Белое Пламя - Тьма Анна. Страница 4

– А если что случится, – добавил селянин, – то двери моего дома для тебя всегда открыты!

– Спасибо, Степан! – Обернувшись, Ален взмахнул рукой в прощальном жесте.

– Удачи тебе, мальчик, – пробормотал селянин, поворачивая лошадь на прежнюю дорогу.

Путник вошел в деревню поздним вечером, цепким взглядом охватывая окрестности. Детвора перестала играть, когда волшебник проходил мимо. Девушки, ворковавшие в беседке, замолкли при приближении юноши в черной военной форме. Проводив его взглядами, зашептались: «Кто это? Ой, какой симпатяшка!.. Ой, девчонки, а вы видели, какие у него мечи?!»

На окраине стоял большой дом в два этажа, не считая просторного чердака. Маг коснулся рукой досок забора и прикрыл глаза, медленно ступая вдоль ограды. Все было таким знакомым и… чужим. Дом был таким же, каким навсегда застыл в его памяти, но… Перестелена крыша. Спилено деревце. У калитки он остановился, глядя на немолодую, но все еще красивую женщину, набиравшую из колодца воду. Женщину звали Кариной. Маленькая девочка, лет четырех-пяти, выбежала из дома во двор и замерла, уставившись на мага.

– Ой, мама! – вскрикнула девочка, прячась за женщину. Пальчиком показала на путника: – Кто это?

Карина повернулась к калитке и тоже посмотрела на незнакомца.

– Ищешь кого-то, мальчик? – спросила она, подходя к воротам.

Юноша, опустив голову, держался за левый бок чуть дрожащей рукой.

– Что с тобой, мальчик? – чуть озабоченно спросила женщина.

Путник резко поднял голову, с болью посмотрел в темные глаза Карины. «Великий Купол, что я здесь делаю?! Зачем я пришел?!» – мелькнула мысль. Это был не его дом. И не его мир. Его миром была война, он не знал ничего другого, не помнил!

Он попятился, чтобы развернуться и убежать. Но в этот миг мать узнала свое дитя.

Схватившись за сердце, Карина едва слышно вымолвила чье-то имя. Оно звучало почти как «Ален». Почти…

За день, проведенный в доме матери, Ален успел узнать от нее основное. Пока он был на войне, Карина сошлась с мужчиной, который давно за ней ухаживал, это был Яков, брат старосты. От него родилась Янина.

Три года назад матери прислали с войны жутко изуродованное тело, напоминающее ее сына. Местный маг распознал умертвие, и тело вовремя предали огню.

Мать хлопотала, готовя праздничный стол, а Алена начинало тошнить при одной мысли о еде.

Сославшись на усталость, он попросил мать дать ему отдохнуть и взял с нее честное слово, что та никому пока не скажет о его возвращении. Ее честному слову он доверял – Карина не обещала, если не могла выполнить.

Ночью, когда лунный свет глядел в окошко чердака, на который Ален забрался спать по старой, извлеченной из глубин не своей памяти привычке, волшебник проснулся от собственного крика весь в холодном поту. Ему опять снился кошмар. Быстро одевшись, он вышел из дома и направился к пруду, что был за полем.

Черное зеркало воды отражало бледный лунный свет. Пламенный стоял, обхватив руками плечи, и смотрел на воду. Его морозило, он дрожал, дыхание было тяжелым и хриплым.

Перед глазами вновь и вновь оживали страшные картины войны. Мертвые дети и жрущие их тела монстры. Изуродованные, искалеченные, пораженные гангреной, проказой и еще многими страшными болезнями, гниющие, истекающие кровью, но живые, стонущие, молящие о помощи люди, эльфы, оборотни, въерчи, даже дриады… Снова умирали его друзья, снова стоящие на ногах втаптывали в грязь вываленные на землю кишки еще живых сотоварищей.

Страх, боль, кровь, грязь… В сознании Алена не смолкал многоголосый крик, полный отчаяния, боли, безнадеги… Волшебник не помнил, что он дома, что все закончилось, не помнил, чью роль пришел играть и чью жизнь ему предстоит прожить. У воды стоял юноша, которого звали Ален, Белый командир, полусотник Грифона…

Ему казалось, что кошмар продолжается наяву – так реальны были видения. Где-то на краю сознания вспыхнула и угасла мысль: надо было остаться в госпитале, как настаивали врачи и учитель, – почти полгода лечения мало чем помогли. Ален не понимал, но ощущал, что он – лишь тень себя самого, а ту жизнь, которую он так хотел, он не смог бы получить никогда, потому что даже не был настоящей личностью – только смутным отголоском… кого-то других… не одного… двоих? троих? Парень еще не понял, что кошмары наяву – первые признаки смертельной лихорадки.

Вопль не смолкал в голове Алена. Маг застонал, обхватив голову руками, упал на колени.

– Нет, нет, нет…

Полный отчаяния крик рвался из груди. И безумный маг не смог его сдержать.

Когда не осталось сил, Ален тихо выл, сжимая руками голову…

Восходящее солнце застало измученного парня лежащим на берегу пруда. Усталыми, запавшими глазами он наблюдал величественный восход.

– Кто я? – шепнул паренек.

«Кто? – не отпускала мучительная мысль. – Кто я? Я знаю, что не человек, но кто я? Как мне принять жизнь того, кем я был раньше? И кем я был раньше?..» Но солнце не дало ответа, только мягко опустило свои теплые ласковые лучи на его лицо. Он жил, как в тумане, он не знал, кто он, откуда, зачем живет и куда идет. Он ничего не знал, кроме этого бесконечного серого тумана в голове.

– Мы все умерли, – едва слышно сказал солнцу Белый Пламенный.

Ал нащупал в специальном кармашке жилетки свирель, вырезанную из древесины черного дерева и отделанную редчайшим белым серебром. Это был лучший в жизни подарок – подарок сотника Анжея, который был ему как родной брат.

Всю боль, страдания, несбывшиеся мечты, разрушенные судьбы, отнятые жизни, все, что было в его сердце, волшебник вложил в музыку. Мать, стоящая у окна, беззвучно плакала, слушая свирель…

Карина застала сына за тренировкой. Забыв, зачем искала Алена, она завороженно наблюдала, как порхают мечи в его руках.

Прыжок, поворот, откат, удар, удар, удар! Невидимые противники повержены. Откат, переворот, мечи со свистом рассекли воздух, сверкая в солнечных лучах. Не глядя, удар назад, еще, справа, слева, дважды за спину! Маг сделал шаг в сторону, продолжая движение мечей за спиной, но споткнулся о камень, так неловко подвернувшийся под ногу. Падая, вскинул мечи вверх, чтобы не пропороть спину лезвиями, но один меч, не закрепленный на запястье шнурком, вылетел из руки и завертелся в воздухе. Ален упал на спину, и меч упал сверху, воткнувшись в незащищенное предплечье.

Маг выругался сквозь сжатые зубы, зажимая рану. Как много он потерял, провалявшись в проклятом госпитале! Где сноровка и мастерство, перед которым опускали мечи лучшие фехтовальщики империи?! Он ругался, поминая разом всех богов и демонов, но больше всего костерил себя за неуклюжесть и бессилие. Карина подбежала к нему, снова называя тем именем, которое принадлежало ему в прошлой жизни.

Ярость, полыхнувшая во взгляде вскинутых на нее синих глаз, заставила женщину отшатнуться.

– Это… не… мое… имя… – выдохнул маг. – Мое имя – Ален!

Дальнейший разговор с матерью был очень трудным. Ален был в ярости, а Карина отказывалась поверить в столь для него очевидное. Он объяснил матери, кто он такой и кем был на войне. Она не могла принять весь тот кровавый ужас, которым были наполнены его слова. «Командир, полусотник Грифона. Сотня – идеальная отлаженная машина смерти. А я – управляющий механизм идеальной машины смерти».

Карина расплакалась, а Ален вдруг улыбнулся и, погасив ярость во взгляде, тепло посмотрел на мать. Отняв руку от раны, коснулся ее лица с таким теплом и любовью, что Карине показалось, будто все прежде сказанное ей послышалось.

– Надо было мне остаться на поле боя, среди трупов, – сказал Пламенный с неуместной лаской в голосе. – Я не приспособлен к мирной жизни. Прости, мама. Я не буду тяготить тебя своим присутствием.

Ален поднялся и направился к дому. Вещи так и остались нераспакованными, рюкзак стоял у порога. Женщина сидела и плакала навзрыд, не в силах подняться с колен. Маг подхватил вещи, куртку и направился к выходу.