Ты победил - Зорич Александр. Страница 4
Если с обычными преступниками Эгину рекомендовалось не церемониться и расправляться на месте и со всей возможной «справедливостью», то Прокаженного гнорр велел беречь и не допекать. Лишь держать в поле зрения. А для того чтобы держать его в поле зрения, нужно было по меньшей мере найти его. А найдя жилье Прокаженного Эгину было предписано открыть медальон, выданный ему гнорром со строжайшим запретом вскрывать сию изящную вещицу прежде времени.
«Впрочем, – писал Лагха, – медальон можно сломать. И если вы, Эгин, его сломаете или потеряете – я казню вас как государственного преступника».
– Прокаженный? Да чур вас, милостивый гиазир! Про этого лучше забудьте. А то как язвы по лицу от одного его взгляда пойдут! Или, вот, он может скотину уморить. Только взглянет на нее – и все, копытами кверху брык! – прошептал градоправитель Вица.
Судя по крупным каплям пота, выступившим у него на лбу, он действительно верил в то, что говорил. Редкий случай для градоправителя.
– А что, Прокаженный действительно болен проказой? – поинтересовался Эгин, следя краем глаза за певчим дроздом с подрезанными крыльями, любимцем градоправителя. Тот расхаживал по столу, нахохлившись, и казался очень недовольным.
– А Шилол его разберет. Кто его видел, так он, милостивый гиазир, все в тряпье таком и с колпаком на голове, только одни прорези для глаз. Чего он там скрывает – может, болячки, а может, уши какие ослиные… Тут уж я не скажу. Не видел. Вот попомните мои слова, это он нашего голубка порешил… – Вица закатил глаза к потолку и страдальчески сложил руки на толстом животе.
«Нашего „голубка“! Пожалуй, Гларта так ни одна девка не сообразила бы назвать!» – фыркнул про себя Эгин. Нет, кем бы ни был этот Прокаженный, он займется им после…
Но не успел Эгин сказать Вице какую-нибудь утешительную глупость, как земля под ногами задрожала, словно бы во глубине недр пробежал тысячеголовый грютский табун. Певчий дрозд ударил крыльями и спрыгнул со стола с беспомощным свистом.
– Опять… – сказал Вица, вытаращив глаза на дрозда.
– Что «опять»?
Эгин насторожился. «Вица живет в Вае пятнадцать лет, а к землетрясениям еще не привык. А дрозд? Этого что – первый раз трясет, что ли? Чего это у Вицы такая перепуганная рожа?»
– Что «опять»? – с нажимом повторил Эгин.
– А Шилол его знает! – отвечал Вица, до крови закусив нижнюю губу.
Певчий дрозд бесновался на полу, мечась из угла в угол и подметая крыльями пол. Клекотал, клевал землю, бешено вертел своей глупой головой. «Все в этой сраной Вае какие-то нервные, даже птицы», – заключил Эгин в немалом раздражении.
С чего начать поиск убийцы, Эгин решил быстро.
Тот, кто отрезал Гларту руку и вырвал сердце, оказал Эгину одну услугу. Он отрезал именно левую руку с Внутренней Секирой. Плоть может сгнить. Ее можно сжечь, разрезав на кусочки. Скормить червям или свиньям. Но вот Внутреннюю Секиру с Сорока Отметинами Огня не переплавить, не уничтожить. Ее можно только Изменить. Но сделать это так, чтобы ее не смог отыскать пес, выпестованный Опорой Безгласых Тварей, очень и очень сложно. Пес едва ли найдет отрезанную полтора месяца назад руку. Но вот Секиру он найдет.
– Найде-ет, – заверил Эгина Есмар с авторитетным видом бывалого шарлатана. – Если только она вообще на Медовом Берегу. Вначале будем искать в городе, затем на Сером Холме, потом в Кедровой Усадьбе.
– Начнем сегодня же.
– Да хоть сейчас. – Покладистый Есмар с готовностью вскочил. Тут же, откликаясь на хозяйский свист, в двери показалась узкая и хищная морда Логи.
«Ушлая гадина». Эгин невольно поморщился от отвращения.
Однажды такие вот кобели вроде Логи едва не сожрали его заживо в трех минутах ходьбы от собственного дома. На Циноре же он видел, как такие же, только чуть более умелые питомцы Опоры Безгласых Тварей штурмовали неприступную крепость смегов. Они упорно лезли вверх по отвесным стенам, как если бы были ящерицами. «Если они умеют лазить, как ящерицы, значит, найти какую-то там Секиру для них должно быть как для людей высморкаться!»
Они прошли по городу вдоль и поперек, останавливаясь у каждого дома. Но Лога был спокоен.
Затем они направились к Серому Холму.
Серый Холм был ближе к городу, и потому решили начать с него. Имелась и еще одна причина. Серый Холм со слов градоправителя представлялся Эгину средоточием мерзости порока. На мерзость порока намекало все – начиная от высоченных стен и заканчивая лицами крестьян. Крестьяне казались злыми, сосредоточенными, неприветливыми. С Эгином никто не здоровался.
«Отчего бы им и не убить рах-саванна Гларта просто так, из врожденной кровожадности?» – предположил Эгин.
Эгину не хотелось идти внутрь замка. К счастью, идти туда не пришлось – Есмар был совершенно уверен в том, что Секиры там нет и быть не может.
Эта уверенность, по словам Есмара, читалась у Логи в глазах.
«Ну и хорошо», – подумал Эгин, с неудовольствием отмечая, что, может, не сегодня, но завтра или послезавтра ему все-таки придется нанести визит вежливости хозяину Серого Холма, гиазиру Багиду Вакку, которого за глаза величали Черноногом.
На следующий день Эгина и Есмара ожидала быстрая победа.
Еще на подходе к пастушьему поселению, отделенному от Кедровой Усадьбы небольшой миндальной рощей, Лога сделал стойку, зафыркал и стал нетерпеливо скрести лапами сухую землю.
– Мы на верном пути, – заключил довольный Есмар.
Пастушья деревня была настолько мала, что обойти ее всю не составляло большого труда. Но даже от этого труда избавил их Лога.
У крайнего, самого неказистого дома Лога забеспокоился и, глянув на хозяина в поисках одобрения, ринулся к двери.
Есмар, преисполнившись чувством собственной значительности – он все-таки не кто-нибудь, а секретарь тайного советника и, значит, третье лицо в уезде, – застучал в дверь.
Им долго не открывали, хотя внутри явно происходило некое движение. Не привыкший топтаться у хижин смердов по полчаса, Есмар крепко наподдал по двери плечом. Дверь, не выдержав его молодецкой удали, сорвалась с петель и грохнулась на пол.
– Добро… пожаловать… благородные гиазиры, – пролепетал плешивый и очень худой мужичок в пастушьей рубахе.
Лицо мужичка было перекошено жутью, будто бы не тайный советник со своим помощником и псом пожаловали к нему, а сама смерть с арканом и мешком.
Лога деловито кружил по комнате. Наконец он остановился у очага, в котором тлели подернутые пеплом уголья, и принюхался.
Хижина топилась по-черному, а потому ее стены и потолок, закопченные до крайнего предела, выглядели словно стены пещеры. Единственное окно под потолком было затянуто бычьим пузырем.
На дырявой циновке в беспорядке лежала незамысловатая кухонная утварь.
В грубом горшке дымилось какое-то кушанье. Маленькая плошка, наполненная тем же варевом, что и горшок, стояла перед янтарной фигуркой крылатого чудовища Девкатры.
Эгин помнил – этому крылатому монстру поклонялись и приносили жертвы со времен Звезднорожденных. И не только на Медовом Берегу, но и в сельской глухомани Харрены, и среди грютов. Очевидно, хозяин собирался трапезничать и, конечно же, не преминул поделиться снедью со своим прожорливым божеством.
Лога покрутился подле горшка и, тщательно принюхавшись, остановился перед ним как вкопанный.
«Голодный, скотина!» – злорадно отметил Эгин.
А Есмар одобрительно кивнул псу, не то давая ему санкцию сожрать все подчистую, не то просто так, в знак одобрения.
– Что ты знаешь об убийстве тайного советника, человек? – начал Эгин, положив руку на яблоко меча.
– Ничего, милостивый гиазир! Ничего не знаю! – затараторил пастух, закрывая голову руками, как будто надеялся, что такая защита сработает, если Эгин решит сгоряча рубануть мечом.
– Что же ты прячешься здесь, словно болотная крыса, и не открываешь нам дверь?