Обитель Тьмы - Грановский Антон. Страница 10

Остановившись у двери, Первоход поднял руки и, стараясь действовать как можно тише, проверил запоры, потом выхватил из-под плаща меч и ольстру и развернулся лицом к пиршественным столам.

Новый приступ слабости заставил Глеба покачнуться. Он стиснул зубы и полоснул себя по руке лезвием меча. Острая боль заставила туман перед глазами рассеяться, и прежде чем зрение полностью вернулось, Глеб громко прокричал:

– Добровол!

9

Ходоку пришлось еще дважды выкрикнуть княжье имя, прежде чем гул голосов затих и в зале воцарилась тишина. И тут брови Глеба съехались на переносице. Князя Добровола за столом по-прежнему не было, но и закуток за китайской ширмой, который просматривался от двери насквозь, был пуст.

Когда Глеб перевел взгляд на военачальников, воевода Бранимир и четыре его сотника уже сжимали в руках мечи и свирепо смотрели на незваного гостя. Страха у них в глазах не было, только удивление и ярость.

Воевода Бранимир был крупным седобородым мужчиной с широким лицом, испещренным шрамами. Кольчуги на нем не было, только роскошная светлая ферязь, подпоясанная широким золоченым поясом.

Сотники были одеты так же, только пояса на них были серебряные, а сами они выглядели лет на десять моложе воеводы.

– Кто ты такой и почему пришел в пиршественный зал с оружием? – грозно рявкнул Бранимир.

– Мое имя Первоход! – так же громко ответил Глеб. – Меня не было в княжьем граде три года, но многие из вас отлично меня помнят!

По залу пробежал ропот, военачальники обменялись удивленными взглядами. Первоход тем временем окончательно понял, что совершил ошибку. Князя Добровола в пиршественном зале не было, а рискованная и тщательно просчитанная вылазка Глеба лишалась всякого смысла.

«Какого лешего я вылез? – с отчаянием, злобой и горечью подумал он. – Видел ведь, что Добровола нет!»

Да, видел. И уверил себя, что князь за ширмой. Просчет, который можно объяснить лишь приступом слабости и связанным с ним помутнением сознания.

Глеб, по-прежнему сжимая в руках меч и обрез ружья, чуть повернул голову и покосился на дверь у себя за спиной. На смену злобе и отчаянию пришла тоска. Единственный шанс на успех упущен. Другого, возможно, не будет.

Глеб собрал волю в кулак и крикнул:

– Где Добровол?! Почему его нет в пиршественном зале?!

Воевода и вооруженные сотники перешагнули через лавки и двинулись на Глеба. Лица их были словно высечены из гранита, а глаза блестели холодным, безжалостным блеском. Глеб спокойно поднял ольстру и нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел. Пуля сбила со стола свечу, пробила насквозь бочонок с вином и высекла искры из каменной стены за спиной у воеводы.

Ратники остановились. Вот теперь они готовы были слушать.

– Воевода Бранимир, опусти оружие! – властно и громко приказал Глеб. – И вели своим сотникам бросить мечи и лечь животами на пол!

На широком, испещренном шрамами лице воеводы не дрогнул ни один мускул.

– Как посмел ты ворваться с ольстрой в пиршественный зал?! – пророкотал он, испепеляя Первохода гневным взглядом.

Тон воеводы был презрительным и надменным, и Глеб почувствовал, как в душе у него горячей волной поднимается гнев.

– Вели им лечь на пол, если не хочешь, чтобы я убил вас всех, – отчеканил Глеб. – Ну!

Воевода чуть прищурил серые глаза и качнул седобородой головой.

– Ты не посмеешь, ходок.

– Правда?

Глеб сунул меч в ножны и достал из кармана штанов кожаный мешочек с огневым зельем, начиненный железной шрапнелью. Затем протянул руку, поднес мешочек к пламени свечи и запалил фитиль. По залу вновь пронесся ропот. Сотники смотрели на Глеба молча и холодно, но глаза домовых бояр наполнились страхом.

– Когда фитиль догорит, будет взрыв, – безжалостным голосом сообщил Глеб. – И он будет столь страшен, что в сравнении с ним взрыв пушечного ядра – просто детская шалость.

– Ты врешь! – пророкотал воевода.

– Да ну? – Глеб прищурился. – Кажется, ты забыл, кто изобрел вам все эти мушкеты и пушки. Ты говоришь не с простым ходоком и не с бездомным бродягой. Ты говоришь с Глебом Первоходом. А теперь вели своим людям лечь на пол, пока бомба не взорвалась.

Воевода несколько секунд смотрел на тлеющий фитилек бомбы, потом нервно повел подбородком и приказал:

– Сотники, делайте, как он велит!

Подчинились сотники беспрекословно. Швырнули на пол мечи, а затем и сами распластались на широких лиственничных досках. Глеб вперил взгляд в лицо воеводы и повторил свой вопрос:

– Где князь Добровол? Почему его нет в зале?

– Его нет не только в зале, ходок. Его нет во всем тереме. Нет и не будет еще несколько дней. Ты ошибся и проиграл. Признай это и сдайся. – Несколько секунд воевода молчал, потом насмешливо посмотрел на ольстру и проговорил: – Неужели ты думаешь, что мушкет поможет тебе?

– До сих пор помогал, – сказал Глеб.

В этот миг самый молодой из сотников вскочил на ноги и со скоростью рыси прыгнул на Глеба. Прогремел выстрел, и сотник рухнул на пол с простреленной грудью. Глеб посмотрел на труп сотника и мрачно изрек:

– Некоторым проще умереть, чем поверить в очевидное.

Горячая волна гнева вновь захлестнула Глеба. Желание расправиться с ратниками было почти непреодолимо. Палец Первохода вновь лег на спусковой крючок. Он двинул в сторону головой, разминая шею, и тут что-то укололо его в ключицу. Глеб не сразу понял, что это, а когда понял, нахмурился: это был серебряный крестик Рамона.

Несколько мгновений Глеб стоял неподвижно, потом медленно опустил ольстру.

– А теперь, вояки, делайте, как я скажу! – прорычал он. – И если посмеете меня ослушаться… Я убью вас всех!

Выйдя из терема, Глеб сунул ольстру в кобуру и двинулся дальше. Сильный северный ветер гнал по черному небу серые обрывки туч, охапками сбивая листья с берез.

В отдалении, у костерка, стояли, надвинув шапки на уши и втянув головы в воротники кафтанов и кожухов, замерзшие охоронцы.

Холод, неизвестность и мрачная пустота в душе навевали на Глеба мрачные мысли. Вечер был слишком богат на события и сильно истощил его. Бояр, слуг и ратников Первоход оставил в пиршественном зале, на полу, связанными по рукам и ногам. Рты их были заткнуты кляпами, сделанными из распоротых рушников.

Однако Глеб не успел пройти и двадцати шагов по теремному двору, как вдруг охоронцы встрепенулись, а из-за высокого забора донесся звук трубы. Едва Первоход успел укрыться за одним из сарайчиков, как широкие ворота распахнулись, и во двор въехал князь Добровол в окружении всадников с мушкетами. Судя по неровной посадке, князь был пьян.

«Должно быть, вернулся из Порочного града», – пронеслось в голове у Глеба.

Князь Добровол сидел на огромном, толстоногом коне. Меч его, усыпанный драгоценными камнями, бился по бархатному чепраку. Небрежно швырнув поводья подбежавшему слуге, Добровол слез с коня и любовно похлопал его ладонью по шее. Перстни, отразив свет костра и факелов, ярко брызнули на пальцах Добровола.

И в этот миг Глеб открыл огонь. Три стрелка Добровола, не успев достать мушкеты, слетели с коней и рухнули в грязь. Еще четверо успели запалить фитили, но Глеб не дал им времени прицелиться. Когда мушкеты выстрелили, сами стрелки уже лежали на земле бездыханными.

Оставшимся Глеб крикнул:

– Опустите мушкеты, стрельцы!

Двое не подчинились. Глеб вскинул ольстру к плечу и первым же выстрелом размозжил одному из них голову. Второй предпочел не искушать судьбу, швырнул мушкет на землю и поднял руки.

Глеб перевел взгляд на князя Добровола. Тот стоял посреди двора, среди окровавленных тел стрелков, и смотрел на Глеба. Плотный, осанистый, густобородый, князь был бледен, но во взгляде его не было ни удивления, ни испуга.

– Я ждал тебя, ходок, – проговорил он раскатисто и властно. – Ждал с того самого дня, когда узнал о твоем побеге из Мории.

– Тогда ты знаешь, что будет дальше! – так же громко отозвался Глеб. – Я пришел тебя убить, Добровол.