Дети Мира - Пекур Екатерина. Страница 34

Но моя башка, как я уже говорила, всегда была устроена странным образом. Я постояла, перевела дыхание, и ситуация немедленно стала проясняться. Мне мотают нервы — снова, чего уж неясного. Вот, детка, орудия пыток — всякие острые, занозящие, холодные и неприятные предметы… И ни жрать, ни воды тебе не видать. Бойся и мучайся. Я боялась (хотя мучалась пока не слишком сильно). Но при этом начала размышлять. Мне следует выяснить, чего от меня хотят и могу ли я им это дать. Другой воспрос — не слишком ли высока будет цена? Но потом я перевела взгляд на стеллаж, ощутила доски под спиной (занозы уже впились в мою кожу) и поняла, что при таком раскладе никакая цена не может быть слишком высокой. Думая об этом, я не уже боялась. Это была холодная логика выживания. Мне нужно выжить — просто потому, что всё живое стремится к этому, а мне было не на кого надеяться.

Время шло, и ничего не происходило. Мои ноги наливались свинцом, но когда дверь неожиданно хрипнула и распахнулась, мой желудок чуть не выскочил наружу. В комнату по-хозяйски вошли один из охранников и мужчина среднего роста, к которому обращались «господин РунИда» — уже немолодой, чуть оплывший и очень немарко одетый. По-рабочему так, и это мне не понравилось. Охранник сразу же ушёл. Не глядя на меня, тип по имени Рунида подошёл к стеллажу, порылся на средней полке и извлёк толстые синие перчатки (наподобие тех, в которых убирают мусор). Я следила за ним с возрастающим напряжением, а ещё в моём животе поселился страх — животный, терпкий, жгучий. Деловито натягивая резину на свои мягкие ухоженные ручки, он, наконец, обернулся ко мне лицом.

Лицо его мне не понравилось. Слишком много гнилых страстей там отпечаталось. Испорченный красавчик не первой молодости — хотя за нездоровой кожей скрывались идеальные черты, гордая посадка головы (в общем, одна сплошная высокая порода), но всё это было как дерьмом перемазано. То есть на самом деле, конечно, он был безупречно выбрит и умыт, но дерьмо, единожды приставши к человеку, не уходит уже никогда. И, главное, самое страшное — он улыбался. Трепетно, как девица на первом свидании.

Человек не может улыбаться в таком месте! Даже если он уверен в своей правоте!

Рунида остановился в шаге от меня. Как же крутит в животе… мамочки, да что же мне делать?! Как быть?! Что они задумали?! От неизвестности пересохло во рту.

— Ну что, тварь? Страшно? На воздух хочешь?

Я непонимающе заморгала, но моё недоумение его лишь обозлило. Не то он счёл его притворным, не то из этого следовали какие-то, мне неведомые, выводы.

— Да пока не слишком хочу… — сказала я тихо. Пусть он говорит. Я должна понять, чего они от меня ждут. И, главное — пока я размышляла, мне было, как всегда, не слишком страшно, так что я уцепилась за это действие, как за спасательный круг.

— Захочешь… — с улыбкой зловеще пообещал Рунида. Переборов некое, мне пока неясное, отвращение, он шагнул ко мне и левой рукой в перчатке взял меня за подбородок. Очень противно — грязная холодная резина создавала впечатление руки мертвеца (если б я знала, что это его скорое будущее!).

Вдруг, совершенно для меня неожиданно, он ударил меня в живот — не сильно, но очень, очень больно, так что мне перебило дыхание, и я обвисла на ремнях.

— С кем и когда ты держишь связь?! По какой схеме?! Где их можно найти?!

Задыхаясь и плача от боли и бессилия, я мотала головой.

— Я не знаю, о чём вы! Я ни с кем ничего не держу!

— Врёшь, тварь! Как и все вы, твари рыжие, врёте!!! И не пытайся меня гипнотизировать, как ты загипнотизировала половину третьего отдела!!!

Я остолбенела, глотая слёзы, а потом забилась в оковах. Ужас сковал меня, как кольца неведомого ледяного удава. Он меня тоже за бриза держит?! Только теперь это… очень и очень плохо…

— Я не засланеееец! Вы меня за кого принимаете?! Я обычный человек! Я не знаю ни про какие схемы связи!!! — вопила я, раздирая руки о металл наручников.

Ответом мне была сладчайшая улыбка тюремщика.

— Само собой.

Отступив на шаг, Рунида откровенно любовался моими судорогами.

— Хватит, ну, — неожиданно рявкул он, навешивая мне тяжелую пощечину. Она не горела — она отозвалась болью в зубах и звоном в голове.

…он же убьёт меня. Это очевидно. Эта мысль родилась во мне ясно и чётко, и всё в моей душе покрылось льдом. Мне же не выйти отсюда. Ни за что. Переубедить этого гадкого типа будет сложно — а пойманое Отродье никто никогда не отпустит. Другой вопрос — почему это какая-то Семья перебрала на себя функции контрразведки? Но ответ на него становился для меня слишком абстрактным…

Отвернувшись, Рунида ушёл к стеллажу. Расширенными глазами я следила за его сомнениями — ту или иную штуковину выбрать на полках..? — и поняла, что кричу…

Совершенно некстати, словно оторвавшись от реальности, в моей голове возникла мысль — интересно, а часто ли ошибаются в контрразведке..? и что чувствуют те люди, кого вот так же безневинно волокут на дознание..? Спросить бы. Но у него уже не спросишь. Воздуха во мне не осталось…

Время, потребности и даже простые человеческие эмоции — всё это перестало иметь значение… Перед моими глазами была темнота. Резкий, зелёно-белый, химический какой-то свет бил в лицо; и мне было не так больно, как невыносимо мучительно — от голода, жажды, усталости, унижения, страха, от побоев и осознания полной, беспросветной, абсолютной темноты впереди. Часы сменяли часы — бесконечные, долгие и мучительные. Руки затекли, ноги уже не держали меня, но я понимала, что если я упаду, я уже не встану — и руки, наверное, оторву… Однако я всё-таки упаду… Рано или поздно… Я плохо сознавала окружающее, мою одежду покрывала грязь, а лицо затерпло от ударов… Боги, прекратите это. Но это не прекращалось. К воплям о здравом смысле господин Рунида оставался глух. Мне казалось, что я схожу с ума… Однако время от времени, когда в моей голове светлело, я все-таки извлекала данные из реплик моего палача. Я всё ещё не давала воли слепому отчаянию — и надеялась сторговаться со своими пленителями. Мне не оставалось ничего другого…

Я находилась в одном из корневых имений Семьи да Райхха — возможно даже, в той самой знаменитой «Белой Башне», легальным прикрытием для которой, как я теперь понимала, служила одноименная туристическая сеть… Да Райхха обосновались в месте, которое вряд ли могло заинтересовать кого-то ещё — в самых Предгорьях. И окопались на этих сомнительных просторах они твердокаменно. Кое-какие оговорки охраны показывали, что режим тут ничем не уступает бюро КСН. Ещё и похлеще. Нет, даже будь на свете сила, готовая найти меня, им бы пришлось уступить мощи этой Семьи. Они бы торговались, вели дипломатические разговоры, но даже будь какие-то реальные способы давления на да Райхха и их союзников — никто не расходовал бы их на какую-то там Санду да Кун… Даже у всемогущего КСН недостает сил приструнить их — до меня ли..?

Но идти на уступки Рунида не желал. Его лишь потешали мои мольбы. Снова и снова пытаясь достучаться до разума конкретного образчика, я натыкалась на каменную стену.

От истощения я начала терять сознание.

И так миновало… сколько времени..? я не знаю. Я до сих пор не знаю, сколько времени я провела в плену у этих скотов, хотя уже сколько лет миновало… Но тогда мне казалось, что вечность…

…а потом ещё столько же.

На то время Рунида уже несколько часов как снял перчатки. Я немножко обнадежила себя (неужели поверил?!), но выяснилось, что в его поведении ничего не изменилось. Он, видимо, каким-то образом доказал себе, что я не представляю для него опасности как Отродье; но вот что я не работаю на Горную Страну — этого я доказать не могла. Доведя меня до полуобморока, Рунида ушёл отдыхать. Сил набираться, скотина. А я всё также висела на ремнях у стены. Я же на самом деле умру… Что ещё страшнее — я буду умирать долго и ужасно, так что быстрая смерть уже даже начала мне казаться привлекательным, но недостигаемым финалом! Я кричала — хотя меня никто не трогал — просто от ужаса…