Поющий тростник - Галахова Галина Алексеевна. Страница 41
Тетя Клава рот раскрыла от удивления и выболтала Нонке про Димину Невесту, как он любит ее.
– Знаю, знаю! – перебила ее Нонка. – Он ее бросил ради меня. Какой адрес, говори, тетя Клава!
Тетя Клава сказала адрес и еще:
– Дьявол ты, а не баба! Скоро и до моего Афанасия доберешься?!
– Доберусь, тетя Клава, сажай лучше его на цепь или под замок, надежности больше будет!
Захлопнув с силой дверь, тетя Клава вернулась в комнату и толкнула спящего мужа.
– Ты у меня погоди, старый черт! – сказала она. – Я тебе покажу, греховодник!
Тетин Клавин муж, думая, что она ругает его за вчерашнюю выпивку, погладил ее по руке и сказал всегдашнее:
– Не буду больше, мать! Вот те крест, не буду!
Нонка побежала к Диме, но он еще не вернулся из больницы, а потом, опаздывая в магазин, она разминулась с ним, когда он тоже направлялся на работу. Она, сидя в автобусе, увидела его идущего по дороге, узнала и подумала, что еще вчера она не обратила бы на него внимания, а сегодня она уже выделила бы его из всего людского потока.
С работы она отпросилась и пошла в отделение милиции. Узнала, что Дима на совещании, без разрешения прорвалась в кабинет Диминого начальника и при всех спросила:
– Где мой сын, Васильев Вадик?
Дима, смущенный тем, что ворвалась женщина, ему знакомая, бесцеремонная, ответил:
– В больнице он, скарлатина…
Нонка стала выспрашивать его про Вадика, и, когда она ушла, товарищи стали над ним подсмеиваться, про Нонку они были наслышаны и от него и от дружинников.
Начальник, капитан Скворцов, прекратил расспросы:
– Продолжим, товарищи!
А Дима Ярославцев возьми и брякни в этот момент:
– Я на ней женюсь скоро!
Как эти слова у него вырвались, как в голову, совершенно чистую от подобных мыслей, пришли, – не знал Дима.
Капитан Скворцов, интересующийся своими людьми, сказал:
– Тогда другое дело, про это и поговорить не грех! Дмитрий Александрович Ярославцев подает нам хороший пример. Если бы каждый из нас последовал его примеру, то не было бы в нашем микрорайоне никаких кукушек. Только хватит ли у нас личного со става? Надо дать в газету заметку "Почин следователя Ярославцева".
Дима сидел ни жив ни мертв, не поднимая глаз, стараясь не видеть насмешливых и ехидных взглядов товарищей.
– Продолжим наш разбор, а это известие обсудим позже! – взмолился он.
Так и сделали.
Нонка примчалась в больницу и стала требовать врача. К ней вышла Нина Петровна, и Нонка испугалась. Почему-то на всем свете она боялась только ее одну.
– Здравствуй, Нонна!
Нонка еле слышно ответила.
– Вот и встретились снова. Теперь ты пришла ко мне узнать про сына и просить за него. Но не надо просить меня, я и так все сделаю. Мой долг при мне остается, и никуда не уйти от него. Сын мне твой понравился, хороший мальчик, я его сразу узнала. У
Вадика скарлатина в сильной форме.
Нина Петровна посчитала разговор оконченным, но Нонка не дала ей уйти. Призналась, что до сего дня не матерью была она Вадику, а Кукушкой, но все теперь позади, потому что повстречался ей человек, полюбивший ее сына Вадика, и, кажется, она сама полюбила того человека. А за Андрюшу не надо бояться, хоть и причинила Нонка ему много зла. Теперь пусть живет он как хочет и навсегда про нее забудет.
Нина Петровна, выбитая из обычного состояния Нонкиным рассказом, махнула рукой; мол, живи как знаешь, дело хозяйское, но оставь только нас с Андрюшей в покое и о себе не напоминай.
…Нонка на полчаса опоздала на работу. Заведующий сделал ей выговор за опоздание:
– Ты мне брось опаздывать, Васильева! И хандру брось! С таким кислым лицом не выполним мы плана и лишимся из-за тебя прогрессивки!
Нонка за работу принялась, кольца, бусы, кулоны показывала покупательницам, улыбалась им не заученно, а от души, радуясь горящим их глазам. Потом в карман полезла за карандашом, чтобы чеки выписывать. А в кармане нашла записку про родительское собрание, которую она со вчерашнего дня так и не прочитала. Заранее, за десять дней, сообщала ей Наталья Савельевна про родительское собрание и просила прийти.
Нонка подкинула пятак – орел или решка, идти или нет, и кидала пятак все десять дней, и выходило, Что не надо идти. Но пошла она все-таки…
Родительское собрание, намеченное Натальей Савельевной на завтра, должно было снять с нее часть той ноши, которую взвалила она на себя и добровольно и по долгу службы. Минуло больше трех четвертей, и ей не терпелось подвести итоги, не дожидаясь окончания учебного года. Она знала: если сейчас она итоги подведет, то ее ученики лучше закончат первый класс.
Много за год провела она собраний, но это хотелось ей сделать особенным. Она чувствовала себя способной на особое родительское собрание. Чувствовала себя той легендарной змеей, в которой умещается вся мудрость
мира, и хотелось ей открыться и предстать перед родителями ее учеников и передать им частицу своей мудрости и тревоги своей.
Всех учеников она уже хорошо знала, кого ключиком открыла, кто сам перед ней нараспашку распахнулся, а кто явился ей улиткой с чуть отворенной раковиной, и, как ни билась она перед ним, так и осталась бессильной. То был Вадик Васильев.
Сколько интересного открылось ей за год, какие неведомые планеты она посетила! Казалось бы, чем они особенно могут отличаться друг от друга, тридцать шесть маленьких мальчиков и девочек? Всего-то истории, что родились на свет семь-восемь лет назад! А тем не менее похожих меж ними не было, неинтересных меж ними нет, плох и хорош всяк по-своему.
В этот год приняла она на себя новое поколение. И потому она назвала его поколением, что заставило оно ее отрешиться от старых, испытанных методов работы, навязало ей новую программу и выработало у нее новую манеру общения. Она почувствовала ход времени и как бы заглянула в будущее, где увидела она своих первоклассников взрослыми, родителями; и фантазии у нее нашлось для будущего, и вымысла.
Особенно пристально вгляделась она в некоторых своих учеников, на особый учет взяла их. Остальные тоже не остались вне поля ее зрения, о них она когда-нибудь потом расскажет, если не иссякнут в ней вскрывшиеся внезапно силы. А эти несколько вошли; к ней в сердце и расположились там, приумолкли, вдаль смотрят. Над ними синее небо, горячий желтый песок под ногами и полчища малиновых свечей иван-чая вокруг – слепок и отпечаток ее детства. Не голодом и бомбами запечатлелось оно в ее памяти, а такой вот картиной.
Многое хотела она сказать родителям на том родительском собрании. Родителей она уже узнала с помощью детей и изучала их, так сказать, по второму экземпляру, и редко второй экземпляр отличался от первого, от двух первых. Узнавание родителей через детей, которые своим существом выдавали их с головой, было для нее своеобразным разгадыванием загадок, и она всегда с нетерпением ждала подтверждения и опровержения своим выводам и догадкам. Родители! Эту роль играли многие люди, прошедшие по земле! Лучше ли мы их, хуже ли? Мало мы знаем на этот счет. Но вот счастливее ли нас будут наши дети, лучше ли нас будут они?
Вот она сама, Наталья Савельевна, овладевшая, как иногда ей казалось, тайнами детской души, – какова она в роли матери, может ли она себе сделать те упреки, которые она иногда бросает подвластным ей родителям? Множество упреков может она себе сделать, и знания ее не помогают ей.
Сын у нее, Сережа, учится в четвертом классе. Она считает его почти взрослым. Что она прощает любому своему первокласснику – Сереже все непростительно! Кричит на него часто, раздражает он ее своей медлительностью. Заикаться он вдруг стал, не из-за нее ли? В школе она сдержанна – на работе, не где-нибудь! А дома из себя выходит, тогда и Сереже попадает, и мужу достается. Муж ее, наверное, скоро бросит. Съела, говорит, тебя школа, как Красную Шапочку Серый Волк. Хозяйство у нее в упадке, не любит она домашнее хозяйство. Правда, в последнее время вдруг потянуло на уют. Стареет, что ли? Мечтает сейчас научиться вязать, связать мужу белый свитер и чтобы ходил он на работу и все женщины обращали на него внимание и говорили: "А твоя-то старуха – молодец, видишь, какой свитер тебе связала! Не бросай ее, будет с нее толк! Теперь пускай нас в гости позовет и стол хороший сделает, посмотрим, какова твоя Царевна-Лягушка". А муж ответит им, женщинам, которые на него всегда заглядываются – такой видный мужчина : "Моя жена – не узнать ее теперь, тряпки ее стали интересовать, косметика, обеды домашние, глазки стала мужчинам строить, где моя прежняя Наташа?"