Плащаница колдуна - Грановский Антон. Страница 11

– Вижу, странник, горазд ты разбрасываться деньгами. Видать, и впрямь великий алхимик, если так соришь монетами.

Лагин всучил Хомычу пару монеток, и тот поспешно спрятал их в карман.

– Получил свое? – грубо осведомился у бродяги Глеб. – Теперь проваливай.

– Груб ты, Глеб-Первоход. – Хомыч повернулся, чтобы идти, но вдруг остановился и весело взглянул на Глеба. – А то взял бы меня в слуги, а? У многих ходоков слуги имеются. А уж я бы тебе пригодился. Человек я старый, смерти не боюся. Но и от жизни не отказываюсь, и от денег носа не ворочу. Знаю, как их употребить. Возьми, а?

– А что, Глеб, – заговорил Лагин с воодушевлением. – Может, и правда возьмем Хомыча? Он хоть и бродяга, а человек толковый. Живо мне все про тебя и про Порочный град рассказал. И потом – чем нас больше, тем надежнее, ведь так?

Глеб хмыкнул.

– Здесь ты хозяин. Хочешь скормить старика оборотням – скармливай. Но платить ему за это будешь сам.

Диона протянула к лицу Глеба руку. Первоход перехватил ее запястье и с мрачным удивлением взглянул девушке в глаза.

– Что ты делаешь?

– Кровь вытираю, – робко ответила Диона. – Испачкался ты, когда оборотня убивал.

– Обойдусь.

Глеб отшвырнул ее руку от лица. Диона отступила в темноту и обиженно, по-девчачьи, шмыгнула носом.

– Ладно, – сказал Глеб, – забираемся в подводу. Эй, недюдь, это и тебя касается.

– Меня зовут Диона, – тихо сказала девушка из темноты.

– Плевать мне на то, как тебя зовут, – сухо откликнулся Глеб. – И пореже открывай рот, если не хочешь, чтобы я заткнул тебе его навсегда.

8

Уже устроившись в подводе, Глеб вдруг снова соскочил на землю и обронил через плечо:

– Погодите.

Затем зашагал к невысокому худощавому человеку в дорогом, но сильно поношенном камзоле, стоявшему возле кружала. Подойдя к нему вплотную, Глеб сказал:

– Привет, Бельмец.

– Здравствуй, Первоход, – отозвался человек сипловатым голосом и взглянул на Глеба единственным зрячим глазом. – Хорошего оборотня завалил. Я таких здоровенных и не видывал.

– Еще увидишь, – мрачно пообещал Глеб. – Что слышно?

– Да разное, – уклончиво ответил Бельмец. – Говорят, Остяк Костолом грозился тебя изничтожить. Даже пику огневую у меня прикупил.

– А ты зачем продал? – сухо спросил Глеб.

– Остяк хорошую цену заплатил, вот я и продал. – Бельмец тонко усмехнулся. – Ты берегись его, Первоход. Остяк в болоте про́клятом тонул и на колья саморослые животом падал. И до сих пор жив. Говорят, он теперь бессмертен.

– Чушь, – скривился Глеб. – В Гиблом месте нет чудны́х вещей, которые бы делали человека бессмертным.

– Я у него шрамы от кольев видел, – возразил Бельмец. – Он на постоялом дворе у Дулея Кривого ими похвалялся. Один кол насквозь прошел, прямо сквозь грудину, а Остяку ничего не сталось.

Глеб помолчал, обдумывая слова Бельмеца, потом коротко спросил:

– Что еще?

– Братья Барсуки тоже на тебя зуб имеют. Говорят, ты у них об ту осень заказчика богатого увел.

– Ну, эти ребята безобидные, – небрежно проговорил Глеб.

Бельмец покачал головой:

– Не скажи. Слыхал, что они с Гудоном Лопатником сделали?

– Слыхал. Но Гудон пьян был. Трезвого Лопатника им бы ни за что не одолеть.

– Так-то оно так, – нехотя согласился Бельмец. – Но что, ежели братья Барсуки с Остяком против тебя сойдутся? Против троих тебе точно не устоять.

– Пусть сперва сойдутся, а там и поговорим.

Неподалеку кто-то подкинул в костер сухой травы. На лицо Бельмецу упал отблеск огня, жутковато блеснул его слепой белый глаз.

– Боюсь, что скоро вашу лавочку прикроют, Глеб, – произнес Бельмец задумчиво.

– С чего ты это взял?

– Так… Ходят слухи. Народ в граде поговаривает, что князь Егра хочет прибрать вас к рукам. Доходы большие, и все мимо казны.

– Руки об нас обломает.

– Не скажи. Народец его любит. Дескать, суров, да справедлив. При прежнем князе порядку, вишь, было мало. А этот блажные дома упорядочил, произвол с ценами на бурую пыль прекратил. В княжестве нынче тишь да благодать. И благосостояние, говорят, растет.

– Точно, – согласился Глеб. – А кто в рост идти не хочет, того дыбой подтянут.

Бельмец усмехнулся. Сказал, помолчав:

– А еще говорят: дескать, теперь бурую пыль в кажный дом бесплатно приносить станут. Не помногу, по чуть-чуть. Дескать, пусть и беднота жизни порадуется.

– Да уж, – усмехнулся Глеб. – Только и радости в жизни, что бурую пыль нюхать. У тебя нынче что-нибудь есть?

– Кой-чего имеем. – Бельмец быстро глянул по сторонам и сипло спросил: – А тебе чего нужно?

– Световой заряд. Не очень мощный.

– Когда?

– Сейчас.

Бельмец вздохнул:

– Ежели сейчас, то будет в два раза́ дороже.

– Не трясись, заплачу. Еще мне нужен золотой шарик против оборотней. Есть у тебя?

– Есть один, – отозвался Бельмец. – Но шарик не нов, его уже Долговяз пользовал. А потом, по бедности, мне перепродал.

– Ничего, мне сгодится. – Глеб сунул руку в карман, достал несколько монет и вручил Бельмецу. – Это за все. А ко всему добавь еще пару дозорных рогаток.

– За рогатки я беру отдельно… – Бельмец встретился с Глебом взглядом и поспешно смягчил тон: – Но так и быть: тебе отдам в придачу.

– Когда будет готово? – спросил Глеб.

– Да прямо сейчас.

– У тебя с собой, что ли?

– Ну.

Бельмец нахмурился. Он явно хотел еще что-то сказать, но колебался.

– Ну, говори, – поторопил Глеб, доставая из кармана куртки берестяную коробку с сигаретами.

– Первоход… – Бельмец облизнул губы. – Есть кое-что новенькое. Как раз для тебя. И совсем недорого.

Вспыхнувший огонек пламени осветил худощавое лицо Глеба.

– И что же это? – спокойно спросил он.

Бельмец достал из кармана маленький темный предмет и показал его Орлову:

– Вот, гляди.

– Что это?

– Камушек ледовый. Я называю его перелиц. Сунешь этот камешек под нижнюю губу – и любую личину примешь, какую только пожелаешь.

– Как это? – не понял Глеб.

Бельмец облизнул губы узким кончиком языка.

– Я бы показал… – сипло сказал он. – Но вельми больно. Мне такой боли не вытерпеть. Ты – другое дело. Кости трещат, кожа натягивается. Может и кровь пойти. Потом-то, конечно, кончится. Лицо новое платком оботрешь, даже шрамов не останется.

Глеб с любопытством глянул на камушек.

– Так говоришь, любую личину?

– Любую, – кивнул Бельмец.

– И долго так можно?

– Пока камушек за губой не истает.

– А когда он истает?

– Всяк раз по-разному.

Глеб прищурил недобрые карие глаза.

– Кто опробовал?

– Есеня Рог.

Глеб удивленно вскинул брови:

– Его же убили!

– Убили, – согласился Бельмец. – Потому задешево и предлагаю, что изо рта у мертвеца достал, а отчета у него не спросил. Ежели тебе сгодится – стану продавать другим втридорога. А тебе, ежели в другой раз захочешь, хорошую скидку сделаю.

Глеб задумался. Не нравился ему Бельмец. Слишком скользкий да ушлый. Однажды впарил одному молодому ходоку свистящий посох, наплел, что помогает от упырей. А оказалось, что упыри на его свист со всего Черного бора собираются, как крысы на дудку Ганса. Сожрали того ходока. И костей не оставили.

А с Бельмеца все как с гуся вода, потому что один он такой – барышник Гиблого места. Другим скупщикам чудны́е вещи побоятся нести, а этому несут – знают, что не сдаст, да и деньги заплатит по уговору, ни копейкой не обманет.

– Ну, так как? – утомился ждать Бельмец, глядя на Глеба своим белым, пустым глазом. – Берешь?

Глеб вздохнул:

– Беру. Только смотри – не обмани.

Бельмец хмыкнул.

– Я не самогубец, чтоб тебя обманывать. Ты ведь меня потом из-под земли найдешь, на куски порвешь и остаточки по ветру развеешь.

Глеб хмыкнул:

– Соображаешь. Сколько просишь за свой перелиц?

– Накинь еще три денежки – и он твой.