Пёстрые перья (СИ) - Финн Таня. Страница 6

Несколько мгновений глотавший ртом воздух в немом изумлении, принц Леонел наконец обрёл голос:

– Кажется, я предупреждал! К чему повторять глупые сплетни не первой свежести?

– Выдумать я мог бы и поумнее, ваше высочество. И гораздо правдоподобнее.

– Вот как? Что же, продолжай. – Принц откинулся на спинку кресла, хмурясь и резко отряхивая манжеты.

– У меня был старший брат – Петер, и старшая сестра – Эльвира. Петер и Эльвира – погодки. Я – на пять лет младше Эльвиры.

– А вот тут ты врёшь, – перебил Леонел. – В семье барона Герберта был только один сын.

– А кто говорит, что это не так? Я – Эвелина Лилия Лиезельская, младшая дочь барона Герберта.

Глава 5

Принц широко открыл глаза. Молча открыл и закрыл рот. Махнул рукой – «продолжай».

– Мой отец всегда хотел иметь много сыновей. Но моя мать смогла родить только одного. Отца это очень огорчало. Он баловал Петера, как только мог. Когда я родилась, все ждали мальчика, но получилась я. Роды прошли тяжело, и детей у моей матери больше не было.

Я считалась хилым ребёнком, и меня не утруждали обычными для знатных девочек занятиями – различными видами рукоделия и прочей ерундой. Зато мне разрешалось тихонько сидеть в комнате брата, когда он занимался с учителями. К Петеру приглашали лучших учителей, каких мой отец только мог найти.

Ещё был Олвер – старый вояка. Он стал солдатом ещё совсем мальчиком, и служил при моём дедушке, поучаствовав во всех войнах, которые вёл отец нынешнего короля.

– Как звали дедушку? – резко спросил Леонел.

– С нами жил отец моей матери – старый граф Данкан. Мой дед по отцовской линии умер до моего рождения.

– Расскажи ещё о старом графе, – отрывисто бросил принц.

– Я его плохо помню. Он умер, когда мне было четыре года. Помню, он сидел в своём любимом кресле, с коленями, укрытыми тёплым пледом. Ещё помню, как он поносил в очень замысловатых выражениях современные порядки, новомодные нравы, и молодого короля в частности.

Принц хмыкнул:

– Старик всегда отличался крутым нравом.

– Моя мать приходила в бешенство от его манер. Она постоянно ругала своего отца, но тот не обращал на её гнев ровно никакого внимания. Думаю, мать напоминала ему покойную жену – судя по фамильным портретам, они были очень похожи.

Дед женился уже немолодым человеком. Уйдя с военной службы, он поселился в дарованном ему королём поместье. У них с бабушкой было несколько дочерей. Но все они умирали, не дожив до года. Моя мать была младшим ребёнком.

Так совпало, или по какой-то другой причине, но единственная из выживших дочерей была похожа на свою мать, и назвали её в честь матери – Эвергардия. Поэтому, когда выжила только она, дед взял слово с бабушки, а когда мать выходила замуж, то и с неё, что все женщины нашего рода будут носить имена, начинающиеся с одной и той же буквы.

Дед был сухощавым, среднего роста человеком, а бабушка, да и моя мать – высокими, статными женщинами, дышащими здоровьем. Моя сестра Эльвира пошла в мать.

– Эльвира… – пробормотал принц Леонел, поёрзав в кресле. – О, да.

– Эльвира была рослой, развитой девочкой. Сразу было видно, что из неё вырастет настоящая красавица. И она это прекрасно знала. Помню, сестра никогда не упускала случая показать мне, какая я дурнушка по сравнению с ней.

Я была маленькой, худой, черноволосой – точно галчонок.

Если сестра слишком надоедала мне, я знала, где спрятаться. Одним из этих мест была комната, выделенная моему брату для занятий с учителями. Я потихоньку забиралась туда.

Это были одни из самых прекрасных мгновений моего детства. Там были толстые книги в тяжёлых переплётах с металлическими застёжками. Тускло поблескивающие астрономические приборы, которые притягивали меня, как магнит. И карты мира, покрытые рисунками – там были и пальмы, и корабли под парусами, и киты, извергающие фонтанчики.

Можно было часами разглядывать эти пахнущие красками свитки, воображая себя на загадочных островах среди странных, прекрасных деревьев. Или отважным капитаном корабля, высматривающим безопасный проход между пенных рифов. В этих выдуманных странствиях встречались мне необыкновенные люди – люди со смуглой, гладкой кожей, расписанной красочными узорами. Они говорили со мной на незнакомом, красивом языке, а головы их украшали цветы и перья неведомых птиц.

Но потом открывалась дверь, входил мой брат, его очередной учитель – я уже различала их по обуви, потому, что сразу пряталась под стол, и видела лишь их ноги.

Как-то, во время очередного урока, когда учитель уже несколько раз кряду повторил одно и то же – я даже начала клевать носом – тот внезапно повысил голос так, что я проснулась.

– Может быть, эта девочка под столом нам расскажет?

Он нагнулся и заглянул ко мне. Протянув руку, помог мне выбраться. Я встала, отряхиваясь, чувствуя, что неудержимо краснею.

Брат смотрел с деланным безразличием.

– Вы ведь слышали всё, что мы говорили? – сказал учитель. – Может быть, вы повторите последний вопрос?

– Да, я могу …

Я готова была провалиться сквозь землю.

– Тогда, пожалуйста, ответьте на него.

Запинаясь, я начала отвечать. Однако, уже почти дойдя до конца, взглянула на Петера. Лицо его ничего не выражало. Из-под одежды высовывался крепкий кулак. Говорить мне сразу расхотелось.

– Ну что же ты? – ласково спросил учитель.

– Прошу меня простить, – пролепетала я, – можно мне уйти?

– Конечно, – так же просто ответил он.

– Кстати, в следующий раз можешь не прятаться под столом. Это не совсем подходящее место для юной леди. Здесь есть места и поудобнее.

Я смотрела на него, не веря своим глазам – он показывал на место в кресле у окна!

После занятий брат прижал меня в уголке и с угрозой сказал:

– Только попробуй ещё раз туда притащиться, я тебе уши оторву!

Я поморгала с невинным взглядом:

– Ты не хочешь, чтобы я тебе помогала?

– Это как?

– Кресло у окна у учителя за спиной. Он меня не увидит, когда я буду тебе подсказывать.

Брат уставился на меня. Такая мысль не приходила ему в голову. Потом он улыбнулся и кивнул.

– Я всегда знал, что ты хитрюга.

С тех пор я спокойно занимала своё место у окна.

Глава 6

Так продолжалось довольно долго, пока моя мать однажды не решила, что пора положить этому конец. «Девочка из приличной семьи не должна забивать себе голову науками, это удел мужчин», – сказала она. Я видела учителя, выходящего из комнаты после разговора с родителями. Он увидел меня, ждавшую под дверью, улыбнулся и кивнул:

– Извини, Эвелина. Ты была моей лучшей ученицей.

После этого разговора он недолго пробыл учителем Петера. Незадолго до своего отъезда учитель подошёл ко мне, и протянул небольшой свёрток:

– Возьми, это тебе на память.

То была книга, завёрнутая в толстую ткань.

– Береги её. Это редкая вещь.

На следующее утро я уже сидела рядом с Меделин, нашей белошвейкой, с тоской наблюдая за сноровистыми движениями её пальцев. Её игла так и мелькала, то появляясь, то исчезая в складках ткани, таща за собой цветную нитку. Я перевела взгляд на свою работу – смятая тряпка с узлами нити.

– Я никогда не научусь, Меделин, – сказала я угрюмо.

– Ничего, научишься, – равнодушно ответила Меделин.– Перед замужеством любая девушка должна это освоить.

– Я пока не хочу замуж.

– Тебя пока и не отдают.

– Мне хотелось бы выйти за красивого, рослого парня – как Вит. – Вит был личным слугой Петера, и предметом обожания женского населения замка и его окрестностей.

– Вот как?

– Да, и ещё чтобы он был учёный, и разбирался в разных науках.

– Думаю, все красавцы достанутся твоей сестре, – сказала Меделин. – А тебе придётся повременить, чтобы накопить побольше приданого. Некрасивым девушкам оно понадобится.

– Я некрасивая? – Никто, кроме сестры, не говорил мне этого. Я подняла глаза на Меделин, и увидела, что она пристально смотрит на меня. Её губы медленно расплывались в улыбке.