Желание - Усачева Елена Александровна. Страница 1

Елена Усачева

Желание

Выражаю благодарность Хансу-Георгу Шнааку за помощь в переводе на немецкий язык

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал свое богатство за любовь, то он был бы отвергнут с презрением…

Песнь Песней 8: 6—7

Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли,

Все равно.

Ангел Мэри, пей коктейли,

Дуй вино!

Я скажу тебе с последней

Прямотой:

Все лишь бредни, шерри-бренди,

Ангел мой.

О. Мандельштам

Петарды яркими вспышками озаряли двор. В их обманчивом свете проявлялись то деревья-уродцы, то пригнувшиеся кусты, то изломанные тени людей. Группка из трех человек стояла в сторонке, смотрела вверх. По их лицам бегали испуганные всполохи – красные, белые, зеленые. Двое за их спинами переговаривались, при вспышке очередной петарды было видно, как из-под их локтей выныривает ленивый сигаретный дымок. Хлопок взорвал тихий воздух двора, заставил оглядываться. Что-то здесь еще происходило, но металлический свет огней не достигал до противоположной стороны площадки. И я пошла туда, хотя в душе колотилась тревога. «Стой! Halt!»

Там никого не может быть! Я предупредила! Ни с кем не должно произойти ничего плохого! Я устремилась вперед, увязая в кисельно-ватном сне, с его бесконечным движением на одном месте, понимая, что ничего не сделаю. Даже если успею добежать.

Обычный кошмар. Порой он становится явью. И я никак не могу понять, где тот момент, когда еще можно что-то исправить. Где та варежка, что потерялась в сугробе, да так и осталась там навечно, как символ безвозвратно уходящего прошлого, которого ни исправить, ни забыть нельзя.

Глава I

Призрак белой мыши

От чего обычно просыпаешься? От звонка будильника. Это понятно – пора в школу. Летом, когда настежь открыто окно, от заоравшей за окном автомобильной сигнализации – если вдруг где-то что-то с грохотом уронят. Испуганное эхо потом долго гуляет по дворам. Тогда просыпаешься с диким желанием тоже на кого-нибудь что-нибудь уронить. Еще можно проснуться от кошмара. Такое со мной раньше бывало частенько. Теперь я во сне летаю. Сердце громко бухает то ли от восторга, то ли от испуга, что упаду. Но я не упаду. А поэтому в момент пробуждения всегда улыбаюсь. Как сейчас. И снится мне Макс. Разный. Сегодня он шел ко мне, и в его волосах был снег.

Теперь я знаю ответ на сложнейший вопрос десятилетия – где познакомиться с самым классным парнем на свете. Жаль, что я ни с кем не могу поделиться своим знанием – секрет подходит только для меня. С любимым нас соединила ночь и мой мир призраков. Макс оттуда, из моих кошмаров. Можно сказать, прямо с кладбища ко мне и пришел. Кому рассказать – не поверят. Ну, разве только Лерка Маркелова, сумасшедшая готесса, единственная, кто не бросил меня в моей болезни.

Я болею. В детстве казалось, что может быть лучше – лежи себе, пей чай с вареньем, смотри телевизор. Красота! Но я болею уже вторую неделю, и никто не может понять, что со мной происходит. Состояние гадостное, все вокруг раздражает, и если бы не моя слабость, я давно бы уже что-нибудь натворила. Пошла бы на кухню и, например, перебила всю посуду. Но от одной мысли, что тогда придется вставать, у меня слипаются глаза.

Мой сон. Только он и радует. Если приснился, значит, скоро ко мне придет Макс. Все сразу становится приятным – и жаркая подушка, и сбившееся в пододеяльнике одеяло, и сползшая от моего постоянного верчения в кровати простыня. Но в сегодняшнем сне что-то еще было… Двор… и я вроде как бежала… Нет, нет, это всего-навсего сон, ничего не было. А что было, то давно забыто. Волноваться не о чем, все будет хорошо.

Сердце, сердце, не стучи так громко, я уже поняла, что идет мой любимый. В такт сердцу звучат мерные шаги. Вот он вошел в подъезд, поднялся по лестнице, постоял около лифта, взялся рукой за перила. Идет пешком медленно. Очень медленно – специально для меня. Он дает мне время окончательно проснуться и подумать о нем. Знает, что я его жду.

А все-таки хорошо, что мой парень – вампир и я могу его чувствовать. Во-первых, никаких неожиданностей, я всегда предугадываю его появление. Во-вторых, абсолютно нервоустойчивые отношения. Макс готов меня ждать хоть сто лет. Вот я болею, и он терпеливо приходит ко мне каждый день, развлекает разговорами, приносит книги, фильмы. При его появлении не надо вскакивать, бежать на кухню за бутербродами и чаем – Макс ничего не ест. Очень экономно!

От последней мысли я проснулась окончательно, а когда Макс возник на пороге комнаты, не смогла сдержать довольной улыбки. Спрятала нос в одеяле и все равно хмыкнула.

– О чем думала? – дернул бровью Макс.

С мимикой у него не очень. Нет, если, конечно, сравнивать с другими вампирами, то он – взрыв эмоций: и улыбнуться может, и нахмуриться, а в его прозрачно-голубых глазах я тону каждый раз, как только посмотрю в них. У остальных вампиров если что и живет на лице, так только глаза. Звучит шаблонно, но что поделать, если так и есть на самом деле.

– Чему улыбаешься? – Макс сел на стул, который со вчерашнего дня никто не трогал.

– Я подумала, что если бы ты был из семейства плодожорок и каждый день совершал налеты на холодильник, то мама выгнала бы тебя через неделю. А так – даже чай не пьешь. Удобный гость.

– Да, мы такие!

Макс откинулся на спинку стула, и только сейчас я заметила у него пакет – рука в черной перчатке держит белую плотную сумку. Судя по размеру – несколько книг. Принес себе парочку любовных романов, чтобы не заскучать? Или для меня?

– Вообще от нас много пользы, – с гордостью произнес он, похлопывая ладонью по пакету.

– С этого момента поподробней, пожалуйста.

Я локтем поправила подушку, чтобы было удобней лежать. День обещал быть приятным. Более интересного собеседника, чем Макс, я в жизни не встречала. Да и вообще другого такого нет – красивый, щедрый, терпеливый. Не парень, а мечта!

– Польза раз: предлагаю тебе не терять времени зря и немного позаниматься.

– Ой, только не это! – Я начала сползать обратно в горизонтальное положение, натягивая одеяло на лицо. – И вообще – с больными надо общаться осторожно. Мне нельзя перенапрягаться!

– Я сегодня говорил с директором твоей школы. – Макс сделал многозначительную паузу, пристально посмотрел на меня, заставляя забыть, о чем я только что говорила. Если он ожидал от меня благодарности, зря тратил время. Слово «школа» не рождает во мне приятных ассоциаций. – Он согласился, чтобы ты до Нового года сдала все предметы экстерном.

– Экстерном? – Одеяло застряло на полпути, около подбородка. – Зачем?

– Школа – это то, что привязывает тебя к одному месту. Если ты получишь аттестат, мы сможем, например, куда-нибудь съездить.

– Мы?

Макс стал разворачивать пакет.

– «Мы» – множественное число от «я». Я, – показал он на себя. – Я, – указательный палец качнулся в мою сторону. – Достаточно. Остальные – «они».

Молниеносным движением Макс вынул книги из пакета – довольно потертые учебники. На корешке одного из них я прочитала слово «алгебра» и спряталась под одеяло окончательно, не забыв оставить щелочку для подглядывания.

– Я болею! – Кажется, это единственный плюс – можно на время забыть о дифференциалах. Мне легче написать двадцать пять сочинений, чем разобраться, что такое логарифм.

Макс застыл, взвешивая книги на руке, словно оценивал, насколько они тяжелые для моей несчастной головы. Я сама не в восторге от своего состояния – постоянная слабость, температура, странные головокружения и сонливость. Врачи говорят: что-то нервное. И правда, предыдущая неделя была у меня не из легких.