Имперские истории - Юрин Денис Юрьевич. Страница 4

– Как так закрыта? – захлопал длинными ресницами Пархавиэль. – С какой стати, кем закрыта?

– Мятеж там, – прошептал гному на ухо Нивел. – Южные земли провинции раньше Кольберу принадлежали, лет десять назад их Император отвоевал. Тамошние жители новыми порядками недовольны, смуту подняли, потом до резни дело дошло. Говорят, мятежников тайно кольберцы поддерживают. В провинцию несколько тысяч солдат введено, но повстанцы по лесам прячутся.

– И давно прячутся?

– Да уже с полгода, леса густые, недостатка в провизии и снаряжении нет. Думаю, еще лет пять-шесть заварушка продлится, а пока бои идут, никого в провинцию не пускают. У них, у военных, это еще словом таким странным, лекарским называется…

– Карантин, – подсказал гном.

– Вот-вот, карантин, – закивал головой Нивел. – Можно было бы, конечно, Мурьесу с юга обойти… через соседние королевства: Верток и Кольбер. Так, пожалуй, даже быстрей бы получилось. Там и дорога лучше, и погода… не чета нашей. – Для наглядности Нивел шмыгнул носом. – Но вот только Империя с ними враждует, границы закрыты.

– Да куда же мне теперь идти прикажешь?! Акхр вас всех задери с вашими дурацкими распрями! – выкрикнул рассерженный гном и в сердцах саданул мощным кулаком по табурету, отчего из крышки со звоном вылетело несколько гвоздей. – Там закрыто, здесь перекрыто, туда нельзя… Куда же бедному путнику податься?! Я ведь, дурак, думал, что самый короткий путь до побережья выбрал. Эх, нужно было через Наполис идти!

– Не скажите, господин гном, не скажите, – покачал головой не по годам осведомленный о политических играх советчик. – У наполийской королевской династии давняя вражда с филанийским двором, впрочем, как и с Империей. Все вы правильно сделали, иначе бы пройти вообще не смогли. Я вон тоже на юг иду, долго голову ломал, какой путь выбрать.

– Ну и?!

– В обход Мурьесы, через Самборию, Канию. – Нивел прочертил на карте большой полукруг. – Так, конечно, миль на двести длиннее выйдет, но зато дорога спокойна: досмотров нет, ни обысков, ни разбойников, ни патрулей…

– Дельно, – хмыкнул гном, про себя отметив, что для бедного мирного странника двести миль не крюк, пусть даже они имперские. – Если бы еще и дорогу знать, то есть встретить бы такого вот головастого паренька, как ты, который бы подсказал, когда налево свернуть, а когда направо податься; когда по дороге плестись, а когда леском сократить…

– Но я ведь тоже на юг направляюсь. – Нивел застенчиво улыбнулся. Уже давно никто не хвалил его, юноше этого весьма не хватало. – До юга Кании можем вместе идти, а там вы в Вакьяну, а я через Шению в Милокас подамся.

– Потом поговорим, а теперь дуй-ка отсюда, паря! – жестко и холодно произнес Пархавиэль, в глазах которого внезапно появилась звериная ненависть.

Нивел не сразу понял, почему произошла такая разительная перемена в поведении до этого момента добродушного, казалось бы, совершенно безобидного собеседника. Обернувшись, юноша увидел, как из-за одного из столов поднялись пятеро здоровенных парней и, пакостно ухмыляясь, направились в их сторону. Высокий винный градус сделал свое дело: деревенскому молодняку захотелось почесать кулаки. Драться между собой было скучно, со стражей – опасно, у любителей острых ощущений оставался всего лишь один вариант. Хоть гномов и считали опасными противниками, да к тому же приспешниками темных сил, численный перевес и безудержная жажда бойцовских подвигов заглушили у пропойц глас рассудка.

Уверенные в быстрой и легкой победе, а может, просто неспособные мыслить в глубоком подпитии, крестьяне даже не удосужились окружить лестницу, чтобы обеспечить простор для своих действий и не дать жертве возможности пуститься наутек. К великому удивлению окружающих, прекративших разговоры и с интересом следивших за разыгравшимся у них на глазах спектаклем, гном и не собирался спасаться бегством. Вместо того чтобы попытаться добраться до стола стражников, которые, возможно, встали бы на его защиту и призвали бы смутьянов к порядку, Пархавиэль ловко спрыгнул с пивного бочонка и, потирая на ходу костяшки кулаков, решительно направился навстречу сбившимся в кучу крестьянам.

Долгих словесных прелюдий, глупых придирок и взаимных оскорблений не последовало. К чему тратить время на пустое словоблудство, когда намерения зачинщиков драки были ясны? Несмотря на недвусмысленность происходящего, Пархавиэль не мог позволить себе ударить первым, тогда бы его, гнома, пожизненного чужака в мире людей, обвинили бы в нападении на мирных тружеников полей, скотных дворов и огородов. Ознакомление с имперской системой правосудия и ее сравнительный анализ с филанийской не входили в планы гнома как на ближайшее время, так и на далекую перспективу.

Щербатый, рыжий крепыш в порванной под мышками рубахе ударил первым, не доходя метра до противника. Теперь любое действие Пархавиэля квалифицировалось бы как самооборона, руки гнома были развязаны… и не только руки. Немного согнув ноги в коленях и подавшись вперед, выходец из Махакана быстро уклонился от удара кулаком в левый висок и, поднырнув под летящей по инерции дальше рукой, прыгнул на врага и впился в низ его живота зубами.

Жуткий вопль, напоминающий одновременно и рев попавшего в капкан медведя, и радостное повизгивание купающегося в грязи поросенка, вырвался из беззубого рта и прокатился по залу. Детина завертелся волчком, размахивая огромными ручищами и сбивая с ног зазевавшихся соратников по так и не состоявшемуся мордобою. Пара из них упала на пол, а остальные двое, сшибая скамьи и свозя миски с овсяно-овощной снедью, попадали на столы. В деревенском спектакле неожиданно появилось сразу несколько десятков новых актеров. Возмущенная массовка повскакивала с мест и бойко замахала кулаками. Несколько человек накинулись на зачинщиков драки, трое попытались остановить безумное кручение слившихся воедино щербатого задиры и впившегося в него зубами гнома, но основная масса присутствующих довольствовалась тем, что самозабвенно мутузила друг дружку.

Нивел неподвижно сидел в закутке под лестницей и восхищался изобретательностью гнома, точно сумевшего рассчитать, как деморализовать плохо организованную толпу, заставить ее захлебнуться собственной агрессией, и самому при этом обойтись без синяков и шишек. Горожане затихли в своем углу и с надеждой взирали на пока не вмешивающийся в потасовку отряд стражи. Воины, в свою очередь, продолжали пить вино и делали ставки: придется ли поучаствовать в веселье или простолюдины сами сумеют хорошо промять свои бока и немытые, одуревшие от большой дозы дешевой выпивки физиономии.

Неизвестно, чем бы окончилась потасовка и кто из охранников выиграл бы пари, если бы дверь корчмы не слетела с петель под ударами армейских сапог, и в зал, бренча доспехами, не ворвалось более десятка солдат. По красно-синему цвету мундиров Нивел понял, что убогий придорожный трактир почтил своим присутствием один из специальных отрядов имперской гвардии, приписанных к Казначейству. В воздухе запахло большими деньгами и суровыми мерами пресечения любых попыток оказания сопротивления. Солдаты не церемонились и не вдавались в объяснения, они хватали дерущихся за шкирку и, сопровождая пинками и тычками в бока, выталкивали их наружу, под продолжающий лить дождь.

Корчму пришлось покинуть всем: и недоумевающим горожанам, и Пархавиэлю, наконец-то разжавшему крепкую хватку острых зубов, и даже Нивелу, не сумевшему отсидеться в темном закутке под лестницей. Единственными, кто не собирался уступать кров и очаг без подробных объяснений возмутительного поведения, были ветераны-охранники. Маленький, но сплоченный отряд стражи занял оборону на верхних ступенях лестницы и приготовился к бою.

И снова дождь, и снова холодные капли забарабанили по лицу зашедшегося в кашле подростка. Легкие разрывала острая боль, тело знобило, а по горлу как будто проехался рубанком невидимый, но очень злой плотник. Лишившись тепла, молодой организм стал уступать в борьбе с болезнью, с недугом не опасным, но навязчивым и изматывающим, лишающим сил и не дающим ни минуты покоя.