Темные времена (СИ) - Виноградова Мария Владимировна "Laurewen". Страница 51

Аенеас потянулся всем существом туда, где чуял такую соблазнительно родственную силу – к Обители, и та, сначала недоверчиво, как сторожевой пес, отпрянула, заворчала недовольно, а потом раскрылась перед ним, отдавая все заключенную в этом месте силу.

Как только фейри ощутил, как воздух прорезали нити скрытой, а теперь выпущенной на волю мощи, он мгновенно разорвал дистанцию, стремясь оказаться как можно дальше от своего врага, и брат Аенеас досадливо поморщился – сосредоточенного в его руках могущества хватило бы, чтоб прихлопнуть среброглазого единым движением, но тот оказался слишком быстр и проворен, легко ускользая из поля зрения.

Вокруг замелькала сталь, и в сражение вступили спутники‑фейри, ранее скрывающиеся от людских глаз в глубоких тенях, и святые братья разрозненно огрызнулись заклятиями. Круговертью вспыхнули бои, и только брат Аенеас остался неподвижным: чуждая этому миру сила темной мутью вскипала под ногами, оплетала гибкими щупальцами закаменевшее от напряжения тело. И святой брат наслаждался могуществом, наконец‑то оказавшимся в его руках, упивался силой, что пронизывала каждую клеточку его плоти – он чуял, что сейчас способен на все.

Он видел все, слышал и чувствовал: все его существо было настолько чутким ко всему, что происходило вокруг, что он сумел разобраться в коротком вскрике погибающего фейри, который в последний миг произнес имя того, кто привел их сюда – Хеспер, Вечерняя Звезда. И тем самым дал Аенеасу власть для того, чтобы не просто убить, а надеть ошейник на бешеного пса.

Имя – средоточие силы фейри. Узнаешь имя – поймешь его сущность, сможешь поймать птицу в клетку. Если, конечно, уверен в том, что прутья темницы достаточно крепки, а тюремщик – достаточно искусен для того, чтобы сломать гордое создание.

Черногривая бестия почуяла опасность и попыталась ускользнуть из искусно расставленной ловушки, но Аенеас предугадал это, и радужная сетка, видимая только ему, спеленала фейри словно паутина, ломая волю, подчиняя. И тогда, когда святой брат уже растянул губы в ухмылке, черпая силу из охотно отдающей мощь Обители и ощущая, как отчаянно бьется пойманная птаха в тенетах, Вечерняя Звезда яростно рванулся. Неистово, вкладывая в это движение скрытую в нем силу и непокорность.

Клирику однажды довелось увидеть хищных карсуров, привезенных из южных прерий Диких Островов. Поджарые гибкие тела, покрытые бархатной, угольно‑черной короткой шерстью, бугрящиеся под шкурой стальные мышцы, янтарные глаза, зоркие, пронзительные и полные гнева и жестокости. И он видел, как пытались сначала приручить их, а после – сломать, но они предпочитали погибнуть, разорвав глотки своим мучителям, но не покориться.

Вечерняя Звезда в тот миг был похож на них. Путы с треском лопнули, словно гнилые веревки, и фейри, не задерживаясь, не дожидаясь нового удара, ответил. Силой на силу, безумием на безумие. И тогда Аенеас понял, почему следующие за Хеспером Неблагие боготворили его: потоком, звенящим, как бурная, кристально‑чистая горная река, хлынула ворожба, созданная самим сердцем этого мира, вымывая дегтярные струи чуждой силы.

Обитель и те, кто скрывались там, у самой Изнанки, почуяли угрозу, ударили в ответ, используя сейчас казавшегося совсем крохотным Аенеаса, ставшего наконечником копья. Две силы схлестнулись, вспучили землю, и твердь под ногами застонала, взорвалась комьями, и уродливая трещина пробежала вперед, разрастаясь с каждым мгновением, жуткой язвой раскрываясь перед сражающимися людьми и фейри. Ядовитый туман взвился вверх, окутывая Обитель свинцовым облаком, расстелился кругом. И все те братья, что не успели под защиту древних стен, остались снаружи на мосту, в одно мгновение истаяли, рассыпались прахом.

Оставшиеся в живых фейри отступили назад, остановились у самой черты, теперь навечно отделяющей Аббатство от остального мира – мрачное в своем одиночестве и скрывающее теперь еще больше тайн.

– Ты получил, что хотел, – тихо произнес Вечерняя Звезда и скривился: левая рука висела плетью, почерневшая, словно обугленная. – Наслаждайся могуществом, которое отныне бесполезно для тебя.

* * *

– Я даже и не сомневался, – хохотнул Ролло, стоило только Хесу замолкнуть. – Если где катастрофа, так и думать не приходится – ты непременно приложил к этому руку. Недоразумение, откуда в тебе такая тяга к членовредительству и разрушениями?

Охотник метнул на оборотня испепеляющий взгляд, и Ролло на мгновение стало не до насмешек – правый рукав задымился и начал тлеть. Баггейн с возмущенным шипением поспешил прихлопнуть рукой начинающееся возгорание.

– Откуда это Аббатство вообще взялось? – подал голос Исэйас, только рассказ Хеса перерос в перепалку друзей.

Охотнику следовало бы идти не в Гильдию, а в менестрели – отбоя бы от восторженных слушателей бы не было.

– Любой мир создается из пустоты, – скосился на него Хес, все еще не убравший колючек, обиженный на замечание Ролло. – Но сколь бы совершенным ни было это творение, в нем всегда остается изъян – крохотная точка, пуповина, которая и связывает его с Междумирьем. И именно она и является самым слабым и уязвимым местом, потому что сквозь нее в любой мир сочится враждебная сила. И чем сильнее поток, чем больше тех, кто может ее использовать, тем слабее границы, и тем легче сквозь них проникнуть тем, кого мы зовем Иными, а вы – Тварями. То, с чем сейчас приходится бороться охотникам – лишь слабейшие из них, бестелесные существа, которые, при проходе сквозь оболочку мира, обретают плоть и кровь. А вот то, что мы видели тогда у архиепископа – вот эта сущность куда страшнее и опаснее. А уж если они получили доступ сюда, значит, дело совсем плохо: кто‑то сознательно расширяет прореху, позволяя Иным проникнуть в наш мир.

– И этот кто‑то должен находиться в Обители? – уточнил послушник.

– Он и не уходил оттуда с того самого дня, – парнишка с изумлением заметил, что пальцы охотника нервно дрогнули. – Семеро наблюдателей во главе с Аенеасом так и остались там, не в силах покинуть зачарованных стен: их строили фейри в стремлении защитить этот мир и вложили в древнее Аббатство всю доступную им силу. Но сейчас этот последний рубеж слабеет – с приходом безумного хранителя, одержимого желанием перекроить мир, враждебные сущности хлынули сюда, и ничто не может их сдержать. И Неблагие, и Благие фейри выставили кордоны, пока еще успешно отбивая нападение за нападением, но это ненадолго. Чем быстрее погибает этот мир, тем слабее становимся и мы.

– Значит, нам нужно пройти сквозь земли фейри, озлобленных на тебя и жаждущих разорвать в клочки, миновать защиту Обители, избежать знакомства с челюстями Иных и поговорить по душам с безумным фанатиком, наделенным огромной силой? – загибая пальцы, перечислил Исэйас и вопросительно глянул на Хеса.

Мужчина кисло кивнул, не найдя слов для того, чтобы возразить.

– А что, – хмыкнул Ролло и довольно потянулся, – скучно нам точно не будет!

* * *

Деа уже почти час возилась с его спиной, располосованной когтями Твари‑крылатки, как назвали их охотники. Он не ощущал того, как она ловко орудовала кривой иглой, аккуратно стягивала края ран шелковыми нитями, но действие средства, которое остановило кровотечение и лишило его чувствительности, постепенно сходило на нет. И, к счастью, тогда, когда боль вгрызлась в измученное тело, девушка затянула последний узел на тугих повязках, сполоснула руки в емкости с теплой водой и устало опустилась на широкую скамью рядом с кузнецом.

Городская ратуша стала лечебницей. Сюда со всего города сводили и свозили пострадавших от первого нападения Тварей: полуслепых от боли, испуга и горя – почти каждый из этих людей сегодня ночью потерял кого‑то. Альв уже успел насмотреться на оторванные конечности, жуткие багровые раны, истекающих кровью людей, стонущих и молящих о помощи. И совершенно не понимал, как обе знахарки – Деа и Антхеа, – оставались совершенно спокойными и невозмутимыми, успевали не только оказывать помощь, но и покрикивать на вольных и невольных помощников.