Дети Хедина (антология) - Минич Людмила. Страница 20

– Знаю, – полушепотом отозвалась Машка, дождавшись, когда «серафимы» примут человеческий облик.

Впрочем, человеческим обликом это было не до конца.

– Это он прислал тебя? Он? Виктор? – судя по высокому росту, говорила сама староста седьмой группы, Сима Зиновьева. От ее толстой пшеничной косы ничего не осталось. Обожженное лицо искривилось в подобии улыбки.

– Нет, – ответила не раздумывая Машка, но замолчала и почему-то добавила: – Не знаю. И да и нет, наверное. Но… Вас только восемь. Где девятая? Если она хоть когтем тронет Игоря, я…

Преобразившиеся горгульи переглянулись, Сима отрицательно покачала головой.

– Девочка, что мы, фрицы, убивать безоружного мага, – отозвалась она. – Мы его не тронем, а Сашка… Сашки нет. Мы ее в болоте заперли. Она оборачиваться перестала и тех двух магов заела. Мы заперли, а ты ее чуть не выпустила… Так это не Виктор тебя прислал?

– Не совсем, – осторожно отозвалась Машка, – специально не посылал, но в город нас распределил. В город, где нам и работы-то не нашлось.

– А про нас? Ничего не говорил? – не утерпела другая из «серафимов». Обожженное, полуобугленное лицо болезненно сморщилось: – Не вспоминал?

Маша усилием воли погнала назад подступающие слезы.

Вспомнила, с какой неподдельной болью говорил Виктор Арнольдович о «серафимах».

– Вспоминал, – выдавила она, уже понимая, что невесть каким чудом выжившая седьмая группа вкладывала в это совсем другой смысл. – У него фотография ваша в кабинете, на самом видном месте… и говорил про вас, но…

– Но искать-помогать не посылал, – жестко перебила Сима. Низким, по-настоящему «командирским» голосом.

– Не посылал, – призналась Маша, опуская голову. – Но он же не знает, что вы живы, что здесь! А так бы сам примчался, немедля, в тот же момент…

Лицо Серафимы исказила дикая сумасшедшая улыбка. Кто-то из девчонок захохотал – совершенно нечеловечески.

– Если б сам приехал, мы бы, пожалуй, передрались тут, решая, кто ему глотку перегрызет, – проговорила одна из девушек, судя по росту и фигуре – Оля Колобова. – Вот славный вышел бы конец для группы семь. А, девчонки?

Маша растерянно глядела на «серафимов». Не призраки, не ангелы смерти, непобедимые горгульи, люди, они, как могли, попытались преобразиться обратно. Сошедшая с ума магия отомстила им жестоко – все обожжены, обгорели, так, что обычный человек с такими ожогами не прожил бы и минуты.

– Это он бросил нас здесь, Мария, – резко сказала Серафима, скрещивая на груди почерневшие руки. – Сначала сделал из нас ангелов смерти, а потом бросил.

Машка отшатнулась, продолжая прижимать руку к горлу, крестик на груди накалился и, казалось, вот-вот прожжет видавшую виды гимнастерку.

Это неправильно, невозможно! Это же Отец!..

– Не может быть! – Она сжала кулаки. – Нет, он никогда бы не… он хороший человек. Я знаю. Я у него училась, у него защищалась. Когда Отец о вас говорил, ему было больно, я видела. Он просто не знает, где вас искать, а как только мы ему скажем, он… он приедет, сразу приедет и поможет, честное слово, поможет!

Ответом стало лишь красноречивое молчание. «Серафимы» сошлись все вместе, обступая Машу. На изуродованных огнем лицах – лишь кривые и злобные ухмылки. Как раз горгульям впору.

– Вы зовете его Отцом, – проговорила наконец Сима, садясь. От влажного мха поднялись струйки пара, сберегаемая – и одновремено разрушаемая магией плоть была разогрета. – А тогда, десять лет назад мы звали Учителем. Или Виктором. Он сам так хотел. Чтобы – как старшего брата. Мы у него учились. И доверяли ему так же, как вы с тем мальчиком, Игорем, что ушел. И даже больше. А Сашка Швец просто любила его без памяти. Позови он – в огонь бы прыгнула. Хотя…. Когда позвал, все прыгнули. Такой уж он человек.

– Потом началась война, – добавила Оля, вторая Оля, полненькая. Она не сумела перевоплотиться вполне, присела рядом с подругой, укрыв ее обгоревшие плечи крылом. – Мы ушли все вместе. Шутка ли, отряд магов. Пусть и девчонки. Но Виктор написал какие-то рапорты, добился, чтобы командование выслушало… и нас тогда, в июне, не раскидали по фронтам, как других. Дали шанс остаться вместе. Мы тогда радовались до невозможности. Как дурочки.

Сима кивнула, подхватывая.

– Ага, первая чисто девичья спецгруппа… Мы ничего не боялись, в смерть не верили. Начали под Борисовом в Белоруссии, пока еще просто магами, не этими… не «черными ангелами». У нас получалось. Пришли первые победы. Первые раны. Но про раны мы не думали, фрицы вперед перли, кто погибал, кто бежал, а кто и того, в плен … А мы побеждали! Учитель тогда говорил о долге и верности. Тебе он о верности тоже говорил?

Машка кивнула. Слезы стояли в глазах. В горле ком.

– Немцы подошли к Смоленску. Мы держали Ярцевские высоты, коридор, им наши из окружения входили. Драка была дикая, фрицы тоже не ботфортом трюфеля хлебали. Своих магов перебросили, и каких! Группа «Зигфрид», слыхала о такой?

Маша только и смогла, что вновь кивнуть.

– Молодец, что знаешь… в общем, тяжело нам пришлось, насыпали перцу нам на хвосты по первости. В общем, дело – дрянь, коридор наши удерживают из последних сил, а у гансов и танки, и самолеты, и маги… Виктор сам из боев не выходил, что правда, то правда, за спинами других не отсиживался… Короче говоря, вспомнили о нас, об «ангелах»…

– Виктор вспомнил, – еле слышно прошептала «грузинская княжна» Нелли.

– Виктор вспомнил, а предложила Сашка, – горечь и боль в голосе Симы резали верней ножа. – Он вроде как даже отговаривал поначалу…

– Ага, отговаривал! – вскинулась Оля, Оля Колобова. – Как же! «Ох, девочки, нет, опасно это. Дорогу назад потерять можно…», а полминуты спустя: «Сорок второй полк отходит, подмоги просят. «Зигфриды» там, людей заживо жгут… нет, конечно, «ангелов» нельзя, никак нельзя…» Так и взял, на слабо, как детей!

– Сашка и предложила первая, и первая под трансформацию пошла. Она за один его ласковый взгляд готова была на все. Когда оборачивались, больно было так, что не представить, пока не переживешь. Орали, помнится, хуже, чем когда режут…

А потом пришла настоящая победа. Разорвали мы этих хваленых «зигфридов» на мелкие кусочки, – Сима кровожадно ухмыльнулась, и остальные «серафимы» ответили. – Ну, и началось… Налетали по ночам. Рвали проклятых фрицев в куски. Они бежали, прятались, стреляли, а мы летели и рвали, и пили кровь. Нас прозвали «серафимами». Вик называл нас «мои валькирии». Полтора месяца. Они нашей тени боялись! Сети заговоренные вешали, дескать, не прорвутся…

– А мы прорывались! – Колобова по-мужски ударила кулаком в ладонь, полетели черные частички гари. – Сашка Швец, всегда первая… мол, ничего, девчата, больно, но я сдюжу. И сдюжила, сдюжила ведь! Ревела потом от боли, но ничего, не сдавалась! Ну, и мы тут же следом… Эх… весело было.

И остальные «серафимы» смотрели сейчас словно сквозь Машу – они вернулись на свою войну, победоносную, но такую короткую…

Сима кашлянула – облачком пепла из легких.

– За Смоленском тогда их остановили, да ненадолго. Впрочем, ты, Мария, сама помнить должна.

Маша помнила.

– Когда пошли гансы на Москву, со всех сторон – вот тут главное-то веселье и пошло. Второго «Зигфрида» у немчуры, видать, под рукой не оказалось, чтобы сразу в бой-то кинуть. Ну, мы и потешились… от души, – от усмешки Симы по Машкиной спине стекал холодный пот. – Тогда она еще оставалась у нас, эта душа… хотя и свои, кто знал, начинали шарахаться.

– А потом весть пришла, – все так же негромко сказала Нелли, – что собирают фрицы кулак здесь, к югу от Москвы, чтобы, значит, в бок нашим ударить. Прорвались, пошли на Карманов. Учи… Виктор нам тогда и говорит, мол, все резервы фронта в бой брошены, все тыловики, кашевары, ездовые, штабные роты… а кармановскую дыру, кроме нас, затыкать все равно некем. Есть там один ополовиненный полк, так немцы новых чародеев прислали, пройдут они сквозь наших и не заметят, что кто-то там и есть. Кроме нас, мол, некому, девчата…