Странник (авторский текст) - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 46

— Цель, цель, — покачала головой Алёна. — Идеальное тоталитарное общество за непроницаемым железным занавесом? Звучит неприятно.

— Причем объяснить, чем тоталитаризм хуже абстрактной демократии никто так и не удосужился, — поддел филологессу Иван. — Вдруг им нравится такое положение дел? И другой жизни они не представляют? Счастье для них не в походах по бутикам и косметическим салонам, не в шмотках, отдыхе в Куршевеле и не в покупке разрекламированного сотового, а в тех самых стахановских рекордах, каковые мы имели счастье лицезреть в передаче? Полностью реализованная социалистическая идея.

— Или даже коммунистическая, — сказал Славик. — Народу тут мало, не думаю, что эмигранты сумели за шестьдесят лет наплодить десятки миллионов себе подобных, если, конечно, не додумались до клонирования. Пусть сначала их было… Ну, предположим, всего десять тысяч — пять тысяч семей. У каждого семейства — с учетом отлично поставленного медицинского обслуживания и строгих правил гигиены! — по пять выживших детей. Три или четыре поколения. Что получается? В любом случае не больше миллиона человек постоянного населения! На хрена им деньги, спрашивается?

— В правильном направлении рассуждаете, юноша, — Иван снова прильнул к широкому окну. — Все-таки вечер… Освещение включили. Выглядит солидно.

— Станция метро «Горьковская», — резюмировал Славик. — Причем не одна, а несколько сразу!

— Точно…

С пологой возвышенности на которой стоял дом открывалась панорама, так заворожившая Алёну Дмитриевну и вызвавшая поток философских мыслей о разных путях цивилизаций: ничего похожего на земную архитектуру тут не наблюдалось. Прежде всего отсутствовало деление города на «блоки» — старый Берлин и Санкт-Петербург очень похожи, поскольку в XIX веке столицу Российской империи застраивали в основном немецкие архитекторы, работавшие по единой концепции: расходящаяся лучами от центра система главных проспектов, соединяющие их радиальные кольца и полукольца наподобие Данцигер-штрассе или Садовой улицы, между проездами — квадратики кварталов. Беглецы с охваченной Второй мировой войной Земли отбросили старые традиции и изобрели нечто принципиально новое.

Более всего к этим сооружениям подходило определение «ульи» — Славик недаром сравнил их с павильоном питерской станции «Горьковская»: смахивающие на гигантские грибные шляпки выпуклые диски были диаметром самое меньшее в пятьсот метров и располагались в строгом порядке, три в ряд, затем четыре, затем снова три. Сияют цепочки огоньков — окна? Соединяются ульи ажурными эстакадами, можно заметить редкие составы поездов из нескольких вагонов — неужели местный аналог метро?

До «центра» было далеко, километра три с лишним, детально не разглядишь. Подсветка обильная — прожектора, следовательно угрозы с воздуха или из космоса обитатели города не боятся. Над округлыми зданиями изредка проскальзывают тени неразличимых в сумерках воздушных машин — ясно только, что это не легкие моторные самолеты, обязательный атрибут классического дизельпанка…

— В конце концов так делать невежливо, — не сдержавшись заявила Алёна. — Нас привели сюда и бросили ничего толком не сказав! Сколько еще сидеть? Час? Два? Сутки?

— Терпение и спокойствие, — усмехнувшись сказал Ваня. — Не будем возмущаться, давайте лучше приготовим чай. Славик, после разведки боем на кухне я установил, что в хлебнице находится свежайшая белая булка, а в холодильнике внушительный ассортимент колбас-сыров. Не откажи в малости: сделай бутерброды. Заодно проверим качество продукции местных колхозников… Нам позвонят, не забыли? Кстати, подобные аппараты я видел только в музеях — вы-то не обратили внимания, а кроме стандартной кабельной телефонной связи его можно использовать и как радиопередающее устройство вроде советской системы «Алтай». Симплексная связь, нажал тангенту — говоришь, отпустил — слушаешь. Знакомы с такой?

— Я знаком, — подтвердил Славик. — На питерской «Скорой помощи» «Алтай» до начала двухтысячных устанавливался, это теперь у всех сотовые! Неужели работает?

— Полагаю, в этой квартире работает вся бытовая техника, но проверять мы не будем. Инструкции четкие: ждать звонка. Вот и подождем. Славик, не заставляй меня дважды напоминать о бутербродах. Ножи, если не ошибаюсь, в ящике кухонного буфета.

Со странностями в этом месте исходно был перебор, да такой, что подозрения Алёны о возможном «спектакле» поставленном ушлыми аборигенами нарочно для того, чтобы заморочить головы доверчивым концессионерам, по размышлению начали выглядеть вполне обоснованно.

Хорошо, допустим подчиненные обергруппенфюрера Рейнхарда Гейдриха во время одной из многих антарктических экспедиций тридцатых годов отыскали «неидентифицированную» червоточину ведущую в иной мир и, — какая неожиданность! — таковой оказался идеально приспособлен для жизни человека, существа по большому счету хрупкого, нежного, не способного выжить более нескольких минут без кислорода и привыкшего к стабильному температурному режиму плюс-минус двадцать градусов от нуля по шкале Цельсия.

Затем объективные политические и военные причины вынудили руководство проекта «Эндцайт» провести исключительно затратную и сложную операцию по переправке на эту сторону людей и техники, ради создания идеального и расово-верного общества, что в условиях Земли сделать или невозможно, или было бы сопряжено с колоссальными трудностями и жертвами (в основном со стороны расово-неправильных слоёв, активно сопротивляющихся идеям доминирования истинных арийцев).

Предположим, что проект оказался успешен. Даже не предположим, а подтвердим под присягой — «Эндцайт» полностью реализован и ранее единое человечество разделилось на две субцивилизации. Основная, «материнская», на Земле и меньшая по численности, но получившая невероятный импульс к развитию в «этом месте» — как именно называется планета концессионерам никто сообщить не удосужился, пришлось в разговорах между собой использовать корявый эвфемизм. Ну а согласно законам общественного развития выведенным еще классиками марксизма-ленинизма и никем доселе не отмененным, каждый социум, — от первобытно-общинного до постиндустриального, — обязан иметь четкую иерархию, экономическую базу и механизм управления.

— Скольких живых людей мы здесь видели? — задал вопрос Иван. — Посчитать нетрудно. Юрген Грейм — раз. Четверо охранников на КПП возле Двери. Пилот челнока. Технический служащий в доке. Итого семеро, все мужчины. От дока до жилых помещений мы шли около десяти минут — несколько коридоров и подъем на лифте, — не встретив вообще ни одной живой души.

— По телевизору видели значительно больше, — напомнил Славик. — Рабочие на заводе, фермеры…

— Ты не понимаешь о чем конкретно я говорю! О плотности населения! Войди в Питере в любой многоквартирный дом и поднимись по лестнице на десятый этаж. По дороге обязательно попадутся старушка с болонкой, томимые гормонами малолетки со скейтами, сосед-пьяница дядя Коля или идущий по вызову сантехник. А здесь — тишина и пустота. Домина-то как вы заметили громадный, десятки запертых дверей! Затем: никто не отметил полнейшего отсутствия какой либо государственной символики? По идее на форме Юргена должны присутствовать национальные эмблемы — имперский орел со свастикой к примеру. Кокарды на пилотке я тоже не видел. Челнок мы осмотрели достаточно подробно, но опознавательный знак ВВС, «балкенкройц», бесследно сгинул, если вообще когда-либо был нанесен на борт… Я крайне внимательно смотрел программу новостей, однако гербов-флагов не обнаружил.

— В квартире ни одного портрета или фотографии, — дополнила Алёна. — Разумно предположить, что если мы находимся в правительственном здании, на стене должен висеть портрет нынешнего дорогого и любимого вождя или какого-нибудь известного исторического деятеля — да хоть отца-основателя внеземной колонии Гейдриха. Нету!

— Книги! — подхватил Славик, прикинув что к чему. — Где книжные полки или шкафы? Хотя бы раритетный томик «Майн Кампф» с автографом автора?! Или газета «Дер Штюрмер»? На худой конец альбом с видами достопримечательностей или пропагандистские буклетики?