Темные времена (СИ) - Виноградова Мария Владимировна "Laurewen". Страница 9

– Обменял на палевого, – Хесу надоели глупые вопросы мальчишки, и он жестом велел тому отойти от лошади.

– Быть такого не может! – возмутился юнец, топнув ногой. – Тот был просто клячей по сравнению с этим твоим Силестом!

– Значит, я ограбил умалишенного, – раздраженно отозвался охотник, прикрепляя чересседельные сумки.

– Или… – Исэйас сверкнул глазами. – Может, ты колдовал?

Это было последней каплей. Хес мгновенно оказался рядом с парнишкой.

– Ты, инквизиторский выродок, – прошипел он, хватая юношу за грудки и рывком притягивая к себе. – Еще одно подобное предположение, и я утоплю тебя в ближайшей канаве.

– Магистр Гайюс тебе этого не простит! – злобно выкрикнул мальчишка, неловко шлепаясь в пыль, отброшенный крепкой рукой.

– Не смеши меня, – равнодушно бросил охотник, разворачиваясь. – Ты думаешь, он выбрал тебя потому, что ты какой‑то особенно выдающийся? Да своей неуклюжестью и неумением, мальчишка! Он отправил тебя со мной только потому, что ты не сможешь выжить даже рядом с охотником. И, когда я вернусь один, он с полным правом, заручившись поддержкой негодующих идиотов вроде тебя, отправит меня на виселицу или на костер. Он ждет, что ты его не подведешь и сдохнешь в этом походе.

С каждым словом лицо Исэйаса все больше бледнело, губы задрожали, на глаза навернулись слезы, которые он тщетно пытался сдержать.

– Ты лжешь! – в бессильной ярости закричал юнец.

– Если слепец чего‑то не видит, то это не значит, что этого не существует, – пожал плечами Хес, вскакивая на коня и молча выезжая со двора.

Всхлипывающий мальчишка так и остался сидеть в пыли, размазывая по лицу злые слезы.

Через четверть часа охотник услышал глухой топот позади себя, и Исэйас молча пристроился рядом, отставая на полкорпуса. Хес не оборачивался, но слышал, как тот тихо шмыгает носом и прячет от него красные, опухшие от слез глаза.

До следующего утра, даже на привале, они не перемолвились ни единым словом. Мальчишка упрямо отводил взгляд, в котором то и дело проскакивали искорки злобы, и что‑то бормотал себе под нос. Впрочем, Хесу было все равно. Юнец был слеп, он не замечал очевидного, вернее, просто не хотел этого видеть. Проклятые Инквизиторы хорошо умели замутить рассудок своим послушникам.

Охотник искоса наблюдал за ним. В какой‑то момент ему стало даже немного жаль юного мальчишку, которым пожертвовали ради сомнительной цели, но он быстро отогнал эти мысли прочь. Избравшие такой путь, что разворачивался перед ним, видят слишком много боли, смертей и несчастий. Если пропускать через собственную душу каждые страдания, то в здравом уме ходить недолго останется. Он видел нескольких охотников, которые не смогли стать достаточно жестокими, чтобы продолжать жить в их мире. Один из них повесился у себя в комнате в Гильдии; другой бросился на защиту любопытной девчонки, решившей подглядеть за сражением с какой‑то Тварью – его не смогли спасти даже товарищи по связке; третий до сих пор находился в приюте для блажных.

Исэйас ворочался до поздней ночи, раздражая охотника. Когда Хес уже подумывал снова применить знак Быстрого Сна, мальчишка наконец‑то затих и задышал ровно. Мужчина даже не стал ему говорить о том, что обычно, путешествуя рядом с Границей, да и не только, стоит выставлять караулы. В который раз поразившись наивности юнца, он поднялся, несколькими пассами поставил сигнальный контур и тихо лег обратно, спокойно закрывая глаза.

Дорога узкой змеей вилась через лес. Столетние стволы гигантских деревьев соседствовали рядом с совсем молодой порослью, радостно шелестевшей на чуть заметном ветерке. По сторонам дороги в густых зарослях изредка мелькали озорные глазки‑бусинки небольших зверьков, бесстрашно выглядывающих из‑за склонившихся веток.

Хес ехал молча, прикрыв глаза и всем своим существом ощущая окружающую его силу. Спокойную, неторопливую, чистую, сознающую свою мощь. Он мог себе позволить не следить за дорогой, полностью погрузившись в свои чувства: ветряный дух, принявший облик жеребца, бережно нес хозяина, ловко переступая через протянувшиеся по дороге корни деревьев.

Сзади раздался стук, испуганный вскрик и шум падения. Охотник, вынырнув из блаженной дремы, резко обернулся.

Мальчишка с самого утра пытался делать, видимо, путевые заметки на сшитом в некое подобие книги пергаменте. Пока они не въехали в лес, у него даже что‑то путное и выходило. После того, как они углубились в чащу, Исэйас, не желающий прерывать свое занятие, стал постоянной головной болью. Так как, увлекшись, он не следил за своим мерином, тот посчитал своим долгом спотыкаться о каждый камешек. Естественно, не ожидающий подобного мальчишка ронял листы, упускал чернильницу, заляпав кляксами не только свои записи, но и самого себя, а заодно и коварного гнедого, который, по мнению Хеса, спотыкался специально. Этот отрезок пути превратился в аттракцион из разряда «Подними меня». Юнец скакал то вверх, на коня, то вниз – за упавшими вещами.

Хесу это порядком надоело. И, когда в очередной раз Исэйас, виновато глянув на охотника, соскочил за упавшей книгой, он поинтересовался:

– А что, до привала это потерпеть не может? Мы двигаемся слишком медленно. Так и за луну не доберемся до места.

По лицу спутника стало понятно, что он и за год не хочет туда добираться, а желательно и за всю жизнь не видеть места назначения. Но паренек ответил:

– Забуду, пока едем, – голос был глух, но не зол.

– Такая плохая память, или мысли такие великие, что больше одной в голове не умещаются? – ехидно спросил Хес.

Мальчишка покраснел и поспешно спрятал письменные принадлежности в сумку.

– За что так магию ненавидишь? – спросил через некоторое время охотник.

– Потому что мерзкое колдовство есть происки Темного! – Исэйас вскинул голову, подозрительно косясь на спутника.

– Я не просил цитировать мне учебники и проповеди, – скривился Хес. – И говорил я не о колдовстве, а о магии. Разницу‑то чуешь?

Судя по упертости во взгляде, мальчишка считал все это дело равнозначным.

Охотник вздохнул и начал объяснять:

– Наведение порчи, болезней, вызов низших духов – вот это колдовство. А вот то, чем обладают Высшие фейри и духи природы – магия. Ты же не будешь нападать на духа реки например?

– Как это? – изумился внимательно слушавший мальчишка. – Все они – слуги Темного! И всех надо уничтожать!

– Дурень, – беззлобно ругнулся Хес. – Дух – это средоточие силы определенного места. Уничтожишь духа реки – она в две седмицы пересохнет.

– Но ведь они на людей нападают, – озадаченно посмотрел на него Исэйас.

– В большинстве случаев человек сам виноват в ярости духов, – охотник пожал плечами. – Но всех Благих фейри можно задобрить, например, или попросить у них прощения: и твоя земля не только не оттолкнет тебя, но и рождать станет в несколько раз больше, получив благословление духов.

– А как же Неблагие? – мальчишка даже рот открыл от увлеченности.

– Это Темные духи, враждебные человеку, – Хес внимательно посмотрел на парнишку. – Людей они ненавидят, но нападают в основном только тогда, когда кто‑то вторгнется в их мир или оскорбит – тогда пощады точно не жди. С такими мне иногда приходилось сталкиваться.

– Ты сражался с Неблагими фейри? – его авторитет в глазах Исэйаса значительно подрос.

Хес молча кивнул, с содроганием вспомнив хлесткий луч света, разметавший слуа.

– А Твари? Они ведь повсюду на нашей земле, – мальчишка нахмурился.

– Они не имеют отношения ни к Благим фейри, ни к Неблагим, ни к духам природы уж тем более. Иногда бывает, что ими становятся люди, совершившие злодеяния и ставшие чудовищами, но это скорее исключение, чем правило; чаще – сгустки темной Силы, которые смогли приобрести форму, и уничтожить их можно только лишь сталью и серебром. Ваша «святая сила» на них не действует именно потому, что они не являются частью нашего мира.

Исэйас задумался, глядя вниз. Все, что ему сейчас говорил охотник, противоречило словам магистров и наставников, что рассказывали послушникам об устройстве мира, распределении сил и назначении каждого человека. С одной стороны, сказанное Хесом не несло в себе противоречивой информации, было слаженно и гладко, но просто так поверить словам человека, подозревающегося в колдовстве, Исэйас не мог. Хотя, как ни удивительно, ему очень хотелось. Потому что тогда этот мир представал совсем в ином свете – в нем не было места обреченности, ведь в этом случае человек сам выбирал свою судьбу: быть ли врагом мироустройству, или же уметь держаться в потоке жизни, не принося в свой дом беду.