Экспедиция - Галина Мария Семеновна. Страница 3

– Уймись, – говорит, – зануда. Выпишу, – и садится за стол.

Он послал меня в змеиное логово, потому что у меня вид безобидный. Выгляжу, как круглая идиотка. Я и есть идиотка, потому что поддалась на эту провокацию. Если со мной поговорить по-человечески, меня можно убедить почти в чем угодно. Мне просто неловко отказывать.

На улице по-прежнему было сыро и темно, точно у рассвета начался старческий маразм, и он так и позабыл прийти. Прохожих почти не было. У подъезда на ветру судорожно трясла ветками акация. Перед дверью с табличкой – там действительно висела аккуратная табличка – на входе лежал почти новый половичок. Я покорно вытерла ноги.

Самая обычная контора – каких раньше было до фига и больше. У двери стоял столик с вахтером. То есть, вахтер сидел, и вид у него был самый обычный – вахтер, он вахтер и есть. На рукаве линялая красная повязка. А вместе все это выглядело как болезненный бред.

– А вам куда? – спросил он.

Игорь вместо того, чтобы попытаться овладеть ситуацией, как подобает мужчине, топтался и пыхтел у меня за спиной.

– Я население, – сказала я. – А тут написано «Прием населения». С девяти до пяти.

– И этот тоже население? – кивнул вахтер в сторону Игоря. Он читал какую-то затрепанную книжку без обложки. По-моему, детектив.

– Он тоже, – говорю.

– А вы по какому вопросу?

– Вот вы нас пропустите, – отвечаю. – Мы на месте и выясним.

Он устало вздохнул.

– Если вы насчет работы, тогда вам в пятый кабинет.

В пятый так в пятый. Казенные заведения нагоняют на меня такую неизбывную тоску, что мне хотелось поскорее выбраться оттуда, и я почти надеялась, что нас завернут.

Но нас пропустили. На самом-то деле, кроме пятого кабинета ни один не работал. С первого по четвертый, я имею в виду. Игорь, который явно тоже затосковал, спросил:

– Ну что, вместе пойдем или по очереди?

По очереди, наверное, с психологической точки зрения было бы лучше. Человек, когда остается наедине с собеседником, без свидетелей, расслабляется, и из него можно больше вытянуть. Зато вместе – спокойнее.

– Пошли вместе, – говорю. И постучалась в дверь, на которой был прибит пластиковый номер 5.

Комната как комната. На грязном окне – решетка в виде расходящихся лучей – «солнышком», – такие решетки обычно ставят в квартирах на первом этаже, чтобы они не так напоминали казематы. Линолеум. Зеленые стены. Обшарпанный стол. За столом сидит человек. И очень холодно.

Человек, сидящий за столом, поднял голову. У него было бледное, невыразительное лицо. Усредненное лицо – не запомнить и не описать. Возраста он тоже был среднего. И голос у него был нейтральный, впрочем, спокойный голос, без раздражения.

– Вы по какому вопросу? – спрашивает.

– Мы насчет работы.

Игорь по-прежнему молчал. А мне было настолько не по себе, что я стремительно погружалась в образ клинической идиотки. По-моему, даже выражение лица у меня изменилось не в лучшую сторону. На его месте я бы себя на работу не взяла. Даже улицы подметать. Он, видимо, тоже так подумал.

– Ага, – говорит. – И какую же работу вы хотите получить?

А нужно сказать, что я действительно без работы. Университет закрыт, в редакции с осени практически не платят. Я всю зиму перебивалась кое-как, да, впрочем, и все мои знакомые – тоже. Поэтому я тут же оживилась. Мало ли что – а вдруг этому комитету переводчики нужны. Или редакторы – они вон листовки выпускают. А может, и еще что-нибудь. И сказала:

– Смотря что вы предложите. А если мы друг другу подойдем, то значит, хорошо.

– А кто вы по профессии? – спрашивает.

– Журналист. Переводчик.

– А ваш приятель?

Игорь был филолог. Это профессия или нет? Не знаю. Теперь уже нет, наверное.

– И от какой же вы газеты? – говорит.

Игорь почему-то счел нужным удивиться.

– При чем тут газета? Мы пришли по объявлению. Там у вас объявление висит.

– Это как раз понятно, – сказал человек, сидящий за столом. – И все-таки, у меня такое ощущение, что вас сюда какая-то газета направила.

И тут я подумала, что действительно могу упустить какую-то замечательную работу.

– Вы правы, – говорю. – Мы действительно из газеты. Я могу и удостоверение показать. Сами понимаете, может, газете нашей просто интересно, что у вас тут делается – ваши плакаты по всему городу уже несколько месяцев как развешены, а контора вот только сейчас открылась. А время неспокойное, вот люди и склонны подозревать всякие разности. Но если у вас тут нормальная организация и вы набираете штат по договору, как и положено приличным людям, и не собираетесь никого ставить к стенке, исходя из своих загадочных критериев, то вам можно и корреспондентов не бояться. Тем более что газета наша, честно говоря, уже десять месяцев как не выходит, ну какие сейчас газеты? За то время, что мы без работы сидим, дурака валяем, уже можно было родить сына и посадить дерево. И наоборот.

– А напарник ваш почему молчит?

– А он застенчивый, – говорю.

Человек за столом пошуршал какими-то бумажками. Долго возился, слишком уж демонстративно как-то. Мы стоим, молчим. Он сказал:

– Садитесь.

Мы присели на стулья. Обычные драные деревянные стулья. Сиденье было жутко холодным. В коридоре тихо. Ни шагов, ни голосов, ничего. Только бумажки шуршат.

Наконец, он поднял голову. Взгляд у него был такой же бледный и невыразительный, как и лицо.

– Вы же понимаете, – говорит. – Много я вам предложить не могу. Ну, какая у вас, если честно, специальность? Смех один. Но если вы завтра вечером зайдете вот по этому адресу... – и протягивает бумажку.

Я взяла бумажку, сложила ее пополам и спрятала в карман.

– А какую-нибудь секретность соблюдать надо? – спрашиваю. – Подписку о неразглашении?

Потому что мне очень не нравится, когда с меня требуют какие-то подписки о неразглашении.

– С чего бы это? – удивился он. – Если вас условия устроят, мы вас примем. А говорить можете, что хотите. И не стройте никаких иллюзий. Ничем таким особенным здесь не занимаются.

– А пропуск? Пароль?

– Не валяйте дурака, – говорит, – играйте в Джеймса Бонда где-нибудь в другом месте.

– Тогда до свидания, – отвечаю вежливо. – Огромное вам спасибо. – И вышла.

– Ну чего? – говорит Игорь уже на улице. – Ты туда пойдешь?

– Пойду. И хорошо, чтобы ты тоже пошел. Будешь прикрывать меня с тыла. Как сегодня. У тебя это здорово получается.

– Это что, ирония? – обиделся он.

– Нет, – говорю, – это сарказм. Я не хочу все время отдуваться за двоих. И выглядеть большей идиоткой, чем есть, – тоже.

– Это, – возразил он, – практически невозможно.

Галахад вонючий! Это он со мной такой храбрый. У меня просто потрясающая способность всех сажать себе на голову.

– Ты знаешь, – сказал он вдруг задумчиво. – А ведь это может оказаться очень опасно.

– Господи, – говорю. – Да что это с тобой? Сейчас и по улицам ходить опасно. Особенно вечером.

– Послушай, никто ведь не знает, чем они на самом деле занимаются. И что там будет, по этому адресу. Мне все это не нравится. Что-то тут не так. Мало ли что они тут тебе сказали...

– Конечно, не так. Все в этой жизни не так. А если бы все было так, как надо, они бы, по крайней мере, топили бы в этой конторе.

– Вот именно, – медленно сказал Игорь. – Это меня и беспокоит почему-то.

– Господи, да что же тут особенного?

– А то, что холод там стоял собачий. А этот тип сидел в пиджаке и рубашке. И я что-то не заметил, чтобы ему было холодно.

Вообще-то, я знаю одного малого, который всю зиму ходил в одной рубашке с коротким рукавом. Он был тощий и синий, как цыпленок, – в чем только душа держалась, но он был йогом и закалял волю, потому что хотел стать водолазом. Так что люди бывают со странностями – что тут удивительного?