Начало пути (СИ) - Соколова Стэлла. Страница 39

   Из поколения в поколение, юноши рода травили себя разнообразными ядами. В маленьких, не наносящих значительного ущерба организму, дозах. Благодаря этому, каждое новое поколение детей вырабатывало устойчивость к какому-либо виду отравы, но... Мастера по ядам придумывали все новые и новые их разновидности. Как и следовало ожидать, из-за постоянной интоксикации, род слабел из года в год - дети рождались хилыми уродцами, не имеющими сил дожить хотя бы до первого "застывания". Зачем именно де Ризы травят себя сказать трудно - за века желание достичь совершенства, превратилось в навязчивую идею. Леон иногда думал, что причиной тому осознание собственной ненужности - когда-то один из де Ризов состоял в Совете Двенадцати, то есть, был старейшиной одного из кланов Ааш'э'Сэй. На самом деле, уже в те времена род применял на себе яды по какой-то причине, которая забылась с течением времени. В общем, даже предки Леона отличались завидным сумасбродством.

   В конце концов пришло время, когда женщины рода могли родить лишь мертвых младенцев, а это означало, что скоро ветвь прервется. К тому же, в жен де Ризы брали девушек из своего клана, а это чревато полным вырождением. Тогда-то дед Леона и приказал своему сыну взять себе женщину из людей. В отличии от Ааш'э'Сэй, люди легче адаптируются, что навело деда на мысль, что ребенок от такого брака, по крайней мере, родится живым. Спустя год после того разговора на свет появился Леон - относительно здоровый малыш, с красивыми и правильными чертами лица. К ужасу деда, на груди Леона не было хризантемы, что ясно говорило о том, что ребенок не унаследовал иммунитета к ядам, а значит, с ним надо будет начинать все с начала.

   Причиной тому стал факт, что отец Леона, не давал беременной никаких ядов. Узнав об этом дед впал в гнев, что послужило причиной ссоры и отречением отца Леона от родового имени. Некоторое время Леон с родителями прожил в деревне, пока отец, обессиленный и ослабший не скончался. Юноша смутно помнил то время, больше всего ему запомнилось, как они втроем, как-то раз отправились ночью на прогулку. Тогда отец усадил их с матерью на упавшее дерево и, словно маленький ребенок, запуска в небо огненные шары, которые рассыпались миллиардом искр, при падении и ударе о землю. Мать смеялась, прикрыв рот ладошкой, а Леон от восхищения даже слова пикнуть не смел.

   Другое воспоминание было не столь радостным - отец, чей организм испытал на себе действие множества ядов и смертельных заклинаний, не мог долго находиться вдали от родового замка. Именно там, в поместье де Риз, в одном из подземных залов, располагался магический амулет, наполняющий силой и дарующий возможность жить дальше. Были такие же амулеты, но меньшего размера, их полагалось брать с собой, когда отправляешься в дальний путь. Естественно, отец Леона, впавший в немилость, медальона не получил. Зная о том, что дни его будут сочтены, стоит ему лишь покинуть отчий дом, ослушник все же пошел на это, а почему Леон так и не узнал. Примерно за месяц до смерти, отец слег, мокрый, надсадный кашель мучил его днем и ночью. Но, даже отхаркивая кровь, с кусочками собственных легких, отец продолжал улыбаться.

   Сразу после кончины отца, за Леоном приехали из поместья. Так как мать мальчика была не просто простолюдинкой, но еще и человеческой женщиной, которой счастливый случай предоставил шанс родить наследника де Риз, ее даже не спросили, согласна ли она отдать сына. В тот день Леон видел свою мать в последний раз. Когда его привезли в поместье, дед провел с ним беседу, в результате которой Леон понял, что от его поведения зависит благополучие матери.

   Первое время ему было трудно привыкнуть к постоянной тишине и вечерним ритуалам, но со временем, яркие воспоминания детства словно бы поблекли, почти полностью исчезнув из памяти. С тех пор Леон не жил, а существовал. Он как бы и был, и в то же время не был. Странная жизнь, принесенная в жертву непонятной цели, суть которой даже не была юноше понятна.

   Внезапно Леон запнулся о камень и, все еще будучи погруженным в воспоминания, он со всего маху грохнулся на дорогу. Когда в глаза полетел песок, Леон наконец-то очнулся и, переведя дыхание, горько рассмеялся.

   Нашел себе занятие, прямо в момент проведения Первого Крещения. Умен, ничего не скажешь...

   Когда перед лицом юноши возникла узкая, белая ладонь, он все еще смеялся. Правда, смех этот почти сразу оборвался, потому что Леон увидел кое-что, что поразило его до глубины души. На тонком запястье, с нежными прожилками вен, висел браслет, сделанный из белых камешков и кусочков светлого дерева. Когда-то давно, он подарил такой же своей матери. Неказистое, корявое украшение, могло вызвать только сочувственную улыбку, но мать носила его не снимая.

   Подняв глаза, юноша посмотрел на женщину, которая подала ему руку. Годы, казалось, никак не сказались на ней. Более того, Леон почему-то позабыл, что мать умерла много лет назад, не сумев справиться с горем. Улыбнувшись ему, женщина спросила, с нежной улыбкой:

   - Как дела, сынок?

   Рош де Нийлд, слегка согнув колени, опасливо выглядывал из-за поворота, натягивая на правую руку кожаную перчатку. Он точно был уверен, что слышал какой-то звук, заставивший его остановиться посреди дороги и даже вернуться к развилке, которую он только что миновал. Мягкие, чарующие звуки флейты, тихая песнь которой нарушила гробовую тишину лабиринта, вызывали у Роша чувства, которые не поддавались не то, чтобы описанию, юноша даже логично объяснить их не мог.

   Музыка, звучавшая в тишине, была знакома Рошу с малых лет - его старший брат, Орей, играл ее часто, очень часто. Нельзя сказать, что Рош любил брата, скорее испытывал по отношению к нему суеверный ужас. Слишком жестким он был, слишком опасным и непредсказуемым. Даже отец и другие старшие родственники не рисковали вступить с Ореем в открытый конфликт. Признанный гений, замечательный воин, Орей мог позволить себе то, чего не позволил бы кто-то другой. Для Роша, не выделяющегося ничем, кроме крупного телосложения, брат был недостижимым идеалом, почти Богом. Орей пропал много лет назад, отправившись на задание в компании предателя, который бросил его, как только ситуация вышла из-под контроля. И вот сейчас, спустя много лет, брат, которого юноша и не чаял увидеть, каким-то образом оказался в лабиринте, где проходило Первое Крещение.

   Не оборачиваясь, Орей сказал:

   - Я знаю что ты здесь, выходи.

   Утерев разом взмокшие ладони о штанину, Рош вышел из своего укрытия. Орей сидел к нему спиной, приложив черную флейту к губам. Обернувшись, брат ухмыльнулся и сказал:

   - Подойди сюда, у меня для тебя кое-что есть.

   Сделав несколько шагов вперед и оказавшись рядом с братом, Рош разглядел то, чего не было видно раньше. Точнее не то, а того - перед Ореем, на коленях и со связанными за спиной руками, стоял Кира - тот самый предатель, принесший страшную весть о гибели брата. Кира, чье лицо было покрыто многочисленными царапинами, как и в тот день, когда Рош видел его в последний раз, поднял взгляд и умоляюще посмотрел в лицо юноши. В светло-карих глазах застыл ужас и, проведя языком по губам, Кира прошептал:

   - Рош?

   Юноша отшатнулся, на лице его отразился целый калейдоскоп эмоций, ни одна из которых не была положительной. Орей, постучав флейтой по плечу, сказал, обращаясь к Рошу:

   - У тебя есть шанс отомстить, мой любимый брат.

***

   Лазар сидел под деревом, мрачно разглядывая стены лабиринта. Солнце медленно ползло по небосклону, а время словно бы замерло. Устав сидеть без дела, наследник поднялся и, размяв плечи, направился было к одному из корпусов, когда его остановил вопрос лейтенанта Сойрена:

   - Волнуешься?

   Если бы на месте Сойрена был кто-то другой, Лазар скорчил бы гордое и неприступное лицо и ответил бы отрицательно... Но, так как Сойрен самого наследника учеником по плацу гонял и, соответственно, знал как облупленного, Лазару не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть.