Вавилонский голландец - Гарридо Алекс. Страница 18

– Гретель, – спросил он, развернувшись на табуретке, – ты помнишь, как мы с тобой познакомились?

– Конечно. – Она пошевелила губами, считая петли, и оторвалась от вязания. – Ты сам разве не помнишь?

– Вот и расскажи, что именно ты помнишь. Мне надо.

– Для книги?

– Нет, просто так. Хочется понять – одинаково мы помним или нет.

– Хорошо. Я сидела и нюхала цветок. Потом подняла голову и увидела тебя.

– Где это было?

– В саду, у причала слева. У старой миссис Хоббс. Я сидела на берегу прудика.

У миссис Хоббс действительно был единственный на острове небольшой пруд, и вода в нем была даже в сухой сезон, правда солоноватая. Миссис Хоббс была тогда уже очень стара, и служанка вывозила ее в кресле на лужайку перед домом утром и вечером, на час, не больше, пока не слишком жарко. Она разрешала – правда, только хорошим знакомым – заходить в ее сад, сидеть в настоящей тени, под платаном, и любоваться цветами.

– Хорошо. А где я сидел? И что делал?

– Знаешь, – Гретель оживилась, – ты ведь сидел совсем рядом и тоже держал в руке цветок.

– Какой?

– Я не помню названия. Помню вот что: он рос в воде, на длинном стебле, и я его не срывала, а просто наклонила к себе. И ты тоже, – предупредила она его следующий вопрос.

– Так, а что случилось дальше?

– Ты спросил меня, причем так странно: «Кто ты?»

– И что ты ответила?

– Ничего, пожала плечами.

– Почему?

– Ну… не знаю. Как можно ответить на такой вопрос?

– Например, можно назвать имя. Или профессию, – предложил Ганс.

– Я не знала, что именно сказать.

– Хорошо, оставим этот вопрос пока. А дальше?

Гретель вздохнула, сложила вязанье в корзинку, пересела на пол, поближе к Гансу, обняла колени руками и посмотрела на него внимательно.

– Почему ты вдруг так подробно спрашиваешь?

Очень не хотелось портить ей настроение, и он даже на секунду подумал: соврать? отшутиться?

– Понимаешь, мне вдруг показалось странным, что мы ничего не помним про себя самих.

Гретель нахмурилась. Видно было, что эта мысль ей еще незнакома и она примеряет ее.

– Я не думала об этом. Но ведь вспоминаешь, когда тебе плохо, или грустно, или скучно. А нам хорошо, правда же?

– Правда, – сказал Ганс совершенно честно. – Но давай все-таки попробуем вспомнить. Что было дальше-то?

– Ну, мы уже вроде познакомились, хотя не представились. Ты мне сразу понравился, тебя хотелось причесать и покормить. А дальше ты взял меня за руку, помог встать, и мы пошли по дорожке к дому. Там сидела миссис Хоббс, и она сказала: «А, Ганс и Гретель идут к пряничному домику». Так я узнала, что тебя зовут Ганс.

– Ага, а я узнал, что тебя зовут Гретель?

– Да.

– Так вот, я это тоже помню. И я теперь понимаю еще кое-что.

– Что?

– А то, что я узнал, что меня зовут Ганс, тоже от нее. А ты – что тебя зовут Гретель.

Она долго молчала, и видно было, что она сейчас не здесь, а в том самом садике. Наконец вернулась и тряхнула рыжей головой.

– Может, ты и прав. Но я никогда не задумывалась над этим, если честно. А откуда она знала, как нас зовут?

Ганс поколебался – стоит ли рассказывать дальше или подумать еще самому, и решил – надо уже выложить все сомнения. С кем еще ему было поделиться?

– Вчера я был в библиотеке, менял книжки. И попалась мне в руки вот какая… – Он вытащил из стопки на столе нижнюю, большую и потрепанную, в когда-то ярком переплете. На обложке еще можно было различить смешного человечка, в полосатом колпаке и с длинной бородой. Борода застряла, видимо, в расщелине бревна, и человечек пытался вырваться.

Ганс пролистал первые несколько страниц, потом развернул книжку и молча ткнул пальцем в заголовок – под картинкой, где мальчик и девочка шли, взявшись за руки, по тропинке среди толстых узловатых деревьев.

– «Ганс и Гретель», – прочитала Гретель вслух. – Про что это, милый?

– Там мальчик и девочка заблудились в лесу и попали к ведьме. Она хотела их съесть, но они убежали. Да неважно! Посмотри на картинку, видишь, как они идут?

– Вижу. Мы тоже так везде ходим. – И она углубилась в книжку.

– Ну вот. Ты понимаешь теперь? – спросил Ганс, когда Гретель наконец подняла голову. – Она назвала нас так, потому что вспомнила эту сказку. Посмотри вокруг, на острове и имен-то таких ни у кого нет!

– Жалко, мы не успели ее спросить. Как ты думаешь, а она была ведьмой?

– Я не знаю. Вряд ли – разве ведьмы бывают?

– Я тоже не знаю, но ты помнишь, что она предлагала нам поселиться у нее? – Гретель вскочила и подбежала к нему, обняла за плечи. – Бедный мой! Она посадила бы тебя в хлев и откармливала к Рождеству!

Тут они оба наконец засмеялись.

– Погоди, милая. Давай все-таки вспомним – а что было потом?

– Она угостила нас чаем с пряниками, очень свежими, потом предлагала пожить у нее, а когда мы отказались, дала записку к мисс Джонсон, а та послала нас к миссис Ройс. Мы пошли по Фронт-стрит, потом повернули вверх и добрались досюда. Ты нес рюкзак и сумку и один раз попросил передохнуть. Мне тебя было так жалко!

– А что несла ты?

– Свой рюкзак.

– Прекрасно. – Ганс задумался. Какая-то мысль не могла сконденсироваться у него в голове, и он ее пока отложил. – Пойдем покурим на террасу!

Было уже совсем темно, и даже в порту внизу почти не осталось света – только дрожали красные и зеленые корабельные огни. Цикады то вдруг разом замолкали, то опять начинали свою песню. Нагретая земля в саду пахла кукурузой и сухостью. Гретель прижалась к его плечу, потом долго щелкала зажигалкой, наконец закурила и отодвинулась, остался один огонек.

Ганс пытался найти границу между морем и небом, ну хотя бы между небом и склоном горы, но так и не нашел – разве что по звездам, которые вдруг исчезали в нижней части горизонта.

– Подожди-ка! – вдруг сказала Гретель растерянно из темноты. – Я сразу не поняла одну вещь. Ведь если она назвала нас так просто, из-за сказки, значит, на самом деле нас зовут не так?

– Ну… скажем, не обязательно так, – уточнил Ганс. – Но скорее всего да. По-другому как-то.

– А почему мы не помним этого? Что случилось, в конце концов?

– Пойдем в комнату, будем думать дальше, – предложил Ганс, поднимаясь. Протянул руку в темноте, наткнулся на плечо Гретель, она судорожно вцепилась в его ладонь, и они вдвоем вернулись в комнату. Зажгли свет, нашарив выключатель на стене, потом маленький свет у кровати, потом погасили большой и легли не раздеваясь – она уткнулась носом ему в плечо. Они часто валялись так после занятий любовью и болтали ни о чем, «мурчались», как выражалась Гретель. Сегодня она прижималась к нему тревожно, как будто искала защиты.

– Вот ты начал сегодня этот разговор, – сказала наконец Гретель, – и все как будто треснуло и накренилось.

– Прости. – Он чувствовал себя виноватым, уже давно. – Я не хотел, но мне надо было с кем-то поделиться.

– Да, конечно. – Она потерлась о его плечо щекой. – Но мы все поймем, и снова все будет хорошо. Да?

– Обязательно. Я тебе обещаю. Ничего же плохого пока не случилось?

Гретель помолчала и подняла лицо:

– Я тебе еще одну вещь скажу. Мне кажется, что это все не просто так.

– Эти пчелы не просто так, – пробормотал он.

– Какие пчелы?

– Не знаю, – признался Ганс после паузы. – Это я тоже забыл. Но я знаю точно, что пчелы – это не просто так!

Они облегченно расхохотались, и Гретель пружиной вскочила, зажгла большой свет и стала крутить что-то вроде фуэте, пока не зацепилась краем юбки за кресло и не обрушила его с грохотом. Раздался еще и подозрительный треск, Гретель извернула шею и с придушенным воплем ухватилась за бедро. Поздно: юбка треснула, даже не по шву, а поперек.

– Ну и ладно, – постановила Гретель, оценив урон. – У меня полный гардероб, а когда все кончится – мы еще что-нибудь придумаем.

Тут уже Ганс вскочил с кровати. Мысль поймалась.