Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б.. Страница 48

   Серый человек определил свое отношение к тем, кого увидел... и медленно, церемонно поклонился исподникам.

   - Хайль! - рявкнул он.

   Шаас изобразил намек на улыбку своими жвалами, сложенными в подобие губ. Легкая верхняя рука с шелестом покинула карман во внешнем защитном панцире, указала на Черну и вполне однозначно приказала: убрать! Дополнила приказ зрелищным трюком - короткой молнией, созданной лишь затем, чтобы пугать и впечатлять дикарей.

   Серый заколебался, всматриваясь в громаду поверженного Руннара на краю обрыва, за спиной воительницы. Черна быстро огляделась, крепче прижала к груди мягкое, беззащитное - подлинную суть Руннара, добытую из нутра сдохшего вывертня. Пока серый не принял решение, важно успеть спрятать суть зверя за камни, подальше от врагов.

   Главный человек на залитом дождем склоне неведомой горы, вросшей корнями в незримую долину, опасливо поджал губы, пробуя рассмотреть Черну и не ошибиться в выборе союзника. Направил в лицо узкий луч мертвого света, хрипло задохнулся, даже закашлялся. Отступил на шаг - и срывающимся голосом подал команду вооруженным слугам.

   - Оч-чень интересно, - точнее определила положение дел воительница. Хмуро глянула на шааса, вздумавшего имитировать улыбку, а вернее насмешку. - Зря со мной связываешься. Зря. Ныряй вниз, в исподье, не стану искать и давить. Прямо теперь, понял?

   Шаас зашипел горловым смехом, и сразу сделалось заметно, до чего мало он похож на людей: клокотало где-то в середине тела, сзади, выгибая пузырем крылья и топорща сабельные гребни второй пары лап, вооруженных лезвиями от самого перерождения твари в этот ранг.

   Серый принял окончательное решение - и пролаял приказ металлическим тоном, без срывов и колебаний. Один из пленных охнул, сполз на колени, зашептал - Черна поняла: не себя жалеет, её оплакивает и снаряжает в последний путь, как велит местное верование. Пленник был пожилым человеком, с сильно разбитыми губами и опухшим лицом. Каждое слово он выговаривал с болью, но старался и упрямо смотрел на обрыв, туда, где цепкие кусты удерживали от падения деревянный объект. Шаас зашипел испуганно и резко: он тоже смотрел в сторону обрыва.

   По мелким веточкам сполохами сияния ползло бледное, но вполне настоящее серебро. Черна ощутила, как короткое копьецо теплеет, наполняется жизнью. Сразу стало веселее.

   Слуги наконец исполнили приказ, уточненный новым командным лаем, вскинули оружие, и оно застучало частыми щелчками, выплевывая стремительные иглы стали. Рой получился плотный, скорость игл была приличная, Черна успела лишь повернуться боком, сокращая площадь себя-мишени. Крап принимал удары вполне сносно, но не мог спасти от заложенной в них силы, отбрасывающей назад, к пропасти. Зато время этого мира управлялось исключительно точно, как и любое иное вне спайки: оно растянулось и продолжало тянуться.

   Черна вышла из-под роя игл, нырнула во тьму. Крап на ладонях выпустиил корни, помог цепляться за отвестную скалу и быстро скользить над головами людей. В три касания миновав группу местных, Черна упала на дальнего кэччи, оплела его шею коленями и сразу прервала пребывание твари в плоскости.

   Еще в падении Черна закрутилась, и доспех высвободил длинные нити, хлестко рубя во вращении если не все, то многое, попавшее под удар. Эти нити лишили второго кэччи лапы и хвоста... Третий успел отпрыгнуть и зарычал. Он отчаянно цеплялся за кусты, норовя удержаться на краю обрыва. Глупо и рефлекторно: кусты обломили ветви, жертвуя частью себя. Вой кэччи затих в недрах пропасти.

   Хорм припал к камням, поводя широкими плечами. Он всем видом показывал: мимо меня не пройдешь, я знаю, как ты устала. А сам-то я силен, я лизал теплую кровь людей, пил их смертный ужас.

   Копьецо изогнулось хлыстом, лапа хорма отбила его удар без труда, но хлыст расправился и удлинился, дотянулся до шкуры. Тварь завизжала, пирапал ниже. Уступила место для атаки напарнику... Зря: шаас принял новое решение, расправил крылья, потянулся к тучам. Врехними легкими лапами-руками почерпнул в вареве недозрелой грозы - и извлек синее пламя природной ярости.

   Ветвистая плеть молнии осекла склон. Один миг отпечатался на дне глаз ярко и недвижно: скалы уже взломаны, пласты дернины дрогнули... пала тьма и рухнул каменный обвал!

   Люди закричали, все - и пленники, и вооруженные слуги серого, но их вопль растворился в рокоте громового удара.

   Черна не стала тратить себя на отражение атаки шааса, откатилась под защиту скалы, сберегла доспех. Зачем красиво умирать, если сейчас ты слаба и утомлена? Зачем, даже если знаешь, что успеешь забрать с собою шааса? Ведь он может быть в плоскости не один. К тому же у серого человека наверняка имеется хозяин. Объект у края скал некому более сберечь от падения в пропасть. Кристалл некому уничтожить...

   Надо принимать без возражений то, что шаас пока будет жить, он уклонился от боя и ушел невредимым. Значит, тем более важно уцелеть, отдохнуть и далее без суеты заниматься мерзкой, кропотливой работой. Смириться с мыслью: спайка достигла дна, выбросила тебя сюда, привязала к плоскости без твоего согласия. Уйти вряд ли возможно. Если не случится что-то невероятное, мир станет твоим надолго...

   Воительница припала к камням, отпуская время и пережидая отдачу спрессованных мгновений. В висках зазудело мошкарой... и притихло. Черна выпрямилась, принюхалась к влажному ветру. Походя, не отвлекаясь от своих мыслей, свернула шею вооруженному слуге - человеку. Тот панически торопился засунуть в недра оружия новую порцию стальных игл, но руки дрожали. Черна прыгнула, пнула в пах второго. Третьего толкнула к пропасти, не удостоив прощальным взглядом: некогда, надо раскидывать камни обвала, надеясь на чудо. Люди под сплошным боком нависающей скалы могли уцелеть. Там, в недрах обвала, как это ни странно, некоторое время было безопаснее, чем снаружи. Вон - из вооруженных пятеро лежат подгоревшими кусками мяса, толкового доспеха не имели, с силой не работали никогда, это же плоскость. От простенькой молнии испеклись до обугленной черноты рук, и после смерти конвульсивно сжимающих оружие.

   Тот, кто молился за Черну, еще жил. Шептал свое, упрямо раскрывал и закрывал искаженную раной щель рта. Ни единого звука выдохнуть не мог, но разве звук имеет значение? Воительница отвалила соседние камни, хмыкнула, раскрыла ладонь и позвала крап. Без дара Вроста пойди еще пойми, отзовется ли. Она ж не травница... Но крап послушался, молодым побегом выделился из доспеха - и прижался к запястью умирающего, скользнул под кожу, втянулся весь.

   Человек смотрел в темное небо пустыми глазами, капли катились по его ресницам, разучившимся моргать. Черна похлопала умирающего по щеке, что выглядела более целой, и нехотя встала. Пошатываясь, она продолжила упрямо разгребать камни, доставать людей - тех, кого полагала достойными спасения. Серый "хозяин горы" не нашелся ни среди живых, ни в числе мертвых. Скорее всего, подумала Черна, разбрасывая последние камни завала, шаас помог гаденышу выбраться: исподники порой оказывают помощь ценным рабам. Пока это не важно. Еще двоим умирающим пришлось попробовать выделить крап, но корень согласился прижиться и продлить пребывание в мире лишь для одного из них.

   Тот, кого Черна первым одарила крапом, уже снова научился моргать, кашлять и стонать. Все это он и проделывал, не забывая жаловаться так многословно и нудно - хоть язык ему вырывай, живому надоеде... Воительница усмехалась мыслям, слушала речь и постепенно, осторожно, срасталась с миром, принимая его наречия и имена.

   Наречий спасенный старик знал, по крайней мере, два, имен куда более: он окликал поочередно всех пленников, разделяя на выживших и почивших. К первым старик не проявил и малой доброты: подзатыльниками погнал к обрыву, сам потащился следом, хромая и всхлипывая. Отвоевал у зарослей темный деревянный объект, установил, как должно, запричитал пуще прежнего. Пришлось подойти и посмотреть, в чем дело. Стальные иглы, а теперь Черна уже впитала знания - зовутся они пулями - сильно попортили левую сторону фигуры женщины, выточенной человечьими мастерами. Ребенок, сидящий на коленях у деревянной женщины - наверное, её сын - чудом остался невредим.