Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович. Страница 178

Каких-либо вещей у Александра нет, мы их уничтожили еще до момента выхода. Его личные документы также уничтожены — сожжены вместе с другими документами сотрудников и командиров в момент создавшейся для нас тяжелой обстановки после гибели Александра. Но подоспевшая к нам группа бойцов положение исправила, и я вместе с уцелевшей группой работников через два — два с половиной часа вышел к передовым частям 59-й армии. После выхода двадцать дней находился в Москве, где приводил себя в порядок. Вот, товарищ Шашков, коротенько и все, что произошло с нами. Жене Александра я ничего не писал и не буду. Я ожидал Вашего письма и решил все сообщить через Вас. Высылаю письма, которые поступили на имя Александра. Один из моих сотрудников рассказал, что Александр выслал Вам групповой снимок руководящих работников наших отделов в армии, на котором, безусловно, нахожусь и я. Такой же снимок у меня пропал вместе с другими документами, уничтожен. Прошу, если представится возможность, переснять и выслать хотя бы один экземпляр на память. У Вас имеется желание встретиться со мной, я полагаю, это может осуществиться и обязательно должно быть скоро. Надо побить и прогнать всю гадину фашизма и прийти к Вам. Скоро мы это осуществим в действительности и будем у Вас. В первых числах сентября Вы сможете меня увидеть, полагаю быть в Вашем городе, но это не точно. Коротенько все, что мог Вам написать.

С приветом к Вам Ф. Т. Горбов.

25 августа 1942 года».

В последних строках письма чекист Федор Горбов не случайно намекает на возможность скорого свидания с братом бывшего начальника, находящимся в осажденном Ленинграде. В самом разгаре была следующая операция возрожденной 2-й ударной — Сенявинская. На этот раз, столкнувшись с армией Манштейна и разгромив ее, 2-я ударная, а ею снова командовал генерал-лейтенант Клыков, все же не сумела деблокировать город. Но уже в январе 1943 года, при осуществлении операции «Искра», армия соединилась с войсками Ленинградского фронта. Так или иначе, но все мероприятия по освобождению колыбели революции были осуществлены этой многострадальной армией.

Кузнецову показалось, что он бредит, и Виктор поднял к лицу непослушную левую руку, правая намертво сжимала пистолет, с усилием протер глаза. Фантастическое нагромождение металлических балок, причудливо изогнутых над головой, не исчезало.

«Что это? — надсадно подумал Виктор. — Куда мы попали?»

— Ты видишь? — спросил он Сашу Летюшкина, молоденького наборщика, неотступно следовавшего за ответсекретарем редакции с того момента, как бросились они со всеми в Долину Смерти.

— Вижу, — прошептал Саша. — Это узкоколейка. Бывшая…

«А ведь верно», — усмехнулся Кузнецов. У парня больше здравого смысла, подумал он, нежели у него, бывалого бойца, увидевшего в перекрученных взрывами рельсах бог знает что.

Теперь у них есть ориентир. Надо не выпускать узкоколейку из вида. Она приведет их к свободе.

— Отойдем правее, Саша, — предложил спутнику Кузнецов. — По самой дороге идти нельзя, немцы ее пристреляли. Но и отделяться не стоит, там передний край их обороны.

Зардевшийся диск луны, висящей справа от Долины Смерти, стал еще больше, он будто наливался кровью, обильно пролитой в адском коридоре прорыва. Не верилось, что еще два-три часа тому назад тысячи людей устремились сюда, чтобы прорваться к своим. Где они, эти тысячи? Кто из них думал о такой участи еще днем, готовясь к последней атаке?..

Журналисты «Отваги» и те, кто набирал и печатал газету, не были исключением из правила, верили: их не оставят в беде, помогут выйти из вражеского кольца. Ждали бензовозов для редакционных машин, надеялись вывезти типографию, об этом беспокоились больше, чем о себе. Пока выходит газета, они тоже не даром едят хлеб. Впрочем, о вкусе его люди давным-давно позабыли.

«Отвага» вышла даже 23 июня, накануне прорыва. Ночью особо зверствовали молодчики из люфтваффе, нещадно бомбили редакцию, оказавшуюся в боевых порядках дивизии Буланова, и потому сводку Совинформбюро об итогах первого года войны не удалось принять целиком. Перед читателями извинились: мол, по независящим от редакции обстоятельствам. Вышла газета армрм, жить которой осталось одни сутки… Заготовил Кузнецов и материалы на очередной номер, макет его набросал. Среди его материалов и очерк Спехова о сестре милосердия Нине Карабановой. Собирался заслать в печатную машину, только утром пришел приказ: бензина не будет, всю технику уничтожить.

Вздохнул Кузнецов, собрал оттиски гранок и оригиналы в полевую сумку, а сам стал помогать швырять в болото детали печатных машин, шрифты из наборных касс. Потом подрывали безотказные полуторки, на которых почти шесть месяцев кочевала редакция по зимним, а потом и по весенне-летним фронтовым дорогам.

Так прекратила существование газета «Отвага». Остались только люди, три десятка журналистов и типографских рабочих. Маленький отряд гражданских по сути людей, одетых в военную форму.

И пришла ночь на 25 июня… В Долине Смерти сотворялось массовое убийство. Узкий проход вдоль узкоколейки и настила был окаймлен огневыми точками врага, из них кинжальными очередями били пулеметы, сметая тех, кто пробирался к Мясному Бору.

Едва редакционный отряд вошел в коридор, его тут же разбросало в стороны, и отныне каждый из газетчиков умирал в одиночку.

…Когда-то Перльмуттер любил раскрывать Ветхий Завет на случайной странице, вчитываясь в его текст, неторопливо обдумывать его.

Сейчас, когда он лежал, раненный, в заполнявшейся водой снарядной воронке, уткнувшись в разрытую землю и задыхаясь от острого чесночного запаха немецкой взрывчатки, Перльмуттер мысленно увидел страницу из Первой Книги Царств и прочитал угрожающие слова Яхве: «…Если отвратитесь вы и ваши сыновья от меня, и не будете блюсти мои заповеди, мои законы, которые я дал вам, и пойдете, будете служить другим богам и поклоняться им, то я истреблю Израиль с лица земли, которую я дал вам, и этот дом, который я освятил моему имени, я отброшу от моего лица, и будет Израиль притчей и насмешищем у всех народов».

Лазарь Перльмуттер, военный корреспондент газеты «Отвага», известный в мирное время специалист по творчеству Лермонтова, нашел в себе силы иронически усмехнуться. «Гитлер не верит в бога Яхве, но убивает потомков детей Израилевых», — подумал он. Взрыв мины, упавшей на кромку воронки, отбросил Перльмуттера на самое дно, и Лазарь умер.

…Женя Желтова выбилась из сил, упала на землю и обреченно зарыдала. Валентина Старченко потрясла ее за плечо.

— Надо идти, Женя, надо идти, — монотонно повторяла она, но девушка не поднималась.

Рядом с ними возникла мужская фигура, на рукаве гимнастерки Старченко заметила звезду, подняла глаза. Это был незнакомый комиссар.

— Ваша подруга ранена в ногу, — сказал он. — Давайте перевяжем ее. У меня остался пакет с бинтом…

«Запасливый какой, — удивилась Валентина. — Индивидуальный пакет сохранил…»

Зафурыкали над головами мины, комиссар и Старченко упали, накрыв собою Желтову. Завизжали осколки.

Валя поднялась, а комиссар не шевелился, так и лежал, придавив крупным телом Женю. Старченко с трудом отвалила его и увидела, что висок комиссара пробит осколком. Пакет с бинтом он держал в левой руке.

…Румянцев шел вместе с капитаном Смирновым из зенитного дивизиона. Их группа взяла правее, и это было до известной степени верное решение: справа от узкоколейки пройти было легче. Но капитан потерял ориентировку и слишком отклонился к южному фасу немецкой обороны, напоролся на огневые точки противника. Смирнов скомандовал: «Ложись! Огонь!» Гитлеровцы застрочили в ответ из автоматов. «Забирайте влево! Влево!» — надрывался капитан. Он оглянулся и увидел редактора газеты, который, смешно прицеливаясь через очки, стрелял из пистолета.

Отбиваясь, они в поредевшем составе выбрались к дороге.

— А где батальонный комиссар? — спросил Смирнов у старшины Щекина, не отстававшего от него ни на шаг.