильный. Блин, и как я раньше всего этого не замечал? Ходил рядом, касался каждый день, а воспринимал, как… Идиот!

Да он с самого начала готовил меня как подающего надежды мода, а не ради помощи с Толстым! А помощью, когда та потребовалась, прикрывался, как удобным поводом заняться со мной более глубоко. Вот уж идиот так идиот!

– Шимановский, – начал тренер, но на сей раз каким-то похоронным голосом, – слушай внимательно. ОЧЕНЬ внимательно. Я много где служил, много чего повидал и знаю много умного.

Я кивнул. Преамбула обнадеживающая.

– В нашем мире есть люди, которым доступно то, что недоступно другим в силу природных ограничений. Ты меня понял, каких. – Он поднял тяжелый взгляд и я поежился. – Таких людей немало, не думай, что их единицы; я лично знавал около десятка. Эти люди могут контролировать свои способности, могут не контролировать; могут совершать с их помощью хорошие поступки, могут не очень хорошие. А могут вообще не совершать никаких, и это оптимальный для них вариант.

А еще есть государство. Это такая машина, которая считает, что имеет право единолично владеть любым оружием на планете и перемалывает в пыль тех, кто думает иначе.

Любым

оружием, Шимановский, это значит

любым

.

– В том числе людьми с уникальными способностями? – хмыкнул я. Ответа не требовалось.

– Если эти люди согласны быть полезными стране, если та уверена, что они не предадут – они живут и работают, как части системы. Или просто живут. Если же не согласны, не могут контролировать себя, или если государство считает, что они ненадежны – такие люди тихо и без проблем исчезают. И никогда не находятся. Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать?

– Да. – Меня вновь передернуло – слишком прямолинейно.

– Я знавал многих ребят с разными талантами, с некоторыми служил. И кое-кто из них вот так вот исчез, просто и незамысловато. Ушел из дома и не пришел: ни тела, ни улик, ни свидетелей.

К чему я это говорю? К тому, что последний из них потерялся после того, как убил в баре нескольких человек, когда ему в голову стукнуло от выпитой бормотухи.

– Приступ?

Тренер кивнул.

– Это не осталось незамеченным и ответственные за того человека винтики в машине посчитали, что он ненадежен и опасен. Его выпустили из тюрьмы под подписку – куда сбежишь из военного городка без пропуска – и через день это произошло. Дело висело открытым много лет, но по обвинению его никто не искал. Обвинению в убийстве, Шимановский! Не странно?