Оседлать чародея - Крускоп Сергей. Страница 13

Конек шел рядом с Вианом, как дрессированная собака, несущая за хозяином поноску. На торжище людское он взирал равнодушно, лишь один раз оживившись при виде смурного и неказистого мужичка, торговавшего копченой зайчатиной и какими-то мелкими яйцами. Лицо у мужичка было заросшее по самые глаза, в растрепанной бороде застряли веточки. На охотника он был никак не похож.

– Видел? – шепнул горбунок Виану.

– Видел – что? – не понял парень. – Мужик какой-то дичиной торгует, а вид у него – как с похмелья. Яйца какие-то мелкие, как вороньи…

– И вороньи есть можно. А эти – рябчика. Да я не про то: ты заметил, что это был не человек?

– А кто? – опешил Виан.

– Леший. Они часто возле людей отираются – уж больно брагу любят, а сами готовить не горазды.

Виан хотел было опробовать на неказистом лесном хозяине давешний совет горбунка, но леший уже остался далеко позади, а прямо впереди был конский ряд.

Какие бы споры ни шли на конском торжище, сопровождая заключаемые сделки, сейчас все они стихли. Даже покупаемые продаваемые на минуту замолкли и уставились на вновь прибывших. Словно почувствовав себя в центре внимания, златогривая пара выгнула шеи и прошествовала к отведенному, оплаченному Силом месту с поистине царским достоинством.

Через минуту-другую стихший было шум возобновился, быстро сместившись к Виановым коням. И Виан понял, что ему – с его деловой хваткой и прочими способностями – даже и соваться самому бы сюда не стоило, тут даже тертый Сил потел и дурел, пытаясь вести переговоры с тремя барышниками сразу. Толпа вокруг между тем разрасталась – падкий на редкие зрелища народ подтягивался и из других рядов: кто-то на удивительных коней взглянуть, а кто-то менее осведомленный – в надежде, что такое скопление людей означает какую никакую потеху.

– Это все не покупатели! – шепнул конек на ухо одуревшему от шума Виану. – Надо ждать, пока до настоящего клиента про коней известие дойдет!

– Что это ты за слово такое сказал? – не понял Виан. Впрочем, общий смысл он уловил, так что отвечать горбунок не стал.

Между тем надсмотрщик, надзиравший за конским рядом, доложил и про коней, и про толпу, явно превысившую разрешенный уровень. Как и что именно передали царю, Виан, разумеется, так никогда и не узнал, лишь услышал вдруг звук труб.

Однако трубы возвестили для начала прибытие вовсе не царя (которого, как понял Виан, конек обозвал странным словом «клиент»), а начальника городской стражи в звании тысячника. Тот без труда проложил себе дорогу к братьям и их товару – и на какое-то время словно потерял дар речи. Как всякий военный со стажем, начальник стражи в лошадях волей-неволей разбирался и в конском ряду разглядеть первосортный товар умел без труда. А тут еще и масть невиданная, эти гривы и хвосты, чуть не до земли спадавшие золотыми водопадами поверх темной шерсти! Немолодой длинноусый тысячник трижды обошел вокруг настороженно косящихся на него коней, а затем объявил, что эту пару продавать не велит, пока не прибудет собственной персоной Влас Второй, государь Нижней Угори, и не решит, не нужны ли такие красавцы ему в его царской конюшне.

– Ух ты, сам царь! – шепнул Драп Силу на ухо. – Он же кучу деньжищ отвалить может.

– Главное, чтобы он что другое не отвалил! – также шепотом отвечал более здравомыслящий Сил.

– Ну вот, – говорил между тем конек Виану, – сейчас, как царь появится, на братьев не рассчитывай, а выходи и сам переговоры веди. Это раз. А два – смотри в оба, что будет дальше.

– А что будет дальше? – поинтересовался Виан.

– Увидишь. Могу пока только сказать, что кони никого, кроме тебя, не послушаются.

– Так они же смирные! Вон братья их свели – они бы хоть брыкнули разок!

– Я же сказал – смотри и слушай. И меня слушайся.

Однажды в Холодных Прудках – той самой деревне, где живет создатель несостоявшейся чудо-печи, – останавливался на постой прохожий воин-наемник. Виан, тогда еще маленький, был в числе ребятни, собравшейся послушать наемничьи байки. Помимо прочего, старый воин продвигал бесхитростную мысль, что возглавлять любое скопище людей – род ли, волость или страну – должен лучший из этого скопища. Мудрейший старейшина или искуснейший из военачальников – по ситуации. Виан тогда про себя кивал, полагая, что да, так и должно быть, так – справедливо.

Однако еще на примере деревенских старост он довольно скоро убедился, что до идеального общественного устройства Нижняя Угория слегка недотягивает. Обитатели же Тищебора и окрестностей, более или менее часто сталкивавшиеся с царем-надежей, были в общественном несовершенстве абсолютно уверены. Впрочем, не роптали: во-первых, царь на то и царь, чтобы быть правым, а во-вторых, еще неизвестно, кто придет после – наследников-то у государя не было. Глядишь, такой явится, что нынешний покажется образцом великодушия и справедливости.

Образец справедливости явился на торг самолично, не побрезговал. Был он, как обнаружил Виан, невысок, стар и лыс, обладал недлинной седой бородой клином, цепким взглядом и холеными, но все равно узловатыми руками. Царь кутался в мантию из неизвестного Виану меха – густого, рыжевато-желтого, раскрашенного округлыми черными пятнышками.

Позади самодержца выступали двое молодых жилистых парней из личной государевой охраны. Оба не скрывали ни кольчуг, ни висящих на поясах мечей и кинжалов. В руках же оба охранника сжимали короткие самострелы, очень заинтересовавшие Виана: маленькие, зато многозарядные, стреляющие как короткими стрелами в половину обычной длины, так и свинцовыми шариками. Пружины слабые, зато взводятся легко и быстро – воина в броне из такого самострела и не ранишь скорее всего, а вот какого супостата среди окружающей толпы да с близкого расстояния… Обдумывая это, Виан заметил еще одного царского спутника, может – слугу, а может – советника какого тайного: неброско одетого тощего человека неопределенного возраста, обладателя неопрятной бороды, узкого кривого носа и неприятного взгляда. Тощий посматривал и на толпу, которую городские стражники оттеснили в стороны, и на лошадей с брезгливостью человека, рожденного, чтобы есть с золота, и вдруг обнаружившего, что на обед подали постную похлебку в глиняной миске.

При виде златогривых коней царь остановился и в восхищении всплеснул руками. Взгляд тощего на некоторое время потерял брезгливость. Судя по тому, как старательно оба охранника пытались придать лицам безразличное выражение, красавцы-кони и их не оставили равнодушными.

– Ах, какие лошадки! – вслух восхитился царь, подходя поближе (кони воззрились на него с сомнением). – Как хорошо на них Сурочка смотреться будет! Ну, и чьи же это такие красавчики?

Сил, бледный с лица (одно дело строить планы, как продать чудесных лошадей в царскую конюшню, а совсем другое – эти планы реализовывать), уже готовился что-то сказать. Но Виан, помня наставление горбунка, сделал глубокий вдох-выдох и шагнул вперед.

– Моя эта пара, государь, – произнес он, кланяясь и надеясь, что слова не застрянут комом в онемевшем от страха горле.

– Та-ак, – протянул царь, рассматривая теперь Виана. – Это где ж ты, подлец, таких коней достал? С чьего двора свел?

– Не гневайся, государь, но разве ж поступали от кого из бояр или купцов жалобы, будто у них свели со двора такое чудо? – ответил Виан, поражаясь собственной смелости. Впрочем, все оказалось не так страшно, труднее всего было начать говорить. – Нешто владелец смолчал бы, если бы у него такие лошадки пропали?

– Откуда ж тогда? – прищурился Влас Второй.

– Вот как дело было, государь… – Виан сделал словно бы драматическую паузу, а на самом деле переводил дух и собирался с мыслями. – Забрела раз на наши наделы дикая кобылица из тех, что еще живут в степях да редколесьях. Да кобылица-то оказалась пузатой, так что мы с братьями ее изловить сумели. В моем сарае она отжеребилась, я этих двоих растил-поил-кормил, думал попервости – мало ли что из дичков вырастет. Ан не знаю, с кем та кобылица спуталась, а только вот выросло такое… – Виан широким жестом показал на златогривую пару. – Ну да не в деревне же их держать! Как подросли и окрепли – мы с братьями их на торг-то и свезли.