От десятой луны до четвертой - Галанина Юлия Евгеньевна. Страница 27

Но дубить кожу им уже было можно.

Три ложки сахара дело не спасли. А жаль. Я перекатывала во рту первый глоток, как-то не решаясь проглотить. Люблю хорошо заваренный чай, но не настолько же хорошо…

– Ты на меня не обижаешься? – спросил, залпом опустошив свою чашку, охранник. Что он Янтарный, я еще не привыкла.

– За что? – искренне удивилась я.

– За то… – помрачнел охранник, увидев мое удивление и правильно сообразив, что, значит, у меня в памяти он зацепился не так крепко, как мог рассчитывать. – За пыточную.

– А-а, это… Медбрат с тобой, если я начну обижаться на каждого… – протянула я. – Вы не первая здесь смена охраны и не последняя.

– Значит, все нормально? – не унимался охранник.

– Да нормально, – пожала плечами я. – С чего всему быть не нормальным?

– Ты бы хоть смутилась или возмутилась… – попросил охранник.

– Чего? – изумилась я, подавившись чаем.

– Чего-чего. Ну покажи хоть чем-нибудь, что тебе не безразлично было. Тогда. Неужели же совсем никак?

Похоже, чай все-таки скатился за грань, где он мог соперничать со слезкой, и подействовал на моего собеседника. Я собрала все силы, чтобы не прыснуть со смеху. Ну надо же, что человека тревожит, с ума сойти можно!

– Нет, что вы, – вежливо сказала я. – Мне было достаточно приятно, так что ваши усилия не пропали даром.

– Еще и издеваешься! – сделал вывод охранник и резко встал.

Вот так всегда.

Говоришь правду, и ты же виновата. Я немного испугалась и решила, что если он будет драться, то выплесну в него остатки чая.

Но у охранника не драка была на уме.

Пользуясь тем, что из угла между шкафом и стеной сбежать мне было некуда, он принялся меня целовать. В наказание, надо понимать. Или себе в утешение. Длилось это мероприятие довольно долго.

– А если я скажу, что божественно, ваше самолюбие удовлетворится? – осторожно спросила я, когда он все-таки меня отпустил. – Вы до меня докопались, потому что я реагирую не так, как это обычно происходит с девушками, удостоенными вашего внимания?

Вопрос охраннику почему-то не понравился, он надулся и замолчал, снова принявшись тянуть невообразимо черный чай.

Но уязвленное тщеславие, видно, грызло его изнутри, потому что он не удержался и некоторое время спустя бросил:

– Другая бы на твоем месте!.. О-о! Знакомая песня! Припев:

"Знала бы ты, сколько женщин растаяли бы от счастья, посмотри я только в их сторону, а сколько сами вешались мне на шею, кидались под ноги, лишь бы только я их приласкал! А ты холодна, как табуретка, и не понимаешь, дурочка, собственного счастья!"

– А мне нравится другой тип мужчин, – сообщила я, наливая себе еще чаю.

– Какие же? – заинтересовался охранник.

– Толстые, лысые и кривоногие.

– Ну и на здоровье! – окончательно обиделся охранник. – Что же ты тогда здесь сидишь?

– Так ведь не присылают мужчин моей мечты, все таких красавцев, как ты, направляют, – пропела я.

Дело неминуемо шло к физическому столкновению, охранник, если верить выражению его лица, или бы просто треснул меня от избытка нехороших чувств, или бы трахнул, что более вероятно, учитывая направленность нашего разговора.

Но тут разродился письмом кавалер Шестой.

У него были такие ошалелые со сна глаза, что я его невольно пожалела. Влип, бедолага, одним письмом не отделается, или я Шестую не знаю.

Но еще раз тащиться сюда меня уже никакой жребий не заставит.

Я выхватила листок с ответом, накинула капюшон пелерины и заторопилась к выходу, забыв в пылу разговора про все страхи.

– Давай провожу! – крикнул вслед охранник.

Я предпочла не услышать и рванула внутреннюю дверь. Затем внешнюю.

Луна переместилась за Перст, его длинная тень нависла над садом.

Я быстро пошла вперед, стараясь выбраться из этой тени. Хрупал под ногами холодный песок.

Уже осталось чуть-чуть до границы темноты и лунного света. И вдруг я услышала, что кто-то идет мне навстречу. Шарахаться по ночам воспитанницам пансионата не то что запрещено – просто недопустимо! Я метнулась с дорожки за куст боярышника. Может, в темноте и пронесет. Хорошо, что я еще в тени…

И тут ужас обжег меня. Дикий, не сравнимый ни с чем ужас. Наверное, именно в такие моменты люди разом седеют.

По дорожке, прямехонько ко мне, брел начальник охраны. Не новый, куда там, тот, старенький, убитый этой осенью.

Мертвый то есть…

Или какой?

Я попятилась и наступила на собственный хвост.

Слава хвостам во веки веков! Если бы не это, я бы, наверное, так бы безвольно и пятилась, пока он меня не настиг. А что бы тогда произошло, мне и представлять не хочется. Достаточно того, что я уже почувствовала.

Боль вернула меня к жизни, я лихо развернулась на месте и пустилась наутек. Обратно к казарме. Это было как в дурном сне, когда, кажется, бежишь-бежишь изо всех сил, и все равно топчешься на месте, словно стреноженный конь.

Вот так, на бегу, я со всего маха врезалась в Янтарного, который все-таки вышел меня проводить. И сбила его с ног.

– Ты чего? – только и вымолвил он, вставая.

– Чего, чего! – зашипела я. – Смотри!

И переместилась за спину охраннику. Сразу стало куда легче. Пусть они там разбираются, а я тем временем удеру.

Разбираться с бывшим начальником Янтарный не стал. Уразумев, что по саду гуляет оживший мертвец, он схватил меня за руку, и мы уже вдвоем рванули к крыльцу.

Входная дверь придавила подол моей юбки. Я просто взвыла от отчаяния, в полной уверенности, что вот тут-то мой печальный конец и наступит.

Янтарный испугался меньше, ему по роду службы так положено, поэтому он, не теряя головы, приоткрыл дверь, выдернул мой подол и снова захлопнул ее, замкнув на все запоры.

Очутившись в караульной, он хотел было поднять всех по тревоге, но вспомнил, что не один и сдержался: мое присутствие здесь было лишним, по Уставу неположенным.

В окно, от которого я пряталась за шкафом во время чаепития, было видно: начальник охраны, цвет лица которого поражал интересной бледностью, целеустремленно шагал к казарме. Веки у него были подняты, но глаза затягивала какая-то полупрозрачная пленка, слабо светящаяся зеленоватым светом. Зрелище это вызывало тошноту.

Янтарный второй раз поднял кавалера Шестой. Не знаю уж, как он ему объяснил, но тот без вопросов прильнул к окну. Похоже, его тоже чуть-чуть не стошнило.

Открыв уже знакомый шкаф, Янтарный вручил мне длинный плащ, в котором стоят караульные ночью на стенах.

– Накинь и пошли! Быстро.

Завернувшись в плащ, я заспешила вслед за ним. Мы вышли из казармы другой дверью, ведущей в двор между внешними стенами и круглой оградой. Чтобы попасть к дортуарам, надо было сделать изрядный крюк. Шли мы молча.

Миновали ворота, завернули за угол Главного Корпуса.

Дошли до дортуаров. Мне осталось только забраться в окно, и вдруг в голову пришла интересная мысль.

– Слушай, Янтарный, – сказал я охраннику. – А ты мне нравишься.

Подумала и решила, что много лести не бывает.

– Очень нравишься. Научи меня стрелять из арбалета, а?

В ответ Янтарный почему-то только выругался.

– А-а, тогда спокойной ночи! – сказала я и полезла в окно.

Глава двадцать первая

НАУТРО

Наутро весть о том, что ночами по пансионату бродит нежданно оживший начальник охраны, взбудоражила Пряжку. Причем появилась эта весть без всякого моего и охранников участия.

Потыкавшись в дверь казармы, живой мертвец убрался восвояси, вышел из сада, тем же путем, каким шли мы с Янтарным, прошел до Главного Корпуса и пошел себе бродить вдоль него, заглядывая во все окна по пути. Эффект получился впечатляющим.

Наутро соседняя с нами комната в полном составе отказалась выходить на занятия и вообще покидать помещение.

Наша надзидама, у которой при жизни начальника охраны был с ним роман, впала в истерику, продолжавшуюся от без четверти Часа Филина до половины Часа Ибиса, то есть практически весь день.