Одной дорогой (СИ) - Шабанова Мария Валерьевна. Страница 54

Не успел он снять ремень с ножнами, в которых теперь покоился трофейный тесак, как увидел, что Асель уже взобралась на кровать и поразительным образом заняла почти всю ее площадь, не оставив для Сигвальда даже маленького местечка.

— Я думала, ты понял, что я не стану спать с тобой в одной постели, — ответила она на вопросительный взгляд воина.

— И что это значит?

Асель диву давалась от такой непонятливости воина, и пыталась отвечать максимально сдержанно:

— Это значит, что ты спишь на полу.

— Чудесно, — Сигвальд развел руками. — Заставляешь меня стать вором, можно сказать, суешь в петлю, так я еще и должен спать на голом полу?

— Предлагаешь спать на полу мне?

Сигвальд недовольно фыркнул — воспитание Кеселара не позволяло ему выселить Асель с кровати, и она прекрасно об этом знала и пользовалась своим знанием без зазрения совести. Фыркнув еще раз, воин принялся бродить по комнате, пытаясь выбрать угол потеплее и хоть как-нибудь обустроить свое спальное место.

Пока он думал, как для этого можно приспособить стулья, Асель выскользнула из комнаты, громко хлопнув дверью. Сбежав по ступеням, она вплотную подошла к трактирщику и, приняв самый смущенный вид, на который была способна,застенчиво спросила:

— А есть у вас при таверне конюшня?

— Ясное дело, есть. А вам зачем? У вас-то и лошадей нет.

— А есть в конюшне сено? — еще более смущенно произнесла Асель.

— Сено? — удивленно переспросил трактирщик. — Конечно есть, конюшня как-никак.

— А можно за отдельную плату получить большую охапку этого сена? — от притворного смущения Асель начала ковырять пальцем дубовую стойку.

— Да зачем же вам сено? — не унимался трактирщик.

Асель выдержала несколько секунд драматической паузы.

— На-а-а-адо, — со сладким вздохом протянула она, не поднимая взгляда на трактирщика, и на ее смуглых щеках появился легкий румянец.

Хозяин таверны, подперев подбородок ладонью, смотрел, как Асель раскладывает на стойке медные монетки. По его лицу было видно, что его представления о мире в целом и браке в частности рушатся прямо на глазах. После недолгой внутренней борьбы он сгреб медяки со стола в карман и передал слуге странную просьбу степнячки.

Поднимаясь по лестнице, она прыснула в кулак, когда ее чуткое ухо уловило фразу, которую трактирщик бросил в никуда:

— Степнячка и северный медведь, чего еще от них ждать? Извращенцы, одно слово…

С трудом сдерживая смех, она вернулась в комнату и застала Сигвальда за тем же занятием, за которым оставила его, уходя. Он не очень преуспел в сооружении ложа и был сильно не в духе.

— Рассказать тебе, что ли, хорошую новость? — спросила Асель, снова заняв свое место на кровати.

— Уж будь добра, — буркнул Сигвальд, бросив свое бесплодное занятие, и сел на стул верхом, положив скрещенные руки на спинку.

— Храм грабить не придется. Оказывается, он со всех сторон окружен остатками древнего леса и Алсидрианд просто не позволит тебе совершить такое преступление — как только ты потянешься за флейтой, на тебя упадет ствол, или ты провалишься в яму со змеями, или что-нибудь в таком роде, — спокойно рассказывала Асель, тиская подушку.

— Но кого-то грабить все равно надо, иначе ты не стала бы снимать комнату на двоих.

— Да, потому что флейта мне все равно нужна. Надо ограбить лесника, которому эта флейта достанется на празднике.

— И где хорошие новости? — вздохнул Сигвальд.

— Странный ты, — фыркнула Асель. — Лесника грабить намного проще, чем храм!

— Если я и странный, то только потому, что подписался на это безумие.

— Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что…

В дверь настойчиво постучали, и когда Сигвальд открыл ее, его взору предстала охапка сена, из-под которой торчали босые ноги мальчика-слуги.

— Хозяин прислал, — сказала охапка.

— Положи это во-он в том углу, — распорядилась Асель, махнув рукой.

За своей объемной ношей мальчик не видел направления, в котором находился "во-он тот угол" и потому пошел наугад, через пару шагов споткнувшись о что-то, брошенное Сигвальдом прямо посреди комнаты, и растянулся на полу, рассыпав сено.

— Ой, простите, я сейчас все уберу, — залепетал он. — В какой угол сложить?

Асель снова указала ему желаемое место и, когда он закончил, бросила ему сияющий хетег, который мальчишка ловко поймал на лету и спрятал поглубже в карман, после чего деликатно удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

— Чтоб ты не ныл, что я заставляю спать тебя на голом полу, — ответила Асель на немой вопрос воина.

— Я не ныл, — запротестовал Сигвальд, но все же удовлетворенно усмехнулся.

— Вот и молодец, — невозмутимо отвечала степнячка, глядя как Сигвальд, стащив сапоги и дублет, укладывается на своем месте.

— Может познакомишь меня с основами грабежа? — воин лежал, закинув руки за голову и глядя на Асель.

— Может и познакомлю, — ответила она, снимая ботинки. — Для этого у нас есть еще целая неделя.

Вслед за ботинками на стул полетела куртка и кожаный жилет, а чуть погодя и штаны. Сигвальд с неким удивлением смотрел на Асель, которая осталась в одном нижнем белье и рубашке и ничуть не смутилась, встретившись взглядом с воином.

— Кружева? — удивленно переспросил Сигвальд, уставившись на ажурные вставки на тонкой рубашке, которая красиво облегала стройную фигуру степнячки, подчеркивая формы, которых воин не замечал раньше.

— А ты что думал?.. — насмешливо ухмыльнувшись, она задула свечу и зашуршала простынями, ворочаясь в постели в непроглядной темноте.

Полежав с минуту, она окликнула Сигвальда.

— Что еще? — спросил он, подсознательно ожидая чего-нибудь не слишком хорошего.

— Если я проснусь и увижу тебя рядом на кровати — пеняй на себя, буду бить по самому дорогому.

— Не увидишь, даже не надейся, — со смехом сказал он.

Кеселар десятый раз кряду перечитывал первый абзац письма Анвила, не удосужившись пока ознакомиться с последующими.

— Жив и здоров, великие духи! Жив, здоров и в Рагет Кувере! Неужели мои молитвы были услышаны? Я-то думал, до такого безбожника как я, духам дела нет…

Старый рыцарь улыбался впервые за последнюю неделю. После предыдущего письма сыщика пребывание в замке стало еще невыносимее для Кеселара, ибо от тяжелых мыслей и плохих предчувствий к нему вернулись сильные головные боли, которые не беспокоили его уже несколько лет. Из-за них он прекратил свои прогулки и теперь почти не выходил из покоев, стараясь избегать всякого общества. Единственный, кто был с ним практически все время — его паж Лайхал. Присутствие мальчика было отрадно для Кеселара, потому что паж как никто понимал беду своего господина, ведь он тоже был очень привязан к Сигвальду, который был для него за старшего брата.

Нарадовавшись, наконец, доброй вести, алтургер продолжил читать письмо, и чем дольше он читал, тем удивленнее становилось его лицо.

— "Не бросайте меня здесь… умереть с голоду… на каторге… Анвил Понн Месгер"… — повторял Кеселар, потирая лоб рукой.

Боль железным обручем стянула его голову, в затылок будто кто-то вколачивал гвоздь. Старая травма, полученная еще в молодости, давала о себе знать. Сосредоточиться на мыслях было трудно, потому их приходилось озвучивать.

— Ох, парень, ну ты и влип. Пять арумов — это не шутки шутить. Но что делать, придется вызволять этого… этого… — не сумев подобрать нужное слово, Кеселар раздраженно махнул рукой.

Боль не уходила, и со временем даже усиливалась. Откинув голову на спинку кресла, рыцарь прикрыл глаза. Он ждал Лайхала, который должен был принести ему чай с лечебными травами, но мальчика все не было. Чтобы хоть как-то отвлечься, Кеселар попытался припомнить, какими средствами он располагает в данный момент.