Джампер. История Гриффина - Гулд Стивен. Страница 23

–  Не могу на пляж. Мы завтра уезжаем.

Значит, за ними следили. Эти ублюдки могли проверить авиарейсы и не обнаружить там Сэма и Консуэло. В любом случае, они собирались лететь домой, чтобы не рисковать и не встречаться со мной снова. Не в Оахаке.

–  Жалко. Счастливо тебе, с богом!

– Береги себя.

– И ты тоже, тетя.

Да, нам всем следовало быть осторожными.

Генри вернулся с каникул и привез мне маленькую деревянную лошадку, вставшую на дыбы, в шесть ярдов в высоту.

– С Рождеством и все такое. Это оливковое дерево. Просто не знал, чего бы тебе хотелось.

Я был тронут, но, конечно, не мог этого показать.

– Спасибо. Не стоило. У меня тоже есть кое-что для тебя, но оно осталось в Норе. Принесу на занятия в четверг.

Я ходил туда почти каждый день, а Генри – только по вторникам и четвергам, еще иногда по субботам.

На самом деле у меня ничего для него не было. Я купил кое-что для Сэма и Консуэло, для Алехандры (переслал по почте на имя Консуэло), а вообще это время года угнетало меня, и я старался избегать толп людей в магазинах, украшений и песен.

В основном я скрывался в Таиланде.

В Пхукете я делал то же, что и в Уатулько – прыгал в какое-нибудь отдаленное место, в данном слу. чае – на маленький остров Ко Бон возле Равай Курортная компания в Пхукете считала его своей собственностью, но я проводил время на южной оконечности, вдали от гостиниц с роскошными холлами и номерами для новобрачных (хотя разок наблюдал, как в море плавала одна пара, голышом). Вот и сейчас я спустил лодку на воду и полчаса рулил до Чалонги, подальше от курортного берега…

Я привез Генри голову улыбчивого тайского Будды, вырезанную из дождевого дерева, с золотым листком на этой штуке, отвисшими мочками и прикрытыми глазами. Именно из-за необычной улыбки я его и купил. Она у него была даже почти веселая.

Он удивленно моргнул, когда открыл свой подарок.

– Очень здорово. Как ты узнал?

– Узнал о чем?

– У меня в комнате есть рака. Я не совсем буддист, но таким образом избегаю посещения церкви по воскресеньям.

– Ах ты чертов святоша! – Я засмеялся.

Он пожал плечами и улыбнулся.

– На самом деле никто не обязан сидеть на этих дурацких скамейках и слушать эти дурацкие псалмы, правда же? Я слишком костлявый для этого.

Я покачал головой. Мы уже съели наш традиционный десерт, но на прогулку идти не хотелось, и мы как будто приросли к угловому столику «Эспрессо бара»: на улице шел снег с дождем.

Он открыл свой рюкзак, чтобы положить фигурку Будды, вытащил какую-то книгу, чтобы освободить место, и я решил ее пролистать.

– О, боже! Экспоненты и полиномиалы! Жуткие были две недели, съели мне весь мозг.

– Что? Были? Ты это уже прошел? Я же сам в продвинутой группе по математике!

– Фу, да год назад еще! Ты не знаешь? Я на домашнем обучении. Работаю в темпе, с математикой в ладах. – Я протянул руку, чтобы потрепать его по голове, хоть он и на целый фут выше меня. – Что, переплюнул тебя?

– Ой, как смешно! – Он облизнул губы. – Протяни другу руку помощи, а? Считалось, что я проработаю эту тему на праздниках, но я все свободное время потратил на… – тут он зарделся.

Я выпрямился на стуле.

– Это становится интересным. Дай-ка угадаю – тут должна быть замешана девчонка.

Он пихнул меня локтем.

– Ну, уж точно не мальчик!

– Из Иордании?

– Да нет. Триша Петерсон – знаю ее много лет. Ее мать – начальник протокольного отдела в посольстве, давняя подруга моих родителей.

– Значит, у тебя не было времени на математику, потому что ты целовался по кустам.

Он еще пуще залился румянцем.

– Ну, просто гуляли, смотрели достопримечательности. Она тоже там не живет. Так, приехала на праздники. Ее школа – в глуши, в Оксфордшире. Девчачий ад, как она говорит.

Я кивнул. Итак, у него была девушка. Я подумал об Алехандре и. посочувствовал ему и даже немного приревновал.

– Итак, какие у тебя трудности? Я не про поцелуи.

Мы позанимались сокращением дробей, пока ему не пришло время бежать в метро.

– Не поскользнись! – предупредил я на прощанье. – Там как будто стекло на земле.

– Спасибо за помощь. Может, позанимаешься со мной и в субботу? Я могу отпроситься. Можно было бы порешать примеры у тебя.

– Хорошая мысль, – сказал я, внутренне замерев. – Но у нас уйдет вечность на то, чтобы туда добраться. А тебе разрешают водить гостей в школу? Никогда не бывал в интернате, только в кино видел.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.

– Ну, если тебе кажется, что это прикольно, то конечно. Пойдем туда.

– Договорились.

Я сел на западный поезд в Эрл Корт. А где-то между «Саусфилд» и «Уимблдон-парком» прыгнул в Нору.

В пятницу вечером снова шел снег, очень странно для Лондона. По дороге к станции после занятий Генри вдруг прочитал:

Я посмотрел на него, ничего не понимая.

– Роберт Бриджес, «Лондонский снег». – Он ковырнул носком ботинка снег на обочине дороги. – Поэзия… знаешь, стишки, короче?

– А. Я больше по части стишков-загадок. Знаешь, лучше проще, чем красивее. Хотя очень даже люблю Кольриджа. И «Грин Дэй».

– Но посмотри на снег-то!

Я поднял пригоршню.

– Это ты посмотри! – крикнул я и бросил снег ему в лицо.

Разразилось снежное побоище, и мы потом долго стряхивали с себя снег, ожидая поезда на платформе.

Вот и академия Святого Варфоломея – старинный особняк в георгианском стиле, к югу от Рассел-сквер.

– Знаешь, с тех пор как вышел «Узник Азкабана», мы называем его Святым Брутусом.

Я смотрел на него непонимающе. Книжка же только вышла.

Генри объяснил.

– Ну помнишь, ведь дядюшка Верной для всех делает вид, будто Гарри учится в центре Святого Брутуса для неисправимых хулиганов.

Я засмеялся.

– Ага, класс! Я читал только первую книгу.

– Да ими зачитаешься вообще! Слушай, я тебе принесу вторую и третью, хочешь?

Я кивнул. У меня возникло странное ощущение будто я каким-то образом связан с Гарри Поттером В конце концов, и он ведь остался сиротой, его родителей тоже кто-то убил, а затем тоже попытался добраться до самого Гарри. До боли знакомо.

Нам нужно было отметиться на охране в школе, у милого человечка в униформе, сидевшего в комнатке возле главного холла.

Интерьер в Святом Варфоломее состоял из отполированной до блеска деревянной мебели и покрытых пылью картин, с которых на посетителей укоризненно смотрели какие-то персонажи. Комнаты учащихся были немного получше, и там уже кое-где мелькали постеры «Манчестер Юнайтед» или музыкальных групп.

Генри привел меня в столовую и стащил там немного фруктов («Здесь куча здоровой еды – из ушей лезет»), а потом представил меня кое-кому из ребят на своем этаже;

– Это Грифф, из моей секции по карате. Помогает мне с алгеброй.

Его сосед, остававшийся в интернате по будням, уехал к родителям в Ипсвич, так что мы сидели в его комнате, не запирая двери. Я рассмотрел его раку, полку перед ней с маленьким ковриком для медитации и разные сувениры со всего света.

Мы целый час занимались полиномиалами, затем сделали перерыв. Он показал мне тренажерный зал в подвале, оснащенный боксерским рингом и гимнастическим оборудованием, мячами, ракетками и крикетными битами.

– Если погода позволяет, мы играем на лужайке в Брунсвик-сквер в футбол и крикет. А препод по физ-ре – та еще скотина в плане бега. Заставляет нас заниматься в любую погоду.

Мы помучили математику еще полчаса, затем он выдал мне свои экземпляры «Тайной комнаты» и «Узника» и проводил вниз. Когда спускались по лестнице, встретили здорового парня, сидевшего с двумя приятелями на площадке. Тот спросил: «Как там твоя подружка, а, Генри?». Все они были старше нас.