Темные времена (СИ) - Виноградова Мария Владимировна "Laurewen". Страница 70

Впрочем, сейчас стоящая перед ним задача была куда серьезнее. Эта самая проблема с невыразимым удовольствием смотрела на стоящего между двумя рухнувшими перекрытиями фейри и весело щурилась – новоприбывшие Аенеаса совершенно не интересовали и уж тем более не пугали. Его целью был тот, по чьей воле он оказался заперт здесь, в Обители, на многие века, оторванный от мира, бессильный и поверженный. Вернее, он думал именно так до того момента, как сумел подчинить себе силу, сочащуюся в этот Мир сквозь брешь в Гранях. И теперь эта мощь вихрилась вокруг спокойно опущенных рук, словно готовая к нападению змея – ранее такой сильный враг был не страшнее жалкого пса, лишенный возможности чаровать, проклятый собственным народом и надеющийся лишь на верную сталь.

Зато Исэйас сразу увидел то, что было скрыто от глаз всех, кто находился в зале с обвалившейся крышей – чернильную тень за спиной Наблюдателя. Она была куда страшнее той, что он встретил в покоях архиепископа – плотная, полная клубящегося мрака фигура с длинными когтистыми пальцами, тонкими, чем‑то напоминающими отвратительных раздавленных пауков и сосущей пустотой на месте лица. Тварь почуяла пристальный, испуганный взгляд и как ищейка повернулась к мальчишке, склоняя голову набок – Исэйас едва сдержал вопль и попятился назад.

Сердце предательски заметалось в груди, и послушник понял, что ему нельзя показывать того, что он видит эту фигуру: как только Тварь узнает, что кто‑то смог ее заметить, она убьет его, а он – жалкий смертный, – не сможет даже противиться этой тени, полной клубящегося мрака. И он, собрав все свое мужество, посмотрел прямо на существо, что наблюдало за ним, изо всех сил пытаясь глядеть на Аенеаса, словно тот – единственный враг, которого он видит перед собой. Иной еще несколько мгновений буравил послушника черным провалом глазниц и вскоре вновь повернулся в сторону охотника, так и продолжая держаться за спиной Наблюдателя.

– И это все? – насмешливо поинтересовался Аенеас, мазнув взглядом по баггейну, что вытащил клинок и хищным, крадущимся шагом двинулся вперед, обходя врага сбоку. – Ты действительно думаешь, что сможешь остановить меня силами оборотня, который даже не может контролировать свои трансформации и смертного мальчишки‑Наблюдателя, так и не вступившего в свои права?

Хес споткнулся и едва не загремел в пыль, изумленно глядя на Святого. Наблюдатель мгновение помедлил, недоверчиво вздернув бровь, а потом расхохотался:

– Так ты этого не понял? – он хлопнул себя рукой по ноге. – Вечерняя Звезда, да ты просто слепец! Мальчишка так и лучится силой, что ему даровал Творец, а ты умудрился пропустить такое! Я‑то думал, что в этом твой коварный ход – противопоставить мне родственную силу, а этот юнец просто тащился за тобой, как собачка на привязи.

Аенеас повернулся к пораженно застывшему Исэйасу.

– Что, малец, не ожидал? – он улыбнулся, широко и открыто. – Ты точно такой же, как и я. Только еще не вступил в права пользования своей силой. И, к сожалению, так и не сможешь этого сделать – для того нужно сначала убить меня. У Мира не может быть два Хранителя одновременно. Вообще, если бы все шло по плану Творца, то я должен был бы обучить тебя, передать все накопленные знания, а потом с моим последним вздохом, когда заканчивается отпущенный Хранителю срок, ты бы получил всю мощь этого Мира.

Хес молчал, и только руки сжались на рукояти клинка так, что побелели костяшки. Вот почему Твари не тронули Исэйаса тогда, на Тропе – они просто не поняли, кто перед ними и насколько он опасен; вот почему он видит то, что даже фейри не в силах узреть – в руках рыжеволосого мальчишки сосредотачивается мощь умирающего Мира. Если сейчас убрать Наблюдателя с пути, прикончить этого ублюдка, то у них еще есть шанс залатать все прорехи в Гранях, изгнать Иных и возродить то, что почти превратилось в пепел.

Исэйас прищурился, глядя на ухмыляющегося Аенеаса и вздрогнул: когтистая Тварь за его спиной щерилась пустотой: протянула тонкие пальцы и обхватила голову Наблюдателя. Мальчишка почуял, как начали разливаться по залу волны холодной, враждебной силы, и неожиданно сообразил.

– Он давно уже не человек, – прошептал Исэйас, кашлянул, прогоняя комок страха, засевший в голосе, и произнес уже громче: – Хес, он всего лишь марионетка, пустая оболочка! И давно не Наблюдатель – он потерял это право, когда впустил в наш мир Тварей!

Аенеас… нет, та Тварь, что теперь смотрела на этот мир его глазами, беззвучно взревела, понимая, что раскрыта, и ее послушная игрушка вскинула руки. Святой ударил простой силовой волной, не тратя время на плетение заклятий: Ролло и Исэйаса отшвырнуло в стороны, разметало по углам, и только Хес, извернувшись, метнулся за глыбу, брызнувшую острыми осколками. Тот, кто некогда был Хранителем, все равно еще был слишком тесно связан с этим миром, как ребенок с матерью пуповиной, поэтому Иной за его плечом безжалостно вытягивал из окружающей земли всю доступную силу, иссушал реальность, стирал ее с полотна Вселенной.

Бросившийся вперед Хес завяз в заклятии, как мотылек в паутине. Бессильно дернулся, пытаясь выпутаться, разорвать липкие тенета, но только лишь запутывался еще больше – сил у Вечерней Звезды для сражения со столь сильным противником, сейчас черпающим силу из самой ткани мира, не было, да и не могло быть: слишком долго фейри провел среди людей, слишком сильно изменился, растеряв ту ярость и свободу, что давала ему сокрушительную мощь. Он согнулся, выронив клинок, зло прикусил губы – из уголка рта потянулась вниз тонкая темная струйка.

Исэйас с ужасом наблюдал, как с треском рвутся Грани мира, трещинами расходится реальность, впуская в гибнущий мир сметающую все на своем пути мощь – Пустота, что царила всегда в Междумирье, вступала в свои права. Все вокруг выцветало, теряло краски, рассыпалось в невесомую пыль. Мальчишка с трудом поднялся, не обращая внимания на острую боль в сломанной руке, пригнулся, словно против сильного ветра, и дюйм за дюймом двинулся вперед. Упрямо, цепляясь за уже полупрозрачные камни, перекрытия рухнувшего купола, видя перед собой лишь застывшего с поднятыми руками Аенеаса, а за ним – черную Тварь, что, будь у нее глаза, прищурилась от удовольствия и хлынувшей в ненасытную пасть силы.

За спиной Исэйаса были долгие вечера возле костра, тренировочные бой, улыбка Деа и смеющийся Хеса; вечно ворчащий Ролло и теплая, открытая Антхеа. За его спиной рвалось к небу пламя, поглотившее многие жизни, сгорали до серой золы надежды и стремления – и все это давало ему силу двигаться вперед, сопротивляться чудовищному натиску Иных.

Он протянул руку вперед и схватил Хеса за плечо, вытягивая его из цепких лап заклятия, и они оба опрокинулись на спину, будто потеряв опору. Охотник змеей прянул в сторону, подхватывая клинок, и взвился на ноги, готовый к бою. Амулет на груди выплеснул светом, тоненько засвистел, как пастушья свирель поутру, опутал фейри тонкими, невесомыми разноцветными нитями и истаял клоком тумана.

«Держись, Вечерняя Звезда, – доверчиво ткнулся в разум тихий знакомый голос, и Хес почти увидел, как темнеют от напряжения янтарные глаза Князя. – Я буду ждать, когда ты вернешься».

Добровольно отданная сила потоком хлынула в руки, звенящими хрустальными брызгами взвилась в воздух – и время застыло, скованное противостоянием. Охотник не стал ждать – бросился вперед, почти мгновенно оказался рядом с застывшем, как мошка в воске, Аенеасом, и был уже готов нанести удар, как тот хрипло выдохнул:

– Убьешь меня – и этот мир будет закрыт для тебя. Врата, что сейчас держаться лишь на моей жизни, захлопнутся, – он рассмеялся, и Хес понял – бывший Наблюдатель уже давно не дорожил собственной жизнью и сейчас лишь издевался над своим врагом, зная исход. – Ты готов уничтожить души спутников и свою собственную ради существования тех, кто превратил тебя в изгоя? Позволишь мне уйти – сможешь попытаться восстановить этот прогнивший насквозь мир.

Хес косо взглянул на Исэйаса и напряженного Ролло, стоящего поодаль – разрушенный зал, застывший в недвижимом мгновении, не выпустит их, не даст уйти. Темный, проклятые упрямцы!