Война после войны. пропавшие без вести - Валин Юрий Павлович. Страница 10

…Под подошвой хрустнула щепка. Кажется, остаток древка стрелы…

…Птичий щебет звучал отвратительным металлическим треньканьем…

Даллап обернулся, открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут накатило…

У горла вырос ледяной душный ком, ухнул вниз, и через мгновение все, от гланд до промежности, переполнилось отвратительным холодным студнем. Катрин чувствовала, как скручивается в бледную спираль пищевод, как болтается сморщенный мешочек желудка. Почки и угловатый сгусток печени окаменели в мерзлой тесноте…

…Глаза Даллапа выпучились и превратились величиной и цветом в несвежие вареные яйца. Рот ветерана растворился и выдал просто-таки чудовищную струю рвоты. Густая масса щедро окропила сапоги Катрин. Но осознать этот непрятный факт девушка не успела, потому что ветеран ринулся прямо на нее. Катрин неосознанно уклонилась от острия копья. Впрочем, ветеран тут же выронил бесполезное оружие, слепо пронесся к воротам, по пути сбив с ног совершенно растерявшуюся Блоод. На бегу ветерана снова вырвало. Кроме топота сапог, это был единственный звук, раздавшийся в звенящей тишине. Почти тут же звук повторился ниже тоном, – вывернуло Энгуса. Парень пытался зажать рот, не выпуская из рук топора, и брызги веером разлетелись во все стороны. Пьяно покачиваясь, Энгус кинулся следом за старшим товарищем…

…Этого Катрин не видела. Ее согнуло пополам, колени ударились о камень. Первый позыв отозвался лишь острой болью в пищеводе. Потом Катрин полностью отдала камням недавний завтрак. Приступ длился так долго, что хотелось умереть раз двадцать. Измученный желудок вибрировал у самого горла. Наконец внутри осталась лишь пустота. Шпионка кашляла желчью, из глаз текли слезы. Легче не стало, но Катрин обрела возможность поднять голову. Двор был все так же пуст, только сзади лежала свернувшаяся клубком и неподвижная Блоод.

Волоча за собой глефу, Катрин поползла к подруге. Кашель все еще заставлял содрогаться, больно было ужасно, трясущиеся пальцы никак не могли утереть густые сопли и слюни. Катрин склонилась над подругой – слава богам, ланон-ши была жива. Повязка съехала, изумленные янтарные глаза смотрели в никуда. Маленький рот слабо кехал, выплевывал сгустки розоватой слизи.

Катрин ухватила суккуба за ворот заплеванной рубахи, попробовала усадить. Все силы остались на камнях вместе с потерянным завтраком.

– Что? Со мной? – прошептала Блоод, пуская розовые пузыри.

– Блюешь, – прохрипела Катрин.

– Но я никогда… – умирающе пролепетала суккуб.

«Когда-нибудь нужно начинать», – подумала Катрин, но иронизировать не хотелось. У самой было четкое ощущение, что ТАК ее никогда не тошнило.

Волочить Блоод, глефу и саму себя, ослабевшую, бестолковую, было сложно. Суккуб решила, что уже померла, и помогать не желала. Глаза шпионки ничего не видели от слез, организм судорожно дергался, пытаясь выдавить из себя еще что-нибудь лишнее. Катрин на ощупь доволокла одушевленное и неодушевленное имущество до ворот и споткнулась о брошенный Даллапом щит. От удара макушкой о створку ворот даже тошнота прошла. Катрин почувствовала, что, кроме на миг отступившей тошноты, ее мучает спазматический, на грани полной потери самоконтроля, ужас. Блоод безвольно осела на камни и была похожа на пугало в красивом парике.

Катрин утвердилась на четвереньках. Собраться с мыслями никак не удавалось. Очень хотелось блевать, блевать и блевать. Вот только нечем уже…

Глаза наконец сфокусировались, и девушка поняла, что ее саму пытаются поднять на ноги. Энгус… Поскольку другой рукой парень тянул Блоод и при этом сам шатался, толку от такой помощи было маловато.

– Бери ее за другую руку, – пробормотала Катрин, опираясь на глефу и поднимаясь на ноги. С такой высоты мир оказался пугающе просторным.

Энгус хотя и вернулся к девушкам, но полностью в себя явно не пришел. Вдвоем ухватились за одну и ту же руку Блоод, потянули. Столь хитроумный маневр едва не шмякнул суккуба о стену. Кажется, это удивило Блоод, и она наконец подала признаки жизни:

– Я сама…

– Бери ее, Энгус. Правильно бери… – простонала Катрин.

Парень ответил невразумительным звуком.

Вдвоем подхватили Блоод под руки, преодолели ворота. Ноги у всех троих заплетались, поэтому спуск к реке приобрел просто устрашающую скорость. На середине склона Энгус оступился и подсек ногу суккуба. Блоод по-мышиному пискнула. Все трое покатились кубарем по травянистому склону. Катрин едва успела откинуть в сторону глефу…

…Когда кульбиты завершились, рот Катрин был полон семян лебеды. Саднило подбородок, левое колено болело, но переломов, кажется, не было. И почти не тошнило. Отплевавшись от колких пыльных семян, шпионка в сотый раз за это удачное утро поднялась на ноги. Идти вверх ноги не желали. Кое-как ковыляя по пробитой среди травы и кустов «просеке», Катрин сначала набрела на свою глефу, потом обнаружила спутников.

Аэродинамические качества суккуба и Энгуса, вероятно, были чуть ниже. По крайней мере, полет их прошел несколько скромнее. Блоод, поскуливая, лежала на спине парня. Из ее рта толчками выкатывались розовые пузыри. Спина Энгуса была уже порядком разукрашена. Парень лежал неподвижно, сначала показалось, что он без чувств. Нет, заскреб, смял побитыми пальцами стебли лебеды.

Катрин стянула подругу со спины друга, вытерла грязной косынкой рот суккуба. Поправляя на полуослепших глазах подруги защитную повязку, прохрипела:

– Энгус, ты в принципе цел?

Парень сел и принялся протирать глаза. Потом нашарил торчащий за поясом топор.

– Ты цел, спрашиваю?

Энгус посмотрел на девушку и выдал какой-то писклявый звук. Показал на рот.

Язык прикусил, что ли?

– Если можешь двигаться, пошли, – Катрин поставила на ноги Блоод. К счастью, суккуб уже могла самостоятельно удерживать вертикальное положение.

Остатки разгромленного отряда поплелись вниз.

…Даллап стоял на коленях прямо в реке. Его продолжало с жуткой регулярностью выворачивать. Хриплые скрежещущие звуки далеко разносились над неторопливо движущейся водой. Вокруг мужа хлопотала бледная как мел Ингерн.

– Да, что же с ним такое?! – Ингерн с ужасом посмотрела на растрепанную вонючую троицу. – Что с вами со всеми такое?!

Транспортировка грузного Даллапа на другой берег вконец обессилила всех. Ветеран ни на что не реагировал, продолжая попытки выплюнуть свой желудок. Остальные попадали на берегу…

…Катрин оторвала щеку от уютной теплой гальки. Блоод и Энгус лежали пластом. Ингерн всхлипывала возле мужа. Даллап издавать пугающе квакающие звуки наконец прекратил, но и глаза открывать не спешил.

Катрин на подгибающихся ногах вошла в реку, плюхнулась в воду пластом. Кольчуга тянула ко дну, речная чистота омывала спину, но леди-землевладелица не обольщалась – отмыться удастся не скоро…

Результаты разведрейда в замок были неутешительны. Что, собственно, произошло, так никто и не понял. Кроме синяков и ссадин обнаружились более серьезные последствия. Даллап лишился всего своего оружия, кроме меча. Суккуб потеряла стилет. Но это было не главное. Мужчины онемели. Оба не могли издать ничего, кроме жалобного щенячьего скулежа. У Катрин и у самой язык ворочался как свинцовый, но это можно было списать на последствия рвоты и мощного лобового столкновения с неуступчивыми воротами.

Ничего страшного. Катрин была настроена самокритично. Главное, все в своем уме и соображают. А сказать что-то умное все равно никто не в состоянии. Лучше уж помолчать. Бездоказательные домыслы о «зачарованном пороге и ямах с колдовской горячкой» способна в избытке излагать и одна Ингерн. Возможно, что-нибудь полезное могла предложить Блоод, но ланон-ши все еще пребывала в шоке. М-да, для некоторых первая рвота сравнима с дефлорацией.

Личный состав собрался у костра. Все, кроме Ингерн, сидели полуголые, но сейчас даже на соблазнительные бедра суккуба никто не реагировал. На том берегу жизнерадостно зеленел холм, насмешливо щурились узкие бойницы замковых башен. Катрин прервала трагическое, частично вынужденное молчание: