Игры в вечность (СИ) - Хайрулина Екатерина. Страница 4

Тизкар прямо так с готовностью и кивнул. Вот это здорово ты, друг-царь, придумал! Бегун ты наш, горный козел! Побегать – это да! Оно за нами, а мы от него! Вот побегаем! Только пристрелит, как пить дать, хоть бегай от него, хоть нет. И ладно бы еще если только меня, или вон буйвола этого, а если тебя? Где нам потом нового царя искать? А? Как думаешь? Может пусть оно лучше само придет? Прислушался. Нет, пока не идет еще, пока тихо, только сойка трещит.

– Илькум, – продолжал царь, – тебе найти дерево повыше и поближе к краю, чтоб можно было и в овраг стрелять. Нужно разбить этому стражу глаз.

– Один?

– Один у него глаз, Илькум.

Стрелок серьезно кивнул.

Тизкар смотрел на него и понимал – не боится парень, совсем не боится, серьезный такой, но словно в игрушки играет. То ли не верит еще до конца, что все происходит на самом деле, то ли… демон его разберет. Хотя стрелку-то что, ему бегать не надо, залез и сиди.

Царь долго объяснял как выглядит единственный глаз лесного стража, и куда бы еще, кроме глаза хорошо попасть, если повезет. Стрелок внимательно слушал, что-то спрашивал, кивал.

– Мелам, сам знаешь, бросать под ноги.

Дед тоже кивнул, послушно так, впрочем они-то с царем наверняка ночью еще все обсудили. Ему достались две гранаты. Гранатой стража, конечно, не взять, но если под ноги, то поскользнуться должен. Хорошо бы взрывной волной отбросило вниз. Тогда полетает.

Царь окинул всех последним внимательным взглядом, неожиданно легко, весело ухмыльнулся, хлопнул ладонью по бедру, поднимаясь на ноги.

– Ладно, пошли.

И сердце ухнуло, заметавшись пойманной за хвост белкой. Сейчас побегают!

Сначала, конечно, отошли немного в лес, пошумели-постреляли. Потом принялись ждать.

Сойка, она умная, благословенная богами птица. Как только умолкла, оборвавшись на полувскрике, сразу поняли – скоро. Спугнули сойку. Вот сейчас! Ветка хрустнула. Потом тихо. Тихо. Долго тихо. Потом… Вон! Там! Что это?

Кажется, неторопливая тяжелая тень скользит между деревьями, Тизкар щурится, вглядывается до рези, но пока не разобрать. Идет? Тихий механический гул, короткий лязг в наступившей тишине. Идет! Провалиться б ему в Илар! Идет!

Вроде и ждали, а все равно оказались не готовы вот так, глаза в глаза. Темные демоны ночи! Аж ладони вспотели разом, вцепившись что есть силы в холодный автоматный ствол. Одними губами Тизкар бормочет проклятья.

Страшный он! Не реальный! Так не бывает! Не так Тизкар представлял себе грозного стража лесов. Думал, железный великан-человек придет с горящими глазами, думал, огнем изо рта пыхать будет, думал, ручищами кедры с корнем выдирать в гневе будет, думал… разное думал, но что бы так!

Нет. Не человек. Совсем не человек, не живой, и не демон даже. Нет у лесного стража ни горящих глаз, ни огнедышащего рта. Вообще никакого рта нет, не то что рта – головы. И рук нет. Вместо всего этого – четыре тонкие длинные, в два человеческих роста ноги, словно у гигантского паука, небольшое паучье плоское тело и шестиствольные пулеметы с обеих сторон. Вот сейчас как жахнет из них, они и побегают!

Тизкар глубоко вдыхает, вглядывается, пальцы сами ложатся на курок. Только ведь без толку в него стрелять, что ему! Такую шкуру не прошибешь! Сейчас?

Рубашка промокла и липнет к спине… ничего… Вдох-выдох. Ничего! Что нам чудища, и не такое… Ухмыляется про себя, криво правда ухмыляется, но ничего!

А страж двигается медленно, неторопливо, высматривая незваных гостей, осторожно переступает длинными паучьими ногами. Кажется даже – от такого убежать легче легкого. И Тизкар чувствует, как намертво прирос к месту, не может пошевелиться. А ведь пора! Давай! Сейчас! А то не убежишь!

Но первым срывается с места царь. Короткая очередь в воздух, и вот уже летит прочь быстрой стрелой.

Мгновенье, и страж рядом. Воздух взрывается рокочущим пулеметным огнем. Еще мгновение! И, кажется, накроет царя с головой. Не убежит.

Еще мгновенье… Тизкар не успевает опомниться, как бежит и стреляет сам, привлекая внимание стража. Пусть лучше за ним. За ним! И вот уже, сломя голову несется, не разбирая дороги, перемахивая на бегу через канавы и поваленные стволы. Скорей! Вперед!

Никогда в жизни он так не бегал! Дыхание срывается в безумном ритме, горло режет, сейчас задохнется. Сейчас…

Страж мечется между ними бешеным тигром, то к одному, то к другому – хоть небольшой шанс уйти. Как хорошо, что их трое – один бы не выжил, не успел бы увернуться, уйти.

Умная, хитрая тварь! Стреляет, лишь когда может прицелиться, не тратя патронов зря. Только вблизи. Но вблизи оказывается слишком быстро! Не убежать.

Влажный лесной воздух яростно врывается в легкие, обжигает, словно пытаясь разорвать грудь на куски. Ничего. Вперед! Ничего… вот сейчас… Тизкар несется, скачет, и больше всего на свете боится споткнуться, задержаться хоть на миг. Если остановится, то точно знает – уже не найдет в себе силы бежать. Рухнет. Умрет. Плевать! Еще немного, еще… давай!

Он уже плохо понимает где царь, где Этана. Знает только, что нужно лететь вперед, изредка стреляя, чтоб страж не забыл про него. Лететь и стрелять.

Еще. Давай! Ну, давай же! Давай! Вот сейчас! Солнце вдруг бьет в глаза.

Вот он, обрыв! Отчаянный вдох разрывает легкие. Осталось чуть-чуть, еще…

Царь вдруг оказывается впереди, чуть сбоку, он первый выскакивает на небольшую площадку на самом краю. Страж не отстает от царя ни на шаг. И царь, не раздумывая, на полном ходу, летит через край. Вниз! Аж сердце замирает.

– Ца-а-а-арь! – орет во все горло Тизкар, не думая больше ни о чем. Едва следом не прыгает. – Царь!

Страж разом поворачивается к нему. Вот он, в двух шагах…

Словно во сне гулкий лязг металла о металл, жалобный звон стреляных гильз о мокрые камни… слишком близко! Все, бежать поздно. Все. Тишина. Конец. Глубокий последний вдох. Мир замирает вокруг, плывет, медленно так…

Нет. Вдруг тонкий пронзительный свист, и чудище дергается назад. Рвется. Качается. Крутится на месте, глупо лупит куда попало. А-а-а! Тизкар летит в сторону, пригнувшись. В неразберихе, длинные лапы чудища скользят по камням, ища опору, грохочут. Судорожно. Тщетно.

И тут же взрыв. Потом еще один. Оглушительный такой взрыв и грохот камней. А в глазах туман и черные круги, и дикий звон в ушах.

Тизкар едва успевает отскочить, закрывая руками голову. Плечо наискось рвет летящий осколок… А когда он снова начинает видеть – на краю больше никого нет. Пусто.

Страж больше не стреляет – это малыш Илькум разбил его единственный глаз, а тратить патроны впустую, не целясь, страж не привык. Но и сдаваться не хочет. Упрямо, остервенело, лезет наверх, изо всех сил цепляясь на ощупь покореженными ногами. Тизкар уже плохо понимал, что было дальше, в голове звенело.

Он смутно помнил лишь, как страж все-таки вылез, неуклюже хромая, как они били, а он метался… он помнил как Этана всадил меч по самую рукоять в сочленение ноги под коленом, как летели быстрые пули стрелка в дыры сорванной о камни брони, как склонился над обрывом Мелам.

Помнил, как на загривке стража вдруг оказался царь, с последней гранатой в руке.

Что было дальше – он не помнил совсем. Кажется что-то взорвалось, и что-то упало… кажется даже на него… а дальше лишь тишина.

2

Царь Аннумгуна, Атну ясноглазый, мудрый правитель и доблестный воин, чья голова как у тура подъята, стены вознес городские до неба. Слава его от Бехреша да Ану, будет вовеки людьми не забыта. Бог на две трети, на треть человек он.

Было в ту ночь для Лару постелено ложе, но не явился супруг в обитель богини. Очи Атну налились слезами, сердце тоска неземная объяла, ласки богини он больше не ищет. Гневно Лару на него взирает.

И открыл Атну уста, и молвит богини: «Горькие вопли мне грудь разрывают. Без дела сижу я, пропадает сила. Всех покорил от Бехреша до Ану, больше врагов не осталось на свете. Ярче других Аннумгун мой сияет, стены его подпирают тучи. Мне лишь теперь на покой удалиться, нет мне соперников больше на свете».