Проклятие феи - Мак-Кинли Робин. Страница 28

Катриона выслушала сомнительно построенную метафору без возражений.

Дверь с шумом распахнулась, и вместе с небольшим порывом ветра вошла Рози. Она мурлыкала что-то себе под нос. Ее мурлыканье всегда было лишено мелодии, и невозможно было угадать, что за песня имеется в виду, если она обходилась без слов.

– Что не так? – спросила она, взглянув на лица Тетушки и Катрионы.

Катриона улыбнулась. При виде девочки ей делалось одновременно легче и тяжелее на сердце. Вот и теперь она не в первый уже раз задумалась о том, чтó потеряли король с королевой: не просто свою дочь, но Рози.

– Мы говорили о принцессе, – сообщила Тетушка.

– О, вот как! – откликнулась Рози.

К принцессе она испытывала симпатию и сочувствие, поскольку они были ровесницами и она постоянно слышала разговоры о таинственном исчезновении королевской дочери и видела, с каким интересом относятся взрослые к любой истории, якобы содержащей новости о ней.

У Рози сложилось представление, что взрослым известен единственный способ тебя защитить – как-нибудь тебя запереть. Даже защитные чары обычно ограничивали тебя, как заклятие, не позволяющее утонуть в трясине, которое Тетушка наложила на Рози примерно восемь месяцев назад, после того как с ней едва не случилось именно это, хотя Рози с негодованием все отрицала. Чары попросту не позволяли ей ходить в определенных направлениях и в определенные места, хотя вокруг сырой и топкой Туманной Глуши таких мест было немало. (У близкого родства с феями были серьезные недостатки. Противотрясинные чары требовали большего ухода, чем могли себе позволить обычные семьи. Но по крайней мере, пару лет назад Тетушка позволила выдохнуться совершенно унизительному заклятию, запрещавшему крупным животным обижать Рози. Конечно, день или два спустя конь, которого Рози придерживала для Нарла, наступил ей на ногу, но он был из тех лошадей, которые укусят тебя, если не смогут отдавить ногу, и она решила, что это не в счет. Кроме того, дело было в кузнице, где даже Тетушкины чары путались и рассеивались. Дома она об этом происшествии упоминать не стала.)

Предположения о том, где находится принцесса, почти обязательно включали упоминания крепостей или замков, поэтому Рози всегда представляла ее в окружении каменной кладки. Поначалу девочка воображала ее в крошечной комнатке в башне, но потом решила: нет, это же принцесса, она достойна просторных покоев. А еще она придумала множество угрюмых стражников, вооруженных до зубов разнообразным пугающим и смертоносным оружием, которого Рози никогда не видела и могла лишь притвориться, что представляет его себе. В целом такое существование казалось довольно-таки унылым, и Рози жалела принцессу.

– А почему бы нам за ней не присмотреть? – предложила она. – Она могла бы жить с нами. Тетушка, ты же самая умная фея во всей Двуколке. Даже Нарл так говорит, а уж он-то не пытается выклянчить заклятие даром. Если ты ее найдешь, никто не узнает, куда она делась, и она будет в безопасности. Тут ей было бы весело. Я могла бы ей показать, где находятся все болота и трясины.

Рози пребывала не в духе, поскольку забыла, куда именно направлялась, пока не обнаружила, что взбунтовавшиеся ноги поспешно увлекают ее к дому. Баллада, которую она мурлыкала, когда шагнула за порог, – ее она тоже узнала от Бардера, – имела приятно кровожадный припев, соответствовавший ее настроению: «Обрушил я свой верный меч и на куски его рассек, и на куски его рассек…» Возможно, она сама могла бы охранять принцессу.

Повисло краткое молчание.

– Какая интересная мысль, милая, – отозвалась Тетушка, – но, боюсь, у тебя сложилось несколько преувеличенное представление о моих способностях.

– А что мы объяснили бы всем остальным, откуда она взялась? – спросила изумленная таким предложением Катриона.

Рози пожала плечами. Сколько она себя помнила, рядом всегда были Тетушка и Катриона, и они казались ей отличной семьей. О своих родителях ей пока пришло в голову спросить только одно: насколько те были высокими, ибо уже стало ясно, что она перерастет и Тетушку, и Катриону. (Непривычный цвет ее волос среди темных или неопределенно-русых, в основном встречавшихся в Туманной Глуши, объяснили белобрысым отцом с юга.)

– Скажем, что у Тетушки есть еще одна племянница, а у нас еще одна двоюродная сестра.

– Конечно, – повторила Тетушка. – Как разумно с твоей стороны, Рози. Какая жалость, что нам вряд ли представится случай воспользоваться твоим предложением!

Рози покосилась на нее с подозрением: ей нечасто доводилось слышать слово «разумно» применительно к себе. Но Тетушка лишь ответила ей обычной безмятежной улыбкой. Ее настроение, испорченное глупостью Гисмо, заметно улучшилось. Она продолжала прясть, веретено неустанно кружилось, и блестящий нос горгульи казался крохотным ярким пятнышком.

Саркон, учитель Бардера, умер в разгар зимы, в один из самых коротких дней в году, когда тяжелые облака лежали так низко, что лампы в трактире Кернгорм горели с самого утра. Его погребальный костер зажгли на следующий же день, и только Бардер и Джоб, второй подмастерье, попросили по щепоти его пепла, поскольку его жена умерла много лет назад, а другой родни не осталось. Никого больше не было, и Бардер и Джоб договорились, что трехмесячное оплакивание проведут они сами.

Кернгорм, Тетушка и сестра тележного мастера, Хрослинга, – у колесного и тележного мастеров был общий двор на площади, по другую сторону от кузницы, – помогали как могли. Не годилось, чтобы оплакивание полностью брали на себя двое юношей. Это, вероятнее всего, навлекло бы на головы Бардера, Джоба и всей Туманной Глуши гнев главного священника Двуколки, и тот разразился бы нудными речами о должном уважении, почтении и важности поддержания традиций. Всю ту зиму Бардер был занят, выглядел усталым и лишь дважды заходил домой к Тетушке, где сразу же засыпал прямо на стуле.

Катриона уже задумывалась в страхе, не стали ли они видеться реже с того вечера, когда он пошутил о том, что Рози могла бы оказаться принцессой, не нужно ли ему больше времени в свои неполные дни, чтобы заниматься чем-то другим, не начнет ли он с меньшей охотой останавливаться, когда Катриона встретится с ним в деревне. За все те годы, что они знали друг друга, между ними не было сказано ничего определенного. Ни один из них не мог позволить себе всерьез думать о свадьбе, и оба это знали, хотя Катриона давно уверилась, что Бардер заговорил бы с ней об этом, будь у них такая возможность. Он сделал ей цаплю, которую она до сих пор носила на шее, и только она, Тетушка и Рози получили ложки и ножи с вырезанными им ручками. А теперь, невольно вспомнила Катриона, Бардер в свободное время вырезает веретена-волчки и отсылает их на продажу за пределы Двуколки. Впрочем, им вовсе не нужен еще один волчок, одергивала она себя, яростно поглаживая горгулью по носу.

Флора в утешение рассказала ей, что от матери Бардера неоднократно слышали жалобы на его привязанность к «этой фее». Та утверждала, будто в их семье волшебной крови не водилось (что явно было неправдой, поскольку тетя Бардера в Древесном Свете размагичивала чайники для половины деревни, хотя иным колдовством не занималась). Однажды сам Бардер вошел в трактир посреди очередных ее разглагольствований и, забыв о сыновнем уважении, весьма грубо велел ей либо замолчать либо выражаться повежливее.

Когда Бардер подружился с Рози, Катриона подумала (обрадованно и благодарно), что изначально он сделал это ради нее. Но в связи с болезнью и смертью Саркона она начала гадать, не сблизился ли Бардер с ними обеими всего лишь из человеколюбия, только потому, что они нуждались в друзьях. Даже историю его столкновения с матерью можно было трактовать как природное рыцарство.

Однажды в начале следующей весны Катриона принюхалась к воздуху, посмотрела на облака, сверилась с предсказателем погоды и решила, что крысогномы в курятнике Труги могут и подождать до завтра. Она подмела пол в уступку собственной совести, выманив из углов труху волшебства несколькими чистящими заклятиями, а затем вышла покопаться в огороде. Тетушка ушла на Перекресточный холм встретиться с Торг и Айлиной, главными феями Древесного Света и Лунной Тени. Рози, как обычно, была с Нарлом.