Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель - Кууне Янис. Страница 21

И только дочка конунга продолжала любить мальчика. Но за это время она стала женой ярла и родила ему детей. С ним она проводила все больше и больше времени, и потому не могла защищать своего любимца так, как прежде.

Жизнь мальчика стала такой тяжелой, что он решил убежать в лес. Там он нашел камень, испещренный рунами с заклинанием для создания свирепого тролля. Он прочитал надпись и сделал все, как там было написано, но ошибся всего в одной Руне. Волшебный смерч взмыл над поляной, а когда исчез, то рядом с заветным камнем вместо крошечного мальчика появился великан, наделенный чудовищной силой и кровожадностью тролля. Он забыл все, что знал, но только не прежние обиды. Всех, кто когда-либо обижал его при дворе, великан поймал и убил голыми руками. Он пощадил только дочь конунга и ее детей.

Свершив свою месть, Рун бежал. И с тех пор жил как настоящий тролль…

Были и менее сказочные повести. Так некоторые рассказчики полагали, что Рун родился где-то далеко от фьордов Норвейга, озер Свейланда или островов Данмарки. Возможно, его родиной была таинственная Моравия, которую никто из викингов никогда не видел, ибо туда нельзя было подняться ни по Одеру, ни по Висле, хотя эти реки и брали там свое начало. Говорили, что в тамошних горах живут племена могучих ратарей. Кое-кто осмеливался утверждать, что семья Руна была пленена и обращена в фольки, в смерды или как еще назывались невольники в том краю. Хозяин их был жесток и склочен. От непосильной работы и жестоких наказаний все его сродники умерли. Рун остался один. Он работал за троих, но это делало его только сильнее. Он рос с одной мыслью – отомстить. И природа, собрав у людей его рода все, что смогла, отдала ему и рост, и силу, и мужество.

Но отомстить Руну не удалось. Его жестокий хозяин испугался своего невольника и бежал. Великан последовал за ним, но не сумел его настичь: тот затерялся где-то среди южных земель. А великан добрался до Бирки и стал Большим Руном, Руном-разрушителем. С тех пор он ищет мучителя своей семьи повсюду и не может найти.

Однако, если Рун и искал кого-то, то вряд ли это был один единственный человек. Долгие годы провел он в кровавых битвах, убивая всех на своем пути. Едва ли месть одному человеку могла быть столь безумной.

Скорее всего, Рун повсюду искал свою Смерть. Он искал человека, который был бы в силах его остановить. Ударом ли меча, броском ли копья, выстрелом из лука – не важно. Но великан искал того, кто нанесет ему смертельную рану. Потому как ни что другое не могло разорвать круг его странного безумия.

Шли годы, а такой человек никак не попадался на его пути.

Шрамы покрывали тело Руна, точно чешуя рыбу. Но ни один из них не беспокоил великана, не ныл по ночам, не свиристел перед непогодой так, как старые раны других воинов.

И вот однажды где-то в Скоттии [117] Рун встретил того, кого, казалось, искал. Скальды будут долго слагать саги об этой битве. Поединок был равный. Но, несмотря на то, что ударом палицы противник раскроил ему череп, Большой Рун все-таки победил.

От этой раны у великана помутнел левый глаз, и началась мозговая немочь. Он страдал так, как никогда не мучался ни один берсерк, лишенный милосердного дурмана грибов. Иногда казалось, что он готов руками раздавить свою голову, только бы вырвать ее из тисков боли. «Черная ночь» – удел страдающего берсерка – лишь ненадолго разжимала клешни страдания. И тогда Рун впервые заговорил. Он искал корабль, который отвезет его обратно в Скоттию.

Это произошло сразу после того, как Хрольф отправился на Ильменьское торжище, где задержался до весны. Семь драккаров причалили к скалистым берегам недалеко от замка Эдинбург. Свеи вспомнили, что когда-то это место называлось Одинберг, [118] и были не прочь вернуть прежнее святилище себе. За несколько десятилетий до этого, они уже завоевывали его, но позже скотты отбили замок и изгнали северян. Пришло время вновь восстановить справедливость, и Ларс, ярл Уппланда [119] отправился в поход.

Возможно, он бы никогда этого не сделал, не будь на его драккаре Большого Руна, за пазухой которого был спрятан мешочек с Молоком Ёрд. А уж если безжалостный и бесстрашный великан съесть перед боем этот гриб, то скоттов не спасут никакие ворота, валы и стены.

Так и случилось.

Две сотни воинов-гребцов, два десятка берсерков и Большой Рун подступили к стенам заветной твердыни на горе Одина. Три сотни воинов и восемь сотен окрестных жителей укрылись за бойницами замка. На каждого викинга приходилось по пять скоттов, но крепость все равно пала, принеся Уппландскому ярлу богатую добычу.

В этой неравной битве пало девять берсерков, тридцать гребцов и больше половины защитников замка. А Рун, искавший гибели в этом бою, остался жив. Слезы Нанны выжгли его разум, опустошил его сердце, а смерть не пришла.

Когда затих ураган битвы и Разрушителя принесли на драккар Ларса, он истекал кровью так, что дека покраснела за считанные мгновения. Его глаза закатились под лоб, а сердце билось со всхлипами. Из варяжской милости к идущему по Белому Пути никто не стал перевязывать его чудовищные раны. Вся дружина собралась, чтобы воздать Большому Руну последние почести.

Но произошло то, чего не случалось с тех пор, как Иггдрассиль был еще семечком: Большой Рун не умер, а стал берсерком не дошедшим до Валхалы. Может быть, он на самом деле был сыном скандского колдуна, но великий Один ни за что не хотел пускать его в свою пиршественную залу. Не иначе, как хозяин Валхалы и правда боялся, что Рун идет мстить ему за притеснения великанов прежних времен.

Берсерк, недошедший до Валхалы – это уже не человек. Это зверь. Дикий и кровожадный. Но при этом он остается величайшим из великих. И будет проклято, смешано с коровьим навозом и придано забвению имя того, кто осмелится убить его иначе, чем в честном поединке. А выходить один на один с Большим Руном мог только тот, кто хотел расстаться с жизнью нелепо и быстро.

По сему пока великан был немощен от малокровия, его заковали в цепь, конец которой приклепали к стене его дома на Бирке. И жилище героя превратилось в хлев. Никто не решался войти туда, чтобы убрать за Руном его испражнения. Еду и воду люди Уппландского ярла подавали ему длинным ухватом через маленькое окошко.

Прошло полгода. Большой Рун оправился от ран. Разум не вернулся к нему, зато возобновились боли в пробитой голове. С начала весны жители Бирки содрогались от ужаса, слушая нечеловеческие звуки, доносившиеся из темницы исполина.

А за день до того как два венедских парня ступили на камни варяжской вольницы, человек, кормивший Руна, увидел, что на его руках не было цепей. Эта весть облетела остров точно буря. Кто-то бросился к драккарам, кто-то заперся в теремах. Нашлись, правда, смельчаки, возомнившие, что смогут водворить великана в узилище, буде тот из него вырвется…

И вот теперь Большой Рун лежал, точно спал, возле ног безоружного щуплого парнишки, и липкая слюна вытекала из его разинутого рта.

Остров молчал.

Даже крикливые озерные чайки улетели куда-то перед закатом.

Волькше показалось, что Навь поглотила все звуки, все ветры и запахи. Мгновения остановили свой бег. И даже солнце никак не могло погрузиться в загустевшую как кисель гладь воды.

Но вот звуки вернулись. И Бирка наполнилась гомоном человеческих голосов. Люди подбегали со всех сторон, но останавливались на безопасном расстоянии от поверженного великана, точно любопытные косули, что выходят на край поляны, на которой уснул медведь. Стоит косматому почесаться во сне, и они бросятся прочь, не разбирая дороги.

Варяги гудели, как потревоженный рой, но никак не решались подойти к Большому Руну.

– Варг! Варг! – крикнул Хрольф издалека: – Он умер?

– Нет, – ответил Волькша, выходя из оцепенения.

– А что же тогда?