Экспедиция - Галина Мария Семеновна. Страница 12
– Томас, – говорю, – зря ты так уверен. Ведь она им – обуза. Лишний груз. Так же, как и для нас, собственно, но у нас есть по отношению к ней какие-то обязательства, а у них ничего такого нету. Они с ней возиться не станут.
– Я могу дать тебе слово, – сказал он, – но какой в этом толк? Ты что тогда, больше поверишь?
– Не знаю, – говорю. – Ума не приложу. Понимаешь, мне очень бы хотелось надеяться, что все будет в порядке, но ведь я просто не могу не думать о других возможностях.
Он сказал:
– Ты же сама понимаешь: она благополучно доберется, если вся колонна благополучно доберется, конечно, и за второе я уже не могу поручиться. Но, по крайней мере, в том, что с ней будет все в порядке, у меня больше уверенности. Если честно, то у меня не слишком утешительные прогнозы в другой области.
– Ты что имеешь в виду? – спросила я для порядка, потому что отлично знала, что он на самом деле имел в виду.
– Нас, конечно. – Он вздохнул. – Я имею в виду нас. Потому что мы сейчас болтаемся примерно на границе двух округов, и нам еще надо отсюда как-то выбираться. А у нас нет машины и оружия тоже нет.
– Может, не стоит зарекаться, потому что Герка мог с собой что-то прихватить, или Игорь. Просто на всякий случай.
– В принципе – да, – говорит он. – А ты?
– Нет. Я – нет.
– А почему, интересно?
– Томас, – говорю. – Я не охотник, а жертва. Заяц. Зайца ведь спасает то, что он отовсюду все время ожидает опасности. А если у меня было бы оружие, это чувство опасности притупилось бы. И я могла бы по неосторожности попасть в такую ситуацию, которой иначе постаралась бы просто избежать. Потому что, когда у человека оружие, он начинает вести себя увереннее – наглее, во всяком случае, – и оттого больше шансов, что он нарвется на какую-нибудь неприятность. Я любую систему самозащиты имею в виду – каратэ там, кунг-фу какое-нибудь. Да и без толку все это. У меня еще и реакция замедленная.
– Да, – сказал он, – про это я уже слышал. Что ты с ней так носишься, с этой твоей замедленной реакцией?
– Да ничего я не ношусь. По-моему, лучше заранее предупредить. А то, что я так прямо и мужественно говорю о своих недостатках, – так это я просто изживаю свои комплексы.
– Господи, как мне надоели все эти сложности, – говорит он.
– Попей лучше чаю, пока горячий.
Тут проснулись Герка с Игорем. Герка был в порядке – просто злой и встрепанный, а Игорь до сих пор выглядел так, словно он двигался во сне. Взгляд у него был мутный и какой-то расфокусированный. Может, потому, что во время этого катаклизма он расколотил свои очки.
– Попей чаю, – говорю. – Ты, сомнамбула.
– Что-то мне паршиво, – ответил он вяло.
– Тебе, по крайней мере, сегодня надо весь день лежать. До вечера.
– Да, – ответил он, – но лежать так холодно...
– Слушай, Томас, – говорит Герка, – а если он так и не оклемается? Что нам тогда делать? Как идти?
– Да я вам говорю, все в порядке, – беспокойно сказал Игорь.
– Нам тут героев не нужно, – говорит Герка.
– Действительно, – говорю. – Зачем нам герои? По крайней мере, несколько.
– А ты не лезь, – это Герка уже мне.
– Герка, – я старалась говорить спокойно, потому что спорить и пререкаться мне, при моей патологической трусости, было противно. – Это не спортивный маршрут. Мы тут не идем ни на какую категорию и ни на какую скорость – мы тащимся все вместе, как идиоты, потому что все вместе, как идиоты, на это согласились. Но мы не договаривались, что кто-то один будет решать за всех.
А на самом деле я всегда мечтала, чтобы за всех, во всяком случае за меня, решал кто-то один. Я имею в виду – не я сама. Но Герка, похоже, из тех лидеров, для которых цель важнее процесса. А вот как раз для этого время сейчас неподходящее.
– Что ты предлагаешь? – говорит Томас.
– Почему бы его не отправить обратно с твоими драйверами? Вместе с Кристиной? Он за ней, заодно, и присмотрит.
– Пусть он сам решит, – ответил Томас.
– И решать нечего, – уперся Игорь. – Никуда я не поеду.
– Решение за тобой, – говорю, – но ты все-таки подумай хорошенько. Может, тебе действительно очень плохо, а тебе неудобно нас оставлять? Видишь, никто на тебя обижаться не будет, он, Герка, сам предлагает.
– Он это предлагает просто потому, что я его раздражаю, – ответил Игорь.
К сожалению, боюсь, что это правда. Игорь раздражает Герку постоянно, а сейчас – еще больше – своей беспомощностью. Его вообще раздражает все, что задерживает, все, что становится обузой, сбивает с цели и путается под ногами. Я его тоже раздражаю. Но сейчас я здорова. Кристина его тоже раздражает, но в данный момент на нее срываться не по-людски. Остался Игорь, который не настолько пострадал, чтобы Герка сдерживался, щадя его чувства. Он не стайер, Герман, он спринтер, и ему нужно, чтобы все получалось быстро – пусть с трудностями, с которыми он мог и умел справляться, но быстро. Ему нужно видеть цель. А тут эта цель расплылась и отодвинулась в какое-то неопределенное будущее.
– Что делать, – говорю. – Уж такие мы с тобой неумехи. Пользы от нас и в самом деле никакой, а он полевик, и в походы ходил, и даже разряд у него какой-то. Им нужно было не нас набирать – что, с первого взгляда не видно, что мы собой представляем?
– Никуда я не поеду, – упрямо сказал он. – И я прекрасно себя чувствую.
– Ну, – говорю, – это ты загнул. Даже если ты решишь идти дальше, отлежаться тебе все равно надо. Я эти штуки знаю, они коварные – сотрясения мозга, я имею в виду.
– Ты действительно не хочешь ехать? – спрашивает Томас. – Подумай. Потом уже переиграть ты не сможешь.
– Я же сказал!
– Тогда, может, так, – говорит он. – Всем нам на шоссе тащиться смысла нет. Мы с Германом понесем ее, а вы, вдвоем, подождете нас тут, в овраге. Только постарайтесь устроиться так, чтобы вас заметно не было. И вещи мы тоже оставим тут – на шоссе нам выходить незачем, тем более что дальше мы по нему не пойдем. Опасно.
– Тогда, – сказала я, – может, мы подыщем какое-то место, куда бы мы могли зарыться и вещи туда перетащить. И костер надо бы засыпать.
– Когда автоколонна пойдет? – спрашивает Герка.
Томас поглядел на часы.
– Сейчас у нас без четверти одиннадцать. Где-то к часу. Но лучше выйти к шоссе пораньше и укрыться где-то там, неподалеку. Потому что час – это же очень приблизительное время. Хотя они скорее опоздают, чем пройдут раньше. Но все равно, лучше не рисковать.
Они отыскали нам относительно безопасное место – там, где вода подмыла корни, на склоне оврага образовалась небольшая ниша – уж слишком она была мелкая, чтобы называть ее пещерой. Хорошее место, безопасное, но уж очень сырое. Мы перетащили туда все тюки, чтобы от этой влаги как-то защититься, но вещи наши за это время тоже успели отсыреть. Костер они присыпали землей и забросали стеблями кустарников, но он все равно вонял дымом, и это особенно ощущалось потому, что поблизости больше не было запахов ни дыма, ни жилья. Но тут уж ничего не поделаешь.
Кристину они погрузили на самодельные носилки – она так и не проснулась: может, и правда, лучше, если она так и доедет, в полубеспамятстве, и все, что с ней происходило в дороге, будет потом вспоминаться как смутный сон, – и, значит, отправились. А мы, как идиоты, забились в эту яму. После аварии мы закутали Кристинку во все, что у нас было, но тут Томас сказал, что у драйверов лишние теплые вещи для нее найдутся, и вернул мне куртку и одеяло. Я расстелила все это поверх тюков, зарылась в эту груду и сразу же задремала – самый безопасный способ убить время, как я убедилась на Кристинкином опыте. Если что-нибудь случится, подумала я, я все равно узнаю об этом так или иначе, причем, с кем бы ни случилось, с нами или с теми, кто ушел. Так чего же беспокоиться заранее. Это была такая здравая мысль, что, прежде чем заснуть, я сама ей подивилась.
Меня разбудили. Сказали «эй» и ткнули в бок стволом автомата.
Это были не мародеры, не бандиты какие-нибудь, а военный патруль – четверо парней в довольно разнородной форме, но у всех на рукавах одинаковые нашивки – я, правда, так и не поняла, что они означают. Вид у них был не очень злобный, просто деловой, но это ничего не значило.