Проклятие феи - Мак-Кинли Робин. Страница 57

– Это не я, – пояснил он. – Я думал, что тебе и без того хватает хлопот. Их прислал Нарл. Он сказал, что ты скоро совсем заскучаешь.

Бардер старался сопровождать Катриону в Вудволд, когда мог, чтобы лично проведать Рози и узнать, как у нее дела.

– Мы никак не привыкнем к тому, что ты уехала от нас, милая, как и малыши, а особенно твои звери, – объяснил он.

Рози вздохнула. У жизни в Вудволде было множество неприятных сторон, и одна из них заключалась в том, что ей почему-то труднее было разговаривать с животными из башни принцессы, чем со двора колесного мастера или из кузницы. Почти все ее знакомые в животном мире изъяснялись удивительно невнятно, а с созданиями, с которыми она прежде не встречалась, дела обстояли еще хуже. Необъяснимое чувство подсказывало ей, будто все они до крайности заняты чем-то другим, поэтому с ними так трудно поддерживать беседу. К такого рода занятости она привыкла, когда дома появлялись новые младенцы, но прежде она всегда угадывала, если дело было именно в этом, и, кроме того, почти для всех стояло неподходящее время года. Но никто не объяснял ей, что происходит, а когда она спрашивала, все начинали изъясняться еще менее членораздельно.

Вдобавок ко всему домоправительница закатывала истерику всякий раз, когда обнаруживала собачий волосок на подушках или кошачий на покрывале либо случайное пуховое перышко на ковре их спальни или гостиной. Много лет назад Катриона придумала, как зачаровать амулет, чтобы звериная шерсть отлетала от ткани как ужаленная и липла к щетке, но сейчас Рози не могла просить ее сделать еще один.

– Я могу отличить Фуаба от любого другого зяблика, как бы далеко он ни сидел, по его поникшей позе, да и от Флинкса осталась едва ли половина былого кота, – продолжал Бардер.

– От Флинкса? – изумилась Рози. – Я-то думала, он будет счастлив от меня избавиться.

– Ты слишком хорошо знаешь кошек, чтобы и впрямь так считать, – заметила Катриона.

– Ну-у-у… – протянула Рози. – Видишь ли, Флинкс был весьма последователен.

– Последовательность – первое, что должно настораживать в кошке, – напомнила Катриона.

В награду она удостоилась одной из ставших теперь редкими улыбок Рози и, улыбнувшись в ответ, ощутила, как лицо ноет от усталости и тревоги.

Фуаб пробовал взлетать к их башенному окну и пару раз преуспел, но ему пришлось признать, что защитные чары похожи на очень сильный встречный ветер, и после первой недели он больше не повторял попыток. Рози скучала по Фуабу, и Зогдобу, и Дротику, и Флинксу почти так же сильно, как по Нарлу, и, похоже, Пеони это угадала, поскольку именно Пеони в первые же дни их заключения настояла на том, чтобы они каждое утро после завтрака ходили навещать конюшни. Главный конюший, хотя и несколько нерешительнее и почтительнее, чем прежде, время от времени справлялся у Рози о настроении или здоровье той или иной лошади. Она охотно отвечала бы на такие вопросы чаще, но он, похоже, не поверил, когда она об этом сказала. Каждый день она останавливалась, чтобы уткнуться лбом в голову или плечо Дрока или Резвого. Дрок больше не заговаривал с ней так, как в ночь появления Айкора, но она ощущала исходящее от него могучее теплое понимание и изо дня в день черпала силы в проведенных рядом с ним мгновениях.

Резвый показывал ей лошадиные образы женщин со злыми лицами, волчьими зубами и таралианьими когтями, которые падали под тяжелые копыта доблестных скакунов, очень похожих на самого Резвого, и фыркал обслюнявленными остатками завтрака на ее платья.

– Как там Нарл? – спросила Рози, опустив взгляд и поглаживая кусок дерева.

Бардер коротко хохотнул:

– Кто знает? По-прежнему кует. Я и не замечал, что при тебе он сделался разговорчивее, пока ты не уехала и он снова не замолчал. Не думаю, что он произносит хотя бы слово за целую неделю. Ходит шутка, что он не возьмется подковывать лошадь, принадлежащую незнакомцу, потому что иначе ему придется называть цену. – Он чуть помедлил. – Последний раз, когда я с ним разговаривал, – я имею в виду, последний раз, когда он со мной говорил, – он спросил, нет ли у меня лишней древесины, и посоветовал занести тебе немножко, чтобы ты могла чем-то занять руки.

Недели еле ползли. Бесчисленные простыни были подрублены или перешиты целыми краями в середину. Скатерти и салфетки еще никогда не были в таком порядке, с тех пор как Прендергасты впервые смели с пола солому, купили тарелки вместо деревянных плошек и начали пользоваться скатертями и салфетками. И множество крошечных прорех, морщинок и следов предыдущих небрежных починок в гардеробах всех дочерей Прендергастов оказалось залатано, поскольку Пеони сдружилась с одной из них, Каллин, той самой, которая отпустила замечание о лестницах, ведущих в башню.

– Можно было бы подумать, что у принцессы должно быть больше дел, чем у всех остальных, и все же мы только и делаем, что ждем и ждем, – проворчала Рози.

Она взялась уже за последнее веретено-волчок. Оно должно было стать ее любимым. Она сразу это поняла, когда по очереди провела пальцами по каждой заготовке, решая, с которой начать, и приберегла эту напоследок.

Но волчок, ее лучший волчок, не спешил получаться. Не то чтобы нож Рози соскальзывал или она не видела нужного контура. Но контур, когда она его видела, оказывался не таким, как надо, и она продолжала вертеть заготовку в руках, высматривая, как подобраться к тому узору, который ей мерещился. Чтобы выкроить себе побольше времени на размышления, она уже закончила само веретено. От разочарования она чуть не выстрогала его слишком тонким – едва толще пальца трехмесячного младенца. Осторожно она коснулась его конца указательным пальцем. Ничего не произошло.

Рози на миг сжала руки на незаконченной поделке, покосилась на Пеони, по-прежнему склонившуюся над шитьем, и позволила взгляду рассредоточиться в попытке увидеть настоящую принцессу. Та смутно маячила между ними – не вполне там, но и не вполне отсутствуя. А затем Рози снова взялась за нож и принялась обтесывать оставшуюся поверхность. Это будет личное веретено-волчок принцессы. На нем будет изображено овальное человеческое лицо с широким лбом и округлым подбородком, как у них обеих, вьющимися волосами длиннее, чем у Рози, но короче, чем у Пеони, чуть улыбающимся ртом шире, чем у Пеони, но ýже, чем у Рози, и носом не таким изящным, как у Пеони, но и не такой картошкой, как у Рози.

Лицо принцессы как будто выпрыгнуло к ней из куска дерева, как только она его увидела, и ей оказалось трудно от него отвязаться, словно эта работа была важным делом, а не просто способом занять несколько свободных часов.

Теперь она отвернулась от окна и неутешительного, лишенного кошек вида и взяла в руки то последнее веретено. Было слишком темно, чтобы его разглядеть, но Рози не хотела зажигать лампу. Завтра вечером на балу будет гореть достаточно ламп, а ей хотелось запомнить темноту. Ей хотелось запомнить себя стоящей в темной тишине, где компанию ей составляют лишь собственные мысли и тихое дыхание спящей Пеони.

Волчок тяжело лежал у нее в сложенных горстью ладонях. Ее большие пальцы нашли широко открытые глаза с длинными ресницами, легкий бугорок носа, улыбающийся рот, рубчатую шероховатость кудрей. Она закончила работу только этим вечером. Всякий раз, когда она смотрела на резьбу, находилась еще одна деталь, которую следовало подправить, а потом еще и еще. Это увлекало ее, пока она не внесла все изменения, которые видела или могла придумать.

«Этот волчок я отдала бы Пеони после ее возвращения из Дымной Реки, – подумала она. – Интересно, как бы я ей объяснила, что это?»

Что бы ни произошло, завтра ночью ее мир изменится полностью и навсегда. В эти последние три месяца ей почти казалось, что она в любую минуту все еще может сбросить платье, которое ей приходится носить как фрейлине принцессы, сбежать обратно в Туманную Глушь и упросить Нарла снова взять ее в подмастерья. Понимание, что это всего лишь иллюзия, не лишало эту мысль заманчивости, потому что в ней была и какая-то толика правды: и ее связанная и запертая в клетку воля томилась у щели между прутьями, не пропускающими ее на свободу. Последние три месяца были всего лишь подготовкой, пусть даже напряженной и тревожной, а завтра настанет день необратимых перемен. Завтра день рождения принцессы. Ее день рождения.