Герцогиня и султан - Галан Жюли. Страница 6

– Кушай, отрада моего сердца! – рокотала Фатима. – Кушай, мой заморский цветочек! Тебе еще надо много кушать, много спать, много узнать, чтобы стать настоящей женщиной для настоящего гарема!

В доме госпожи Бибигюль, видимо, перебывало много девушек из самых разных стран. Потому что Жанну поместили в обставленную вполне по-европейски комнату.

Уже через несколько дней один из евнухов на чистейшем французском языке сказал ей:

– Если госпожа заплатит, я передам письмо в христианский квартал. К судьбе такой знатной дамы единоверцы не окажутся безучастными. Тринитарии, занимающиеся освобождением пленных, выкупят вас. За небольшой процент я согласен посредничать.

– Я подумаю… – очень холодно ответила Жанна.

Прошло немного времени, и Жаккетта попривыкла к чужой одежде, перестала бояться, что споткнется и потеряет чудные туфли. Она даже стала понемногу выбираться из комнаты во внутренний дворик, где было чисто выметено, росли цветы и стояли клетки с певчими горлинками, дроздами, перепелками. В жаркую пору стараниями Масрура там всегда царила прохлада.

Фатима одобрила успехи пленницы и перешла к следующей стадии наведения красоты.

– О красавица, мой цветочек, у настоящей красавицы ладони всегда выкрашены хной и алые, как вечерний закат. Что лучше скажет глазам господина, что красавица создана не для грязной работы, а для горячей любви? А? Сейчас мы тебе ладони красить не будем, а будем удалять этой пастой ненужный волос. А нужный волос будем беречь, чистой водой мыть, розовым маслом мазать. Надо тебя в баню сводить, но не сейчас. Зачем лишний раз показывать? Дома будем из комочка глины полноликую луну делать.

Фатима достала скляночку. Жаккетта узнала терпентиновую пасту – у мессира Марчелло была такая в коллекции снадобий.

После того как «ненужный волос» с тела был удален, Фатима вымыла Жаккетте голову с помощью ароматной глины – видно, гаэтское мыло было здесь не в моде. Затем натерла влажные волосы розовым маслом. Жаккетта заблагоухала, как охапка роз.

– Ах, мой цветочек, – довольно вздохнула Фатима. – Ты сейчас – прямо гюлистан. [5] Теперь лицо совсем светлым делать будем, гладким! Батикой надо мазать.

Из очередного сундука появилась россыпь флаконов и баночек. Фатима напудрила лицо Жаккетты светлой пудрой и густо подвела глаза и брови угольно-черным цветом. В таком обрамлении синие глаза Жаккетты стали еще ярче.

«Госпожа Изабелла увидела бы такое, – довольно подумала Жаккетта, – наверное, чувств бы лишилась. Это совсем не похоже, как красятся наши дамы!»

– О! Какие глаза! – запричитала Фатима. – Такие прекрасные глаза – тюрьма для сердец! Масрур, Масрур! Ну, где ты бродишь? Посмотри, старая ты лиса, какую бирюзу прятала отрада моего сердца! В сокровищнице халифа Гарун аль – Рашида не было таких ярких камней!

Прибежал Масрур, восхищенно воздел ладони вверх и продекламировал из Хафиза:

Жаккетта конечно же ничего не поняла, но ей очень понравилась такая суматоха вокруг нее.

– А из чего делается эта батика? И подводка?

– Аи, молодец, мой цветочек! – одобрила ее интерес Фатима. – Надо знать, конечно, надо. Когда не знаешь – всякую дрянь покупаешь. Умная женщина на свое лицо что попало мазать не будет! Сейчас расскажу! Масрур, от твоей лени разболится печень у льва! Девочка худеет на глазах! От такой заботы скоро в саду ее прелести дамасская роза превратится в шафран, локон-гиацинт совсем поникнет!

Напуганный ужасной картиной умирания Жаккетты от голода, Масрур тяжелым галопом понесся в кладовую за едой.

– Садись сюда, отрада моих глаз! – Фатима усадила Жаккетту за низенький столик. – Это называется кохл, или сурьма. Я люблю кохл. Делаешь его так. Берешь лимон, срезаешь макушку. Мякоть вынимаешь, а вместо нее кладешь порошок из камня, которым рисовать хорошо… Художник им рисует…

– Графит? – угадала Жаккетта.

– Да. И еще добавляешь соскобленный со старой медной вещи налет. Лимон кладешь на огонь – пусть обуглится. Затем в ступке его растираешь. Кладешь в ступку коралл, жемчуг, сандал, амбру. Обязательно добавь крыло летучей мыши и лапку хамелеона.

– А где взять-то? – удивилась Жаккетта. – Я и не видела ни разу этого хамелеона.

– В любой порядочной лавке есть! – отмахнулась Фатима. – Все растираешь хорошо-хорошо, опять калишь на огне. Когда смесь еще горячая – добавляешь розовую воду. Потом кладешь в коробочку, а когда надо – достаешь палочкой и подводишь глаза!

Подоспел Масрур с подносом. Фатима вознесла молитву Аллаху, Жаккетта – Пресвятой Деве, и они принялись за еду. Уплетая за обе щеки не хуже Жаккетты, Фатима продолжала рассказывать:

– Если хочешь сделать батику, положи в ступку белый мрамор, буру, рис, ракушки белые, лимон, яйцо. Все разотри. Потом смешай с мукой из чечевицы и бобов. Затем, мой цветочек, берешь дыню, делаешь ее, как тот лимон, пустою внутри. Заполняешь смесью и ставишь дыню на солнце. Когда смесь высохнет, мелешь в порошок и получаешь превосходную батику!

– А… когда я в гарем попаду? – помолчав, спросила Жаккетта.

Ей вдруг стало страшно. Заныло сердце, заболела голова. Северная Африка, это так далеко… Чужое место…

– Не волнуйся, кровь моего сердца! Гарем без тебя не останется! – утешила ее Фатима. – Ты еще не готова. А главное, я продам тебя в тот гарем, куда продает свой товар мерзавка Бибигюль! И я продам тебя хоть на дирхем, но дороже, чем она, да пошлет ей великий Аллах плохой сон! Но она темнит, никто не знает, почему она держит товар при себе! Эта печаль терзает мою печень! Какого шайтана она ждет?!

Глава IV

А вечерами Фатима рассказывала сказки. На своем экзотическом французском языке. Было видно, что ей абсолютно все равно, правильно она говорит или нет, главное, чтобы понятно. Она с легкостью перепархивала с арабского на французский и обратно и не забывала подкреплять свою речь энергичными жестами.

В маленькой комнате было сумрачно, горела носатая лампа, и вился сладкий дымок над курильницей, где тлел сандал, отгоняя злых духов и нежелательных гостей.

Жаккетта лежала в жаркой полудреме, на границе сна и бодрствования. Фатима сидела на краешке ее тюфяка, расчесывала свои волосы костяным гребнем и выплетала затейливый узор арабской сказки:

– Жил в одном из городов, далеко-далеко, бедный портной. И был у портного сын Ала ад-Дин. Портной недолго задержался на этом свете и по мосту аль-Сирах, тонкому, как волос, и острому, как дамасский клинок, по тому мосту, что зовут «лестница Мухаммеда», прошел в рай. Накир и Мункар допросили его душу о земной жизни. И поскольку грешить у него ни денег, ни времени не было, портной попал в рай, где черноокая гурия – не женщина, а чистый мускус! – раскинула перед ним свое душистое покрывало, и он забыл все горести мира. А Ала ад-Дин с матерью остались жить. Совсем одни, без родственников и денег. Бедная женщина стала прясть пряжу и продавать на рынке, чтобы купить лепешку и молоко. Врагу не пожелаешь такой судьбы, мой цветочек!..

А Ала ад-Дин был лодырь, был бездельник. Ремеслу учиться не хотел, работать не хотел. Хотел только играть на улице с мальчишками. Я бы своей рукой убила такого ребенка!

И вот однажды подошел к Ала ад-Дину человек. «Привет тебе, мальчик, во имя Аллаха великого! Я твой дядя! Где мой брат, а твой отец?!»

А это был, мой цветочек, совсем не дядя, а колдун! Магрибиец. Почти из этих мест. Здесь, ты знаешь, лучшие во всем мире чародеи! Каждый порядочный человек имеет амулет с джинном.

Глупый Ала ад-Дин говорит: «Мой бедный отец; умер». Тогда магрибиец давай стонать и бить себя по щекам: «Ах, мой несчастный брат! Ах, кусочек мой печени! Почему я не умер вместо тебя?» Магрибиец дал Ала ад-Дину два динара и велел отдать матушке и сказать: «Дядя завтра придет, приготовь обед».