Барон-дракон (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна. Страница 61

— Подтвердить мои слова - ты мой троюродный брат.

— Хорошо. Только не плачь.

В его лес ворвалась короткая поздняя весна. Еще вчера вокруг лежали сугробы. Сегодня снег почернел, осел, ноздрясто выпятился льдинками. Ночью температура воздуха поднялась с минус десяти до плюс двадцати. На солнечной стороне запахло баней. Дерево разогрелось.

Он сидел, откинувшись затылком на горячую стенку. В кронах сосен расщебеталась птичья мелкота. Вниз летели невесомые чешуйки. На прогалине показалась трогательная весенняя травка, бледная и худосочная.

За много дней и даже лет ему впервые так спокойно ничего не хотелось. Только сидеть, слушая весну. Только греться. Даже не думать. Даже не думай! Он и не думал. Ловил тонкими ноздрями влажные лесные запахи. Нет борьбы, нет проблемы, нет времени, нет людей. Есть он и кусочек его мира, куда разрешен вход только одной женщине. Она подкрадется, чтобы озадачить внезапностью своего появления, на мгновение привнесет в его уголок нервную суету, обдаст дыханием далекой жизни с ее бессмысленным движением, потом успокоится в его руках, чтобы через короткое время взорваться оргазмом…

Со стороны тайной калитки послышались шаги. Не Марго. Из внешнего мира к Вадиму приближался мужчина. Шел осторожно мелко ступая, загребая рыхлую землю на дорожке. Андрагу захотелось просканировать: кто, что, за чем; что про него, расслабленного и умиротворенного, думает. Не стал. Он зарекся копаться в человеческих мозгах. Даже в мысли мужа Марго не лазил, хотя, однажды такое желание возникло.

Александр Викторович собрался по нефтяным делам в Париж. Марго объявила Вадиму, что бизнесмены приглашены на саммит вместе с женами. Все оплачено принимающей стороной. Она только что вернулась из столицы - дела детей потребовали экстренного присутствия. Они виделись второй день. Первый продолжался бурно и долго - до утра. Потом хозяйка исчезла и появилась только вечером с известием, что вскоре опять уезжает. Вадим замолчал. Не расспрашивал, не возмущался. Лицо сделалось неподвижным. Не злым - отрешенным. Марго еще убеждала его в необходимости ехать: муж настаивает, выставляет ей условия, он же на все согласился… Она остановилась, только когда Вадим перебил, сказав что поставит чайник. Чаю хочется. Когда он вернулся, Марго рыдала, уткнувшись в подушку.

— Я никуда не хочу ехать, - прорывалось сквозь всхлипы. - Я ни куда не поеду. Я останусь с тобой. Мне ни кто кроме тебя не нужен.

— От чего же! Поезжай, - мирно предложил Вадим, уже устыдившись собственной черствости.

Что, в конце концов, случится, если она уедет на неделю? Не одиночество его пугало - отсутствие заполненности того кусочка пространства, куда он еще допускал людей. Территория Марго не должна была пустовать. Он привык к комфорту ее присутствия. Без нее он начинал ощущать оторванность, жалкость своего существования. Врываясь в его жизнь, Марго возвращала ему сознание собственной значимости. Она, подумал Вадим, действует на меня как наркотик. Я подсел.

И сам себе усмехнулся? Чепуха. Это просто отдых, полустанок на дороге из прошлого в будущее.

Ему недвусмысленно дали понять, что три прецедента, из которых он должен выйти победителем, так или иначе, возникнут. Пусть это будет не завтра, не послезавтра. Через год, как и через десять лет он останется драконом.

Марго смотрела на него расширенными от страха глазами. Вадим спохватился: вот - черт! Волю своим мыслям можно давать в сугубом одиночестве. Тем более, - он имел возможность в этом убедиться, - Марго обладала потрясающей интуицией.

— Чего ты испугалась? - он сел рядом, притянул ее к себе. Сейчас все пройдет. Стоит прикоснуться - ток разбежится по жилочкам. Она уже не так упирается. Еще мгновение и твердыня падет.

— У тебя стало страшное, совсем чужое лицо. Это был не ты.

— А кто? Ну-ка сознавайся, кто тут был!

— Прекрати паясничать.

— Моя маленькая баронесса, я как никогда серьезен. Просто я расстроился, представив как твой муж трахает тебя на фоне Эйфелевой башни.

— Я тебе уже говорила, у нас с ним давно ничего нет, - она села и начала вытирать слезы. - Я никуда не еду.

— Едешь. Тебе стоит прошвырнуться по Парижу. Тем более, поездка оплачена. Твое дело, только получать удовольствие.

Голос Вадима звучал вполне искренне, но Марго еще некоторое время к нему присматривалась.

— Хорошо. Я поеду.

Она ушла. Вадим лежал у телевизора и не столько смотрел, сколько пытался разобраться, что его погложивает. Не лож - нет. Тень фальши, что ли промелькнула. Проверить, заглянуть в мысли

"нашего" благоверного и подруги? Да, на хрен! грубо оборвал себя Андраг, стоит ли разменивать пятак на рубли.

Вадим приоткрыл один глаз и сразу зажмурился. Перед ним стоял его зимний гость. Кепочка в красно-зеленую клетку, короткая светлая ветровка; джинсы, туго обтягивают ляжки. А сапоги - резиновые. Не иначе, прибыл на севера из средних широт, где уже подсохло; и только, по прибытии, разобрался - тут мимо пролетарской обувки не проскочишь. Рыжее лицо покрыто ранним загаром.

Большой кривой нос - по ветру. В глазах ни тени вызова или нахрапа. Наоборот - уважение.

— Какого хрена тебе надо? - бесцеремонно спросил Андраг.

— Здравствуйте, барон.

— Да пошел ты!

— Сей момент испарюсь. Только передам вам записку.

— От кого?

— Не знаю. Мне позвонили…

— Бумажка из телефона вылезла?

— Ее опустили в почтовый ящик.

— Давай.

Ик протянул большой белый конверт. На обратной стороне створки слепила печать. Рука дрогнула. Знакомый зеленый сургуч бугрился оттиском рубля советской чеканки.

— Пшел отсель, - скомандовал Андраг гостю.

— Уже ухожу, только позволю себе заметить: я восхищен вашими переменами. Зимой, - простите, не разобрался, - вы производили впечатление выкинутого из жизни интеллигента, у которого всего имущества - принципы. А это - верная смерть. Однако вы переболели, - адаптационный синдром, со всяким бывает, - и прекрасно устроились. Надеюсь, теперь вы со мной согласитесь: тут тоже можно жить.

Андраг поднимался медленно. Его, оказывается, одобрили, за своего теперь держат. У-тю-тю…

Ик пролетел метра три, въехал спиной в недотаявший твердый сугроб, коротко взвывнул, подхватился и рванул по прогалине к калитке. Элегантная курточка и джинсы на заднице измазались землей и хвоей.

Андрага трясло. Конверт в руке ходил ходуном. Ощущение покоя и умиротворенности улетучились. Сволочь! Пусть только еще раз попадется на глаза - мокрого места не оставлю.

Не дожидаясь, пока уймется дрожь, он вскрыл конверт. На белом листочке знакомой вязью и знакомым почерком ожгло: "Ты еще дракон?"

Бумага не рвалась. Он пытался разодрать ее в мельчайшие клочки. Она только издевательски потрескивала. Андраг скомкал листок и втоптал его в жирную лесную грязь.

Какого черта они врываются в его жизнь! Что им надо? Наказали, сослали, пусть живут себе спокойно. Пусть радуются. Он навсегда останется здесь. Ему тут хорошо! Из горла сам собой вырвался сдавленный рев. Андраг напрягся как перед броском. На лицо упал солнечный луч и опалил. Показалось, за спиной сейчас хлопнут гигантские перепончатые крылья…

Показалось. Солнце зашло за мизерную тучку. Под ногами хлюпнул весенний компот из хвои и талой воды. Конверт куда-то подевался. Только отклеившаяся печать с оттиском рубля осталась в потной ладони.

Вадим повалился на скамью: закрыть глаза, забыть все. Иначе умрешь от стыда.

Марго подкралась как всегда незаметно. Он не услышал, Попросту не способен был слышать посторонние звуки, только набат в собственной голове.

— Что с тобой? - сразу встревожилась женщина.

— Ничего, - огрызнулся Вадим.

— Я же вижу, что-то случилось.

— Плохое настроение.

Не объяснять же ей, в самом деле, что тут произошло. Любить-то любит, да все равно по психиатрам затаскает.

— Чем вызвано твое настроение?

— Мне надо уехать… На некоторое время, - поправился Вадим, увидев как вскинулась