Золотой холм - Крушина Светлана Викторовна. Страница 41

Нэль прижался щекой к земле, как будто прислушивался к чему-то, закрыл глаза и уже через минут спал. Он дышал тихо и ровно, его лицо, сосредоточенное и напряженное в последние дни, разгладилось. Арьель некоторое время посидел молча, ни о чем особенно не думая, только поглядывал на спящего мага. Потом очень медленно, стараясь не шуметь, отложил в сторону лютню, встал на колени и потянулся к сумке, в которой Нэль носил свои пожитки. Он сознавал, что намерения его честными не назовешь, но любопытство пересиливало угрызения совести. Неудержимо хотелось хоть одним глазком заглянуть в черные книги.

Арьель положил сумку к себе на колени и распустил шнур. С опаской покосился на Нэля — не проснулся ли? Ему совсем не хотелось, чтобы гнев мага обрушился на его голову. Но Нэль мирно и тихо спал, только черные ресницы чуть подрагивали. Арьель достал из сумки одну из книг — ту, что поменьше, — и раскрыл наугад. Вгляделся.

Страницу испещряли мелкие буквы-жучки, сплошная абракадабра, ни слова не разобрать. Рисунки и диаграммы ничего не говорили Арьелю, но пугали четкостью линий и скрытой в этой четкости тайной. Его прямо мороз по коже продрал. Он быстро пролистнул несколько страниц, надеясь отыскать хоть одно слово, которое было бы написано на человеческом языке. Тщетно. Тогда он вытащил вторую книгу, заглянул в нее. Почерк другой, хотя такой же убористый и мелкий. И здесь тоже ничего не понять… Раздосадованный и нисколько не успокоившийся, Арьель убрал книги обратно в сумку и положил ее на место.

В лесу начинало темнеть. Дождь затих. Арьель подумал, что лучше ему тоже лечь спать, раз уж все равно нечем заняться. Он устроился на полу рядом с магом. Шалаш был тесный, и лежать приходилось буквально голова к голове, спутанные волосы Нэля щекотали ему лоб. Но Арьель так устал, что не стал обращать внимания на мелкие неудобства.

Он вмиг провалился в сон, который вдруг обернулся кошмаром. Всю ночь Арьеля преследовал пронзительный, жуткий взгляд нечеловеческих глаз. Их радужка отливала жидким золотом, а зрачок был как у кошки — вертикальный и узкий.

Наутро Нэль долго вглядывался в лицо спутника. Впервые за много дней утро выдалось ясным и солнечным, радовало глаз свежестью красок и голубизной неба; Арьель же был мрачен и хмур. Его не отпускало воспоминание о золотых глазах.

— Что-то бледноват ты сегодня, — заметил Нэль.

— Дурной сон привиделся, — буркнул Арьель.

— Что за сон?

— Да ерунда какая-то… — замялся музыкант. — Взгляд…

— Что за взгляд? — с неожиданным напряжением в голосе спросил Нэль и даже вперед подался.

— Не знаю… Золотые глаза, вытянутый зрачок… Больше ничего не помню.

Нэль шумно выдохнул воздух, пятерней взъерошил влажные, и оттого слегка вьющиеся волосы.

— Боги на тебя смотрят, друг Арьель, — непонятно сказал он.

— Ты что-то знаешь? — заволновался музыкант. — Чьи это глаза? Кто он такой?

Но Нэль только головой покачал.

— Позволь пока не говорить об этом… сначала я должен увериться…

— В чем увериться, Нэль?

Но маг решительно отказался продолжать разговор. И весь день был особенно задумчив, только время от времени Арьель ловил на себе его пристальный взгляд.

В Бергонт добрались благополучно, счастливо избежав нежелательных встреч. Арьель немного воспрянул духом. В Медее он постоянно ожидал неприятностей, связанных с прелестной супругой старого эрла Бескойла — той самой дамой, которой он был обязан встречей с Нэлем. В Бергонте же, как музыкант надеялся, искать его не станут.

Но Нэль, кажется, считал иначе. О том, чтобы выйти к дороге, он больше не заговаривал. Зато обмолвился однажды, что потаенное место, мол, ближе, чем им кажется — такое у него предчувствие.

— Ты узнал, куда идти? — обрадовался было Арьель, но маг покачал головой.

— Пока нет… Но осталось недолго.

Погода, наконец, наладилась, на смену дождям выглянуло солнце. Было оно, правда, уже не жаркое, осеннее. Лес сверкал бриллиантовыми и жемчужными нитями, сплетенными неутомимыми пауками, и напоминал малахитовую шкатулку с драгоценностями. Арьель сидел у подножья старой ивы, ветви которой склонялись к неглубокому ручейку у ее корней; в голову ему приходили сравнения и образы один поэтичнее другого. Рядом с музыкантом, легко касаясь его плечом, устроился Нэль. Они присели у воды отдохнуть и перекусить остатками хлеба, купленного два дня назад в лесном хуторе. Арьель грыз зачерствевший ржаной ломоть, любовался сверканием водяных капель на паутине, и так и этак складывал в голове стихотворные строфы. Впрочем, вскоре его мысли перетекли в иное, более прозаическое, русло.

— Эх, я бы сейчас с удовольствием отведал мясного пирога, — вздохнул он мечтательно, отгрызая кусочек от сухой корки. — Сдобного, с сыром и луком. И запил бы кружкой доброго эля. Или красного вина, тоже неплохо.

Нэль засмеялся и склонился к ручью, зачерпнул ладонью воды. Напился, плеснул себе в лицо и, распрямившись, взглянул на Арьеля из-под упавших на лицо мокрых волос. Музыканта поразило выражение его глаз: в них прыгали солнечные смешинки, чего давно уже не случалось. Видимо, сверкающая красота леса подействовала и на него тоже.

— Заморил я тебя голодом, друг Арьель!

— Есть немного, — согласился музыкант. — Я ведь не птичка, чтобы питаться крошками и ягодами. Да и вода — слишком уж пресное питье. Душа иного требует!

Нэль улыбнулся.

— Понимаю… Вино, конечно, слаще, а уж если подносят его пригожие девицы…

— Точно! девичья красота ласкает взор, созерцание ее улучшат пищеварение. Впрочем, чего зря рассуждать, — вздохнул Арьель, быстро погрустнев. — Ни пирогов, ни вина, ни даже девиц в лесу мы не найдем.

— А завернем-ка в трактир, — вдруг сказал маг. — Выйдем на дорогу, и будут тебе пироги…

Арьель удивился, но смолчал. Допытываться у Нэля, почему он вдруг решил изменить свои планы, было бесполезно: он все равно отделался бы маловразумительным объяснением. Может быть, он просто сжалился над изголодавшимся по горячей еде и людям товарищу; и может, его снова вел внутренний голос, подстроивший их встречу на пустынной дороге, или та самая невидимая жестокая рука, которая временами мерещилась Арьелю.

Глава 5

В деревенском шинке наверняка водились мясные пироги с сыром, но Арьель вдруг засомневался, стоит ли туда идти. Уж очень большая и людная была деревня, а трактир стоял прямо на перекрестке двух дорог. Но Нэль уперся, как осел: идем сюда, и точка. Арьель даже не стал его отговаривать, прекрасно зная его упрямство. Только посоветовал — а вернее, попросил, — смыть с глаз краску. Но и на это Нэль ответил решительным: "Нет!"

— Нэль, тебя же в два счета узнают по глазам! — взмолился Арьель.

— Меня и так узнают, если будет кому, — возразил маг. — В храме-то меня запомнили без этой краски…

День клонился к вечеру, и трактирная зала была полна народу. Но глазастый Арьель все-таки усмотрел уголок, где можно было сесть так, чтобы не слишком привлекать к себе внимание. Хозяин принял их любезно, и в этом по большей части была заслуга музыканта, который прекрасно умел разыграть из себя благородного господина и к тому же (что немаловажно) ухитрился сохранить свое щегольское платье чистым и почти новым после скитаний по лесу. Нэль же все молчал и старался не привлекать к себе внимания.

В шинке действительно подавали мясные пироги (правда, без сыра) и свежий эль, так что серебро, которое позванивало в кошеле у Арьеля, пришлось очень кстати. Он даже помянул добрым словом старого эрла Бескойла, платившего за музыку и песенное искусство щедро — до тех пор, пока не прогневался. У Нэля тоже водились кое-какие деньжата, но совсем немного. В основном это были медяки.

Они сделали заказ и в ожидании принялись осматривать зал. Арьеля больше интересовали служанки. Их было три, и он улыбался вовсю, если какая-нибудь смотрела в его сторону. Правда, две девушки были скорее дурнушками; третью он счел довольно миленькой, хотя и она не шла ни в какое сравнение с ослепительной супругой старого эрла… и уж подавно — с прелестной Элейной, дочкой тана Альбрехта Аля.