Да здравствует королева! (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 32

— Похоже, эти двое нашли общий язык в период наших приключений.

— Я всегда буду благодарна леди Берте за то, что она для нас сделала, — призналась Мэл. — И вам.

— Перестань. Ты для меня сделала не меньше. Я чувствую себя лет на тридцать моложе. Никаких хворей, болячек, да и выгляжу я…

— Если хотите, я могу…

— О, нет, нет. Я свою молодость прожила, и весьма неплохо, скажу я тебе. Но, спасибо за предложение, моя дорогая. Кстати, а как им удалось убедить знать, не говорить о твоем маленьком секрете?

— Мы пообещали не преследовать тех, кто принял другую сторону. Ну, и они боятся моей мести. Они же не знают, что моя магия безвредна.

— И слава богам. Только представь, что будет, если местные дамы узнают, что ты способна вернуть им вторую молодость. Тебя растащат по кусочкам, моя дорогая.

— С ужасом думаю, что так оно и есть.

— И все же твой дар — твое спасение. Он не даст тебе пропасть, что бы не случилось в твоей жизни дальше.

— А также может послужить отличным рычагом убеждения тех, чьей поддержкой захочу поручиться. Знаете, губернатор Андорский прислал мне удивительную по красоте диадему в благодарность.

— Как щедро с его стороны, — заметила королева.

— И не говорите. А еще трогательное письмо с восхищениями.

— Не может простить себе, что не разгадал тебя?

— Скорее всего. Или он действительно благодарен.

— А об этой… ничего не слышно?

— Дэйтон ездил к ней в загородный замок, вернулся мрачный и несчастный. А у меня даже слов нет, чтобы его утешить.

— Стерва умеет отравлять жизнь.

— Да, и причинять боль. Сорос хочет забрать принца с собой в Илларию.

— Хорошая мысль, — заметила королева. — Быть может, вдали он забудется.

— Я очень надеюсь на это.

Мэл было трудно прощаться с ним, ведь он столько сделал для нее, фактически спас, отказавшись от многого, а она… не могла ничего предложить взамен. Эти сожаления терзали, заставляя трусливо избегать его. Но на прощальном балу королевы у нее не осталось такого шанса.

Все было чудесно: официальная речь, музыка, закуски, танцы, наряды дам, не слишком фальшивые улыбки придворных. Девочки постарались на славу, а она смогла насладиться обществом королевы, ее наставлениями, советами, и пожеланием быть сильной. И все же среди друзей, всей этой толпы она вдруг почувствовала себя страшно одинокой. И стало горько от того, что в свои двадцать с небольшим она обречена на вечное одиночество.

— Ваше Величество…

Мэл вздрогнула от этого приветствия, особенно произнесенного тем, кого она избегала.

— Принц… — официально сказала она, а когда фрейлины, окружающие королеву отошли, чтобы им не мешать, тихо прошептала — ужасно, я наверное никогда не привыкну к этому.

— Уверен, что очень скоро вам даже понравится, — улыбнулся он по-новому как-то. Ей казалось, что будет тяжело говорить с ним, но нет, он был невозмутим, вежлив и… словно огромная глыба тяжести свалилась с его плеч.

— А вы изменились.

— Я перестал терзаться чувствами. Знаете, я уезжаю.

— Вы все-таки решились.

— О, неужели вы будете скучать по мне? — шутливо спросил он.

— Конечно, — совершенно искренне ответила она. — Вы спасли меня, дважды. Принесли ради меня такую жертву, отказались от трона…

— Я никогда этого не хотел, — перебил он. — Я думал, что так добьюсь любви моей матери, но вовремя осознал, что нельзя заставить себя полюбить. Это либо есть, либо нет. К тому же, и я перестал терзаться виной, что так мало ее любил.

— И вас это успокоило?

— Примирило с самим собой скорее, — признался принц, а через секунду произнес еще одно признание: — Но если бы трон позволил мне обрести вас, я никогда бы не отказался от него.

— Дэйтон…

— Нет, не надо меня перебивать, прошу. Я знаю, вы никогда меня не полюбите, я и не жду, но знайте: всегда, где бы вы не были, где бы ни был я, я приду вам на помощь, как друг, как брат, как сын своего отца, вашего мужа.

— Мы ведь не прощаемся с вами сейчас? — нервно улыбнулась она.

— Нет, — сказал он и посмотрел на нее так… не с просьбой, не с мольбой о взаимности, а со смирением, принятием, неизбежностью. Ей стало тоскливо и больно в глубине души, но он быстро пришел в себя и заразительно рассмеялся. — Я буду писать вам обо всех наших приключениях в Илларии.

— Я буду ждать, — прошептала Мэл, в надежде, что он не напишет ей ни одного письма, что встретит свою настоящую любовь в Илларии или где-то еще и забудет о своей глупой влюбленности в нее. Как бы она этого хотела…

— Да, совсем забыл. Моя… леди Элиран передала вам это.

Мэл посмотрела на то, что достал из кармана принц, и удивилась:

— Мамин гребень? Откуда?

— Она нашла его на корабле. Я солгал тогда, сказал, что он принадлежит Мэдди. Возьмите. Я проверял, он не отравлен.

— Вы думаете, она смирилась?

— Не знаю. Но она показалась мне сломленной. Наверное, только сейчас она, наконец, начала осознавать, что его больше нет. Раньше ей мешала это сделать нескончаемая борьба за власть. Теперь же бороться больше не с кем.

— Вам покажется, что я сошла с ума, но мне жаль ее. Наверное, она очень любила короля.

— Не знаю. Я думал, любила. Даже винил его в какой-то мере, но сейчас, я понимаю, что любить, значит, желать счастья, от всего сердца, пусть даже не со мной.

— Мама когда-то говорила, что полукровки, как и дэйвы, любят лишь однажды. Но, мама во многом ошибалась. Она всю жизнь так боялась короля, так боялась, что Александр погубит меня, а вышло так, что именно я стала причиной его гибели. Кто знает, может, и в этом она ошибалась.

— Не знаю, то ли мне этого желать, то ли нет, — хмыкнул Дэйтон, переводя грустный разговор в шутливый. — Я скажу вам, лет эдак через пять.

— О, я буду ждать с нетерпением, — ответила Мэл в той же шутливой манере, и все же, когда он ушел, ей стало легче. Чувство вины за разбитое сердце иногда может ранить куда сильнее неосторожно нанесенной обиды, наверное, потому, что ты не можешь ничего исправить, как бы ни старался.

Ровенна сидела на коленях у камина и жгла письма. Свои к королю, его к ней, его бумаги, записки, дневники. Она бы весь замок сожгла, в котором он прожил большую часть жизни, спасаясь от интриг двора, если бы ей было куда идти. Конечно, за годы у власти, она стала чуть ли не самой богатой женщиной Арвитана, а вот своим домом так и не обзавелась, точнее не так, ее домом всегда был дворец, который сейчас заняла другая.

Она чувствовала себя несчастной и разбитой, и даже последний подарок, который она приготовила для всей этой мерзкой шайки, не радовал. Все было кончено, и с осознанием этого пришло другое осознание — его больше нет. Вдруг она почувствовала там, где билось сердце, жгучую, невыносимую боль, слезы брызнули из глаз, и она впервые за много-много лет разрыдалась.

Кто-то постучал в дверь, она обернулась, поспешно вытерла слезы и жестко посмотрела на Ирму, верную служанку, единственную из всех, кто пожелал остаться с ней, впрочем, леди Элиран никогда не умела быть по-настоящему благодарной и сейчас, ее появление не вызвал ничего, кроме глухого раздражения.

— Я же просила меня не беспокоить! Что непонятного было в моих словах?

— Миледи, к вам пришли, — невозмутимо ответила Ирма, прекрасно зная характер своей госпожи. Ее давно уже не пугали крики синьоры, по большей части они были пустыми и не несли никакой угрозы.

— Кто? Стража? Они, наконец, поняли, что леди Ровенна Элиран, дочь графа Мартона никогда не сдается? Ну, что же ты? Зови, зови этих ублюдков сюда.

— Миледи, это мужчина, — все также невозмутимо отозвалась Ирма.

— Всего один? Или это предатель Вернер решил еще что-то с меня поиметь, тогда гоните его в шею.

Подонок предал ее, как только запахло жареным, один из многих, переметнувшихся на сторону девчонки.

— Нет, это не господин Вернер.

— Да что ты мямлишь, убогая? Черт, даже сейчас меня окружают идиоты.