Охранитель - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 48

— Крепкий уксус? Эссенция? Чувствую запах.

— Уксуса много, едва не половина бочки.

— Еще лучше… Я буду руководить, вы — делать. Поняли?

— Что именно делать?

— Сначала выгоните женщин. Когда вскроется бубон, тут будет столько чумных палочек, что хватит на всё королевство. Потом обеззаразим.

— Палочек? — мэтру показалось, что Жан де Партене бредит. — Вы о чем?

— Я останусь, — неожиданно твердо сказала Жанин Фаст, доселе не проронившая ни слова. — Должна. Это наше бремя, людское…

— Да о чем вообще ты говоришь, дура! — взъярился Рауль. — Это ЧУМА!! Какое, к чертовой матери, бремя?

Жанин испуганно отпрянула. Никакая она не королева Селена. Забитая деревенская девка.

— Оставьте девушку, мэтр, — пробормотал барон де Фременкур. — Скорее всего она не успела заразиться. Именно Жанин заставила меня очнуться — ее голос я слышал из темноты. Какое–то психическое воздействие, у вас во Франции еще умеют…

— У нас? — обернулся Рауль, насторожившись. — А «у вас» — это где?

— Очень далеко. Выживу — расскажу. Может быть.

Явилась вдова Верене, сопровождаемая Одоном — слуга тащил три объемистые сумы, снятые с чубарого. Осторожно положил на пол в уголке. Повинуясь жесту хозяйки убрался вон.

— Раскройте сумку с единорогами, там на дне… Железная коробочка, — у барона появилась одышка, начал глотать слова. Пот лил в три ручья. — Попить дайте.

Жанин подхватила со стойки ковш с отваром липового цвета и медом, поднесла к губам его милости. Барон выпил сколько смог.

Странненькая у шевалье де Партене поклажа. Замочки на суме опять же швейцарские, из Тургау — чтобы отпереть пришлось найти в кармашке пояса замысловатый ключик.

Поверх лежит замотанная в промасленную телячью кожу кольчуга — очень легкая, из неизвестного Раулю светлого металла. По виду смахивает на серебро, только стократ прочнее. Кольца не запаяны и не проклепаны, а кажутся цельнолитыми — потрясающе! Как, спрашивается, их соединяли?

На более крупных звеньях составлявших воротник кольчуги едва различимая гравировка латинскими буквами: «ThyssenKrupp AG». Что обозначает — неизвестно. Имя мастера или знак цеха?

Несколько непонятных приспособлений, одно похоже на соединенные гибкой рамкой коротенькие и толстые трубки с отливающими сине–зеленым цветом полированными стеклами внутри. Рауль поднес трубки к глазам, с изумлением увидев в стеклышках мадам Верене, только очень–очень маленькую, размером с муху. Отложил.

Вот она, железная шкатулка! Мессир Жан, прислеживающий за действиями мэтра указал отбросить задвижки под крышечкой и отпереть.

Новые чудеса. Внутри лежали упакованные в прозрачную пленку, наподобие бычьего пузыря, инструменты. Вот вроде бы ланцет — самый привычный, только ручка стальная, а не деревянная.

Миниатюрные клещи. Щипчики. Ножницы. В прозрачных конвертах с синей, зеленой и красной полосами цилиндрические предметы с поршнем и иглами.

Что это такое?

— Теперь слушайте меня очень внимательно, Рауль Ознар, — через силу проговорил барон. — Возьмите пакет с красной линией и надписью по–латыни «Streptomycin». Сорвите пленку… Да, именно так. Подайте мне, я покажу как надо делать.

Барон де Фременкур сорвал с прикрепленной к цилиндру иглы колпачок, отбросил в сторону. Вонзил острие себе в бок, в косую мышцу живота, надавил на поршень.

— Это должно помочь… Сделайте то же самое себе, мадемуазель Жанин и мадам Верене.

— Мне не надо, — сказала ореада. — Одону сделайте, он человек.

— Что это такое? — отозвался Рауль.

— Снадобье… Арабское, как я говорил. Должно хватить на всех… Давайте, не робейте! Можно в бедро, можно в плечо… Видели как я показал?

— Видел. Но… Девица Фаст не посмеет обнажать тело при мужчинах! Нельзя. Это богопротивно.

— Шевелитесь же, балбес! Иначе умрут все!

* * *

Рауля трясло.

Колотило так, что ложку ко рту не поднести. Не от страха, нет. От чувства полнейшей безысходности. Ощущения тупика. Окончательного и бесповоротного.

Ореада, — проклятая нелюдь, мамашу ее через три колена! — принесла мэтру ужин. Готовила сама, поскольку прислугу спешно отослала домой.

Овсяная каша на воде — добавлено коровье масло, выварка чеснока и листочки мяты. Ломтики скоромной рыбы–тунца и местный изюм — высушенные ягоды зеленого винограда, добавляющие кислинки. Суховатый зимний хлеб — мука уже не та, что после урожая.

Кушайте, мэтр. Вам нужно покушать.

Напротив Рауля сидела девица Жанин. Осторожно отламывала от теплого ржаного каравая по кусочку, отправляла в рот. Смотрела так, будто что–то прилюдно украла. Если бы не мадам Верене, не притронулась бы к еде — боялась.

Надо же, сбежать из монастыря не испугалась, а тут корчит из себя покорную рабыню! И все–таки что–то…

Что–то уникальное, загадочное, в девице Фаст есть — она не такая как все. Кровь Древних, как утверждает ореада? У людей и Etxeko может быть общее потомство, это неоспоримо доказано…

Вкус каши почти не чувствовался — от уксусных паров едва не слезились глаза и слегка першило в горле. Таинственный господин Жан де Партене заставил вымыть разведенной водой эссенцией всю аптеку и жилые комнаты, а оставшиеся после резекции бубонов пропитанные сукровицей и желтым гноем бинты приказал немедленно сжечь на жаровне.

К облегчению мэтра Ознара хирургия прошла успешно — барон не шутил, вскрыть бубон оказалось не сложнее, чем банальный фурункул. Вновь не обошлось без странных капризов мессира Жана: он настоял, чтобы Рауль и девица Фаст повязали на лица, закрывая рот и нос, тряпичные полоски пропитанные самым крепким brandwijn, «жженым вином», популярным на севере Франции фламандским продуктом перегонки вина из Пуату. Для чего — умолчал.

Двойной надрез ланцетом в виде буквы «Х», удалить мертвые ткани, поставить дренаж — шелковую ленточку, один конец которой остается в ране, второй выводится наружу. Точно как рекомендовал в своих трудах Клавдий Гален, придворный врач римского императора Марка Аврелия. Поверх — не тугая повязка из чистого льна.

Было больно, но барон терпел стиснув зубы.

— У вас прекрасно получилось, — сказал он Раулю по окончанию действа. — Наверное ощущения субъективные, но мне стало полегче… Спать хочется.

— Так спите, сударь.

— Боюсь одного: не проснуться.

— На все Божья воля, шевалье… Позвать кюре для причастия?

— Там, откуда я родом говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Могу я попросить вас об одолжении, мэтр? Если вы уцелеете в этом вселенском кошмаре…

— «Вселенский кошмар»? — переспросил Рауль. — Мрачное определение. Вы явно знаете о происходящем больше меня.

— Да, верно. Европа стоит на пороге невиданной в истории системной катастрофы… Собственно, мы уже переступили порог. Катастрофа началась, она происходит прямо сейчас, у нас на глазах, только не каждый способен оценить масштаб.

— Вы говорите непонятно, — ответил мэтр Ознар, посчитав, что у господина барона снова помутился разум. — Отдохните, я подойду к вам после заката.

— Остановитесь, мессир. Дослушайте. Просьба самая невинная. Случись я умру, в одной из сумок, — та, которая с тиснением на крышке, — найдете тубусы с документами… И деньги, больше тысячи венецианских цехинов чеканки дожа Франческо Дандоло, чистейшее золото… Цехины возьмете себе. Бумаги отправьте в Париж, мост Менял, торговый дом Любекской Ганзы, господину Карлу Вельзеру или его помощникам. Приложите сообщение, что барон де Фременкур скончался от чумы… Там разберутся. Обещаете?

— Я не собирался обыскивать ваши сумки в любом случае! — оскорблено сказал мэтр. — При вашей возможной смерти передам поклажу и деньги прево Арраса, как представителю закона короля!

— Простите, если обидел… Неправильно сформулировал. Вы благородный по рождению, человек чести. И все–таки — обещаете?

— Хорошо, слово наследника Вермандуа и Ознаров, а крепче этого слова только сталь, — кивнул Рауль, подумав о том, что мессир Жан или трудится на какую–то из тайных служб (предположений множество — от королевского сенешальства, до «Kataskopia», византийской разведки, о которой ходит немало устрашающих легенд!) или, что вполне возможно, выполняет деликатные поручения уважаемых купцов Ганзы, сопряженные с не меньшим риском. — Обещаю.