Сердце волка - Хольбайн Вольфганг. Страница 49

Штефан кивнул.

— Кто знает, в каких условиях она раньше жила, — продолжал Вальберг. — Быть может, эти дикие звери были в ее жизни первыми существами, которых ей не нужно было бояться. И первыми существами, к которым она привязалась.

— Вы хотите сказать, что нам следовало оставить ее там? — спросил Штефан.

Он, конечно же, не вкладывал реального смысла в свой вопрос, однако Вальберг ответил совершенно серьезным тоном:

— Если бы вы не забрали ее оттуда, она бы погибла. Вы и ваша супруга поступили абсолютно правильно, что бы там не говорил этот полицейский-остолоп. Судя по тому состоянию, в каком эта девочка попала сюда, она пробыла в лесу не так уж долго. Недели две, не больше. А еще через две недели она была бы уже мертва.

— А сейчас с ней все в порядке? — спросил Штефан.

Его голос прозвучал озабоченно, чему он и сам удивился. А еще он, ожидая ответа, почему-то почувствовал сильный страх.

— Да, — ответил Вальберг. — По крайней мере физически.

— А психически?

— Я не психиатр, — ответил Вальберг. — Но, насколько я могу судить, она в полном порядке. Правда, родители Евы, по всей видимости, не научили ее кое-каким вещам, но это еще можно исправить — нужно только немного терпения и времени. — Он посмотрел на Штефана. — Ваша супруга хотела бы ее удочерить — это так?

Штефан кивнул.

— Сомневаюсь, чтобы что-то смогло удержать ее от этого шага.

— Ну а почему нет? — удивился Вальберг. — Если то, что рассказала ваша супруга, правда, тогда стать приемной дочерью — самое лучшее, что может произойти с этой бедняжкой.

Он снова долго молча смотрел на девочку, и у Штефана опять возникло жуткое ощущение, что Ева отвечала врачу гораздо более осмысленным взглядом, чем можно было ожидать от ребенка ее возраста. Затем Вальберг, не поворачиваясь и не меняя интонации, продолжил:

— Когда я узнал, что вы и ваша супруга — журналисты, то слегка забеспокоился. Однако теперь думаю, что зря.

— А в чем причина вашего беспокойства? — спросил Штефан.

— Вы ведь не станете делать из всего этого сенсацию, не так ли? — Вальберг повернулся к Штефану, и Ева, словно его уменьшенная тень, тут же повторила это движение. Штефан почувствовал, как в него буквально впились две пары глаз. — Вы ведь можете благодаря этой истории стать очень известными людьми, к тому же заработать кучу денег.

— Каким образом? — спросил Штефан.

Он, конечно же, прекрасно понимал, что имеет в виду профессор, но ему также было ясно, что Вальбергу трудно говорить о подобных вещах, а Штефан из своего жизненного опыта знал, как помочь в такой ситуации говорящему.

— Это была бы настоящая сенсация, — ответил Вальберг. — Ребенок, выросший среди волков! О вас писали бы в газетах, вас показывали бы по телевидению.

— Но вы же мне только что объяснили, что подобные истории — только вымысел!

Вальберг решительно покачал головой:

— А кого интересует, вымысел это или нет? И я высказал всего лишь свое мнение. Возможно, его разделяет и большинство моих коллег, однако нужно ли мне вам рассказывать, как делаются сенсации? Этот маленький человечек, наверное, смог бы сделать вас и вашу супругу миллионерами.

— И вас тоже, — заметил Штефан. — Но мне кажется, что в данной ситуации никто из нас деньгами не интересуется. Именно по этому поводу вы беспокоились?

Вальберг ничего не ответил, но в этом и не было необходимости. Конечно же, подобные мысли уже посещали Штефана, и не один раз, однако неизменно с одним и тем же результатом. Он снова и снова приходил к выводу, что им не следует — ибо это противоречило их взглядам на жизнь и их воспитанию — использовать вырванного ими у волков ребенка, чтобы устроить масштабное шоу для телевидения и прессы. Более того, им, к сожалению, еще придется помучиться, чтобы попытаться уберечь девочку от назойливых журналистов. Штефан был не очень-то уверен, что им это удастся. Кроме них двоих об этой тайне знали еще два человека, но круг посвященных рано или поздно будет расширяться.

Штефан покачал головой.

— Я не знаю, что думает по поводу этой истории Дорн, — ответил он, — но мы с Ребеккой постараемся никому об этом не рассказывать. — Он указал на Еву. — Я знаю, что в противном случае может произойти с ней.

Хотя Вальбергу, по-видимому, было трудно поверить словам Штефана, он вздохнул с облегчением.

— Если это действительно так, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы вам помочь.

Затем он, резко сменив тему разговора и точь-в-точь подражая недавнему жесту Дорна, демонстративно посмотрел на часы, неестественно сильно — как актер на театральной сцене — вздрогнул и, сымитировав даже тон голоса Дорна, сказал:

— Похоже, мне пора.

— Неужели? Ваша супруга тоже может подать заявление об исчезновении мужа? — съязвил Штефан.

Вальберг засмеялся, и, по-видимому, искренне.

— Нет, — сказал он. — Меня ждет не семья, а заваленный работой стол. И эту работу никто за меня не сделает. — Он махнул рукой в сторону коридора. — Я пробуду здесь еще минимум час, а то и дольше. Если я вам понадоблюсь, вы сможете найти меня в моем кабинете.

Вальберг отступил на шаг от кроватки и, повернувшись, направился к двери. Он, наверное, предполагал, что Штефан последует его примеру, однако тот остался возле кроватки и наклонился над ней, словно намеревался попытаться заговорить с Евой. На самом деле он не столько смотрел на девочку, сколько вслушивался в то, как Вальберг медленно подошел к входной двери, задержался перед ней на миг и, выйдя из помещения, зашагал по коридору. Как только его шаги стихли, Штефан выпрямился, поспешно отошел на шаг от кроватки и повернулся к медсестре.

Она уже снова положила журнал себе на колени, но смотрела не на его разноцветные страницы, а прямо в лицо Штефану. Медсестра, наверное, лучше разбиралась в людях, чем Вальберг, и догадалась, зачем Штефан решил пока остаться здесь.

Ее лицо было необычайно бледным, а руки и плечи — неестественно напряженными. Она, даже не замечая того, с такой силой надавила ладонями на журнал, что его страницы встопорщились.

— Вам придется провести здесь всю ночь? — попытался завязать разговор Штефан.

Медсестра кивнула, медленно встала со стула и подошла к плоскому шкафу, набитому всевозможными предметами, необходимыми медперсоналу для работы. Ей в этом шкафу сейчас явно ничего не было нужно. Она просто начала переставлять находившиеся там предметы с места на место, пытаясь, по-видимому, показать Штефану, что она занята. А может, она просто хотела подавить свою нервозность.

— Вы часто дежурите здесь, да? — спросил Штефан. — Я ведь видел вас почти каждый раз, когда приходил сюда.

— Не каждый день, — ответила медсестра. У нее был грудной и очень приятный голос, и говорила она хотя и с сильным акцентом, но вполне внятно. — Я ухаживаю за этим ребенком. Профессор считает, что я лучше других для этого гожусь. Мне дадут отгулы, когда ребенок… будет уже не здесь.

— А вы сами так не считаете, да? — поинтересовался Штефан. — Я имею в виду то, что вы годитесь для этого лучше других?

Данута стояла к Штефану спиной, и он не мог видеть выражения ее лица. Однако он заметил, что ее движения стали еще более резкими и что вся она еще больше напряглась. Штефан понял, что он попал в точку, и тут же подумал, что если станет ходить вокруг да около, то ничего не добьется. Медсестра явно нервничала, и что-то подсказывало Штефану, что она очень боится, хотя он не мог даже предположить, чего именно. Возможно, для получения ответа на волновавший его вопрос у него не будет более подходящего момента, чем сейчас.

Подойдя ближе к медсестре, Штефан остановился в шаге от нее и коснулся рукой ее плеча.

— Вы что-то знаете, ведь так? — спросил он.

Медсестра замерла, как только он прикоснулся к ней. Секунду-другую она никак не реагировала, а затем повернулась, дождалась, когда Штефан уберет свою руку, и посмотрела ему прямо в глаза. Она сейчас стала еще бледнее и слегка дрожала, но, когда она отвечала Штефану, ее голос звучал твердо.