Группа ликвидации - Гамильтон Дональд. Страница 24

По-моему, мы оба испытывали печаль, когда глядели друг на друга, понимая, что теряем то, чего, быть может, уже никогда не обретем. Я резко закрыл нож и бросил его на брюки.

- Ладно, увидимся за завтраком, Мэтт, - она наклонилась ко мне, чтобы поцеловать, а я обхватил рукой ее коленки и прижал к краю кровати. - Нет-нет, я пойду, милый. Уже поздно.

- Да. Ты хоть представляешь себе, как ты выглядишь?

Она нахмурилась.

- Ты имеешь в виду волосы? Знаю - это птичье гнездо. А кто виноват?

- Нет, я имею в виду не волосы, - сказал я. Она бросила быстрый взгляд на то место, куда я смотрел, и, похоже, немного смутилась, увидев, как ее ничем не стесненные груди просматриваются сквозь облегающую тонкую шерсть. Та же картина была и в иных местах. Это было что-то: строгое черное платье из тонкой шерсти с атласной вставкой у талии, под которым явно не было ничего, кроме голого тела Лу.

В прозрачной комбинации она бы выглядела куда целомудреннее.

- Ох, я и не подумала, - пробормотала она смущенно. - У меня совсем непотребный вид, да?

- Совсем.

Она засмеялась и приложила черный шлейф к грудям - немного вызывающим жестом.

- Они у меня такие маленькие. Я всегда думала, что какое-нибудь другое животное, кроме человека... Ну, то есть, как, по-твоему, быкам больше нравятся коровы с большим выменем?

- Не надо язвить, - сказал я. - Ты просто ревнуешь.

- Естественно, - сказала она. - Я бы не отказалась иметь такие же... Нет, пожалуй, не хочу. Подумай: какая это ответственность! Это же все равно, что владеть двумя бесценными произведениями искусства. А так мне не надо всю жизнь только о них и думать.

- Если нынешняя мода еще продержится, - сказал я, - то, думаю, очень скоро на земле выведется новый вид особей женского рода - худышки с гигантскими титьками.

- Мне кажется, наша дискуссия зашла слишком далеко, - заявила она. Смешная девчонка!

- Тебе не нравится слово, которое я употребил?

- Не нравится! - сказала она и попыталась снова высвободиться. - И я вовсе не желаю снова ложиться к тебе в постель - во всяком случае, в платье. Так что, пожалуйста, Мэтт, отпусти!

Одним рывком я уложил ее на себя.

- Тебе следовало бы подумать об этом раньше! - заметил я запальчиво, крепко сжимая ее в своих объятиях. Я изменил нашу позицию, перекатившись на нее. - Тебе следовало бы подумать об этом прежде, чем появиться передо мной в таком чертовски сексапильном виде!

- Мэтт! - воскликнула она, беспомощно барахтаясь между простынями. - Мэтт, я правда не хочу... Ох, ну хорошо, милый, - она тяжело задышала. - Хорошо, хорошо! Дай я только туфли сниму, а? И пожалуйста, поосторожнее с платьем!

Глава 17

Оставшись один в номере, я побрился, оделся и подготовил фотоаппаратуру для дневных съемок. Конечно, было бы куда приятнее провести несколько часов в неге размышлений о любви, но это было бы непрактично. Выходя из номера, я оглянулся напоследок: не забыл ли чего. Мое внимание привлекли отснятые вчера пленки, все еще стоящие в рядок на бюро.

Я стал мрачно рассматривать их. Потом поставил сумку на пол, закрыл дверь и подошел к бюро. Мне в голову пришла непростительно подозрительная и даже предательская мысль. Она же такая миленькая девочка, и она была со мной так ласкова и нежна - но в то же время она проявила определенное любопытство - может быть, чисто женское, может быть, и нет, - по поводу того, где и как я собираюсь проявлять и печатать отснятый материал.

Не имея никакого желания испортить то, что произошло между нами, всякими циничными измышлениями, я все же не забыл, как изо всех сил старался держаться с ней с холодным безразличием - просто из желания понаблюдать, как она будет добиваться моего расположения и усыплять мои подозрения. Что ей и удалось - отрицать этого нельзя. Может быть, она это сделала потому, что я ей нравился, но в таких делах всегда очень быстро понимаешь одно: ни в коем случае нельзя считать себя неотразимым в глазах одинокой женщины. Какими бы соображениями она ни руководствовалась, какие бы мотивы ею ни двигали, она, несомненно, добилась того, чтобы наши сугубо деловые взаимоотношения приобрели куда более интимный характер.

Но я не мог позволить себе проигнорировать ни сделанное ею предупреждение, ни ее любопытство по поводу пленок. Может, это все чепуха, но мне было необходимо принять во внимание, по крайней мере, то, что и эти пленки, и прочие, которые я буду, снимать по ее просьбе, возможно, могут приобрести куда более существенное значение, чем кажется на первый взгляд. Некоторые элементарные предосторожности, похоже, были просто необходимы.

Погоревав о своей утраченной вере и невинности, я пошел к стенному шкафу и достал металлический ящик для патронов 50-го калибра, в котором обычно храню самые ценные пленки. Я вытащил из ящика пять чистых цветных пленок и три черно-белых - они были в фабричной упаковке. Я присел на кровать и, поддев кончиком ножа заклеенный клапан, вскрыл девственно чистые коробочки, стараясь при этом не повредить тонкий картон.

Я вынул из коробочек чистые пленки, осторожно вложил туда отснятые и поставил кассеты с чистыми пленками на комод, а потом заклеил вскрытые коробочки клеящим карандашом, который у меня хранится в сумке с инструментами. Пометил прооперированные коробочки крошечными значками - точкой в середине буквы "а" в слове "Кодак", если вам уж так хочется знать - и засунул все восемь на самое дно ящика с чистыми пленками, чтобы потом второпях не схватить одну из них по ошибке.

Потом я занялся чистыми пленками: вытащил пятифутовые целлулоидные ленты из кассет и повертел их на свету - теперь при проявлении они окажутся совершенно черными. И никто никогда не узнает, были на них отсняты кадры или нет. Нет ничего более необратимого и вечного, чем засвеченная пленка - за исключением смерти.

Я скрутил пленки и затолкал их обратно в кассеты, потом взял незаряженный аппарат и одну за другой стал вставлять в него кассеты с засвеченными пленками, немного прокручивая их вперед и снова откручивая назад. После этой процедуры перфорация по краям пленки стала такой, какой она и бывает у использованных пленок. Я действовал чересчур хитроумно, но какой же смысл халтурить, если хочешь отколоть подобную шутку. Я пометил каждую из засвеченных пленок теми же цифровыми символами, которые соответствовали моим пометкам в рабочем дневнике. Наконец я выстроил кассеты в ровный ряд на комоде, где они смотрелись точно так же, как те восемь кассет, что я спрятал в ящик.

Вероятно, я просто зря терял время. Однако у меня был приличный запас пленки, и даже если я и ошибся в своих подозрениях, ущерб был невелик. В любом случае, пришло время предпринять еще кое-какие предосторожности. Я не забыл, что противник уже однажды подверг меня испытанию, а может, и дважды - если маленький мистер Карлссон был не совсем тот, за кого себя выдавал. Они увидели, что я глуп и безобиден, и решили оставить меня в живых, а вот Сару Лундгрен убили. Разница между нами состояла, как можно предположить, в том, что у них не было для нее дальнейшего применения, а вот я им был еще для чего-то нужен.

Но я все еще не мог сказать с уверенностью, что бы это могло быть. Однако, если вчерашний день стал надежным знаком, то я должен был сделать массу снимков в этой северной стране, причем под пристальным наблюдением молодой дивы, чьи мотивы, даже если отнестись к ней с предельной доброжелательностью, оставались для меня не вполне ясными. Мне также представлялось совершенно необходимым убрать свои пленки прочь от посторонних глаз до тех пор, пока я не удостоверюсь, что наши фотосъемки под открытым небом совершенно безобидны.

Не то чтобы это каким-то образом влияло на мое основное задание - Маку было ровным счетом наплевать на мои пленки, - но, испытывая законную гордость за свое мастерство фотографа, я не собирался употреблять его на цели, мною совсем не одобряемые.