Сердце волка - Хольбайн Вольфганг. Страница 82

Двери лифта раскрылись, и перед взором Штефана предстал еще один пустой коридор. Впопыхах Штефан нажал почти на все кнопки сразу, и теперь лифт вынужден был останавливаться чуть ли не на каждом этаже.

На этом этаже Ребекки не было. Если бы она вышла из лифта именно здесь, Штефан почувствовал бы это. Он не знал почему, но был в этом абсолютно уверен.

Лифт поехал дальше, остановился на четвертом этаже, а затем на третьем и на втором. Ни на одном из этих этажей Штефан ничего не почувствовал, а потому он просто неподвижно стоял и ждал возобновления движения лифта. По-видимому, единственное, что ему оставалось делать, это отбросить логическое мышление и, ничего осознанно не планируя, начать играть по правилам мира, где главенствуют инстинкты и интуиция, того мира, в который Штефан совсем недавно вступил.

Лифт доехал до первого этажа и замер. Штефан услышал чьи-то голоса. Они доносились издалека, и он не смог понять смысла произносимых слов. Голоса звучали слишком спокойно, чтобы можно было предположить, что разговаривавшие знали о событиях, произошедших несколькими этажами выше. Ребекка не выходила из лифта и на этом этаже.

Штефан лихорадочно размышлял над тем, как ему поступить. Правильнее всего было бы выйти из лифта и обратиться за помощью. Да и полицейские, наверное, уже направлялись сюда. Однако правильные поступки относились к числу понятий, не использующихся в новом мире. Ребекке угрожала опасность, и это было единственным, что сейчас имело значение. Он чувствовал это. Точнее, не просто чувствовал — он знал это наверняка,знал, что Ребекка отчаянно борется за свою жизнь как раз в этот самый момент.

Решительно подняв руку, Штефан нажал на кнопку подземного этажа, встал вплотную к дверям и вытащил из-за пояса пистолет, взятый у убитого мужчины. Если при следующей остановке лифта за его дверями кто-то будет поджидать Штефана, то он должен быть готов к такой встрече.

За дверями лифта на подземном этаже действительно находился человек, но он не набросился на Штефана, да и вообще не представлял никакой опасности: он лежал лицом вниз посреди огромной лужи крови. Штефану даже не нужно было смотреть на его горло, чтобы определить, в каком оно состоянии.

Он вышел из лифта, взял пистолет обеими руками и огляделся по сторонам. Кроме него и убитого мужчины, в подвале никого не было, однако на Штефана вдруг со всех сторон обрушилось бесчисленное множество запахов и других раздражителей, воздействующих на его органы чувств. Сам не понимая, каким образом он осознал, что лежащий перед ним мужчина умер быстро, не ощутив страха. Возможно, злой рок настиг его так быстро, что он даже не успел испугаться. У него в руке тоже был пистолет, и когда Штефан осмотрел его, то без особого удивления обнаружил, что и из этого пистолета сегодня не было сделано ни единого выстрела. Кем бы ни был убийца, сеявший здесь смерть, он действовал не только безжалостно и точно, но и молниеносно.

Мысль об этом, конечно же, не успокоила Штефана. Оружие в его руке вдруг показалось ему бесполезным и даже нелепым. Быть может, именно таким — бесполезным и нелепым — оно в действительности и было.

Когда он уже начал выпрямляться, ему вдруг бросились в глаза чьи-то следы. Эти следы не были человеческими, и они тянулись прямо из все разрастающейся лужи крови и исчезали за одной из дверей на другом конце коридора. Штефану не потребовалось и секунды, чтобы сообразить, какому существу принадлежали эти следы. Еще два дня назад ему показалось бы, что это следы очень крупной собаки. Теперь же он точно знал, кому они принадлежали.

И тут — наверное, уже в последний раз за этот день — в рассуждения попытался вмешаться здравый смысл. Он стал убеждать Штефана, что, конечно же, здесь пробежала собака — а кто же еще? Объяснение этим следам было совершенно очевидным: человек, которого Уайт направил для охраны Ребекки, привел с собой собаку, и после смерти своего хозяина она рассвирепела и загрызла тех, кто убил его.

Это объяснение было вполне логичным — таким же логичным, как и еще одно, гораздо более жуткое объяснение, выглядывающее из-за быстро разваливающегося храма здравого смысла. Штефан попытался не думать об этом втором объяснении и, снова засунув пистолет за пояс и внимательно посмотрев направо и налево, подошел к двери, к которой вели кровавые следы. Он прекрасно представлял себе, какие помещения его окружают, хотя еще никогда не был в этой части подземного этажа: планировка всех этажей в этом здании была примерно одинаковой. Если он сейчас повернет направо, то окажется у лифтов общего пользования, рядом с которыми находилась дверь в лабиринт служебных ходов и помещений котельной — он по нему уже проходил. Ребекка наверняка интуитивно попыталась покинуть здание именно этим путем. Кровавые следы на полу вели совсем в другом направлении, но Штефан уже не обращал на них никакого внимания. То, что сейчас здесь происходило, определялось уже не логикой, а инстинктами, чувствами и интуицией. И если он хочет иметь хоть какие-то шансы выбраться живым из этого безумия, то ему теперь нужно полагаться исключительно на проснувшиеся в нем инстинкты.

Он стремительно двинулся к повороту коридора, свернул направо и, как и предполагал, обнаружил, что дверь в коридор котельной не закрыта. Штефан был на сто процентов уверен, что закрыл эту дверь за собой. Его пронзила жуткая мысль: по всей видимости, Ребекка в поисках спасения пробежала через эту дверь как раз в то время, когда он поднимался по лестнице. От этой мысли у него вдруг возникло ощущение собственной вины — бессмысленное и бесполезное, но мучительное.

Коридор по ту сторону двери был ярко освещен и абсолютно пуст. Никаких следов. Ни капли крови. Ни единого звука. Тем не менее Штефан не сомневался, что Ребекка была здесь всего пять минут назад, а то и меньше. Ему казалось, что он ее присутствие… чует?

Он прикрыл за собой дверь так тихо, как только мог, еще раз огляделся по сторонам и закрыл глаза, прислушиваясь.

В первый момент он ничего не услышал. Вернее, наоборот, он слышал уж слишком много. Острота его органов чувств опять стала сверхъестественной, и на него со всех сторон обрушились сотни еле слышных и зачастую непонятно откуда доносившихся звуков — от нервного тиканья его наручных часов до таинственного шепота компьютеров, управляющих всеми подземными механизмами.

Эти звуки мощным потоком хлынули на Штефана, как штормовая волна на берег, и в этом пронзительном крещендо трудно было различить отдельные звуки и понять, откуда они доносятся и что означают.

Затем из этого хаоса вырвался один резкий, пронзительный крик, и в тот самый момент, когда Штефан его услышал, произошло что-то ужасное: ему показалось, что в его сознании щелкнул ранее никогда не срабатывающий выключатель.

В один миг все изменилось. Штефан теперь не просто слышал малейшие звуки и ощущал запахи и местонахождение окружающих объектов, о существовании которых всего секунду назад не мог даже и догадываться, — у его необычайно восприимчивых органов чувств с этого момента появился своего рода фильтр, который пропускал в его сознание только действительно важную информацию. Он теперь отчетливо чувствовал, в каком направлении и на каком расстоянии от него находится Ребекка, и знал, что она не одна и что она охвачена смертельным страхом, из-за своей интенсивности казавшимся осязаемым. Это изменение в мироощущении Штефана произошло за какую-то долю секунды, так быстро, что он не обратил на него внимания.

Но произошло и еще кое-что: от боязливости, присущей Штефану, не осталось и следа. Все, что теперь имело значение, — это Ребекка и Ева, то есть его жена и ребенок. Они находились где-то впереди и, возможно, в этот самый миг отчаянно боролись за свои жизни.

Тем не менее он не бросился вперед сломя голову (хотя вначале импульсивно хотел поступить именно так), а стал продвигаться в нужном направлении хотя и быстро, но максимально бесшумно. Ребекка и Ева находились на этом подземном этаже не одни: их запах смешивался с запахом как минимум троих или четверых человек. Штефан понимал: он ничем не поможет Ребекке, если безрассудно рванется вперед и получит себе пулю в лицо.