Без души (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна. Страница 22

Но если бы вы могли вглядеться в его душу — сразу бы перешли на другую сторону улицы. Обманы, измены, отвратительные мысли, наркотики и даже убийство… по пьяни, в далёком прошлом, которое списали на несчастный случай.

— Увидел? Таким, как он, не место в твоём мире… Да? — Бездна прижалась ко мне ещё сильнее, превратив изначально целомудренное объятие в интимное, проводя тонкими холодными пальчиками по моему позвоночнику. Сквозь тонкую рубашку прикосновения были почти неприятными. Раньше мне казалось, что Ничто бесплотно. Возможно, эти прикосновения — игра моего повреждённого рассудка, когда невообразимо нужно ощутить рядом хоть чьё‑нибудь присутствие.

— Да, таким не место, — согласился я, — говори, в чём подвох. Что‑то стандартное? Больная мама, да? Все эти споры никогда не приводили ни к чему хорошему. Надо просто действовать так, как кажется правильным. А дальше… что будет, то будет. Сделать счастливыми всех не возможно.

— Ты почти угадал… — Бездна улыбнулась. — Тогда я не буду их тебе показывать. Или? Нет, просто расскажу. У него жена и трое очаровательных детишек. Добрые, светлые. И жена… молодая, чистая. Она даже не подозревает о его изменах и делах, просто любит. Дома он самый лучший муж и отец на свете — всё для семьи. Что же с ней будет, если ты его убьёшь?

— Подарю встречу с достойным человеком, который будет любить её и детей по — настоящему, а не играя.

— И этим отнимешь счастье у другой женщины? Как просто дарить и отнимать… — ещё проще вообразить себя Единым творцом.

— Но ведь можно всё уравновесить… Привести к ней того человека, половинка которого недостойна существовать на земле. Соединить лучшее.

Бездна покачала головой.

Теперь она не обвивалась вокруг меня, а парила рядом, внимательно рассматривая мужчину. Вот подошёл трамвай, заставив собравшихся людей всколыхнуться небольшой волной, которая разделилась на два потока. Кто‑то остался стоять на остановке, чуть — чуть отступив назад, кто‑то, наоборот, стал продвигаться вперёд, чтобы извернуться и пролезть первым в трамвай. Желание занять лучшее место — это естественно.

Мужчина же не стал толкаться. Он спокойно пропустил перед собой тоненькую девушку и женщину с тростью. После чего пробрался в конец вагона, чтобы не мешать другим людям проходить. Даже та девушка, на душе которой была только одна измена и несколько обманов, вела себя агрессивнее и, оттеснив старушку, сама уселась на свободное сиденье.

— Встань! — приказ прозвучал сам собой, и послушная марионетка поднялась с места, извинившись перед пожилой женщиной.

Прикрыв глаза, я отпустил ее сознание. В уходящем трамвае глупая девчонка пугливо заозиралась по сторонам. Только что она сидела, чувствовала себя довольной. И вдруг провал. А ещё казалось, что в душе на миг поселился кто‑то отвратительный. Но чувство страха отступило. Девушка брезгливо наморщила носик, жалея потерянное место, и углубилась в свои мысли.

Я проводил трамвай взглядом, ожидая выводов этой беседы. Как просто забыть, что нельзя всё мерить по себе, что окружающему миру намного важнее такой ты, каким он сам видит. А тот, кто сидит внутри — интересен лишь самому человеку. У каждого есть выбор. Даже если на одной чаше весов смерть, все равно ты можешь решить, что лучше и для тебя, и для окружающих людей. Ведь иногда тихая госпожа куда добрее и милосерднее плетельщицы судеб, которая играет с нашими жизнями. Нет… не с "нашими" — теперь "вашими". Надо мной старая пряха больше не властна. А значит, узор моей судьбы будет таким, каким захочу я.

И я не собираюсь учиться быть объективным. Вообще не собираюсь учиться. Я выстрадал своё право делать то, что захочу. И получил весь этот мир в своё пользование. Авансом за служение капризной госпоже Алив. Могу развязать войны, могу выполнить своё желание — уничтожить всех недостойных или же просто всех, могу раскрыть магию и повернуть с привычной оси истории. А могу… оставить всё, как оно есть.

Ведь мне всё равно.

Я сделал несколько ленивых взмахов крыльями, поднимаясь выше. Очертания города смазались, теряя грани, а сам город превратился в некрасивое пятно на теле планеты. И таких язв было слишком много. Легкие перехватило от недостатка воздуха. Не страшно. Я не могу умереть так. Сомневаюсь, что теперь я вообще могу умереть.

— Это можно проверить… — Бездна появилась как всегда неожиданно. Ещё минуту назад она просто исчезла, растворившись в разряженной атмосфере. А теперь вновь кружила возле меня, как хищник выжидая, когда жертва совершит ошибку. Неужели в её глазах я добыча?

— Ты — игрушка. Очень интересная и увлекательная игрушка, жаль только, не моя… — неожиданно её голос изменился, избавившись от привычных капризно — повелительных ноток. И чувства превосходства в нём тоже не было. Сейчас она просто говорила со мной, а не играла. — У меня не так много детей… — неожиданно пожаловалась Бездна, — истинно моих созданий. Рано или поздно обособившаяся часть меня изменяется под воздействием окружающего мира. Она не отрекается от меня, нет, но перестаёт понимать родство. Учиться жить, ощущать. Она наполняет себя воспоминаниями и впечатлениями и перестает быть пустотой. Прикрывает это речами, что и Бездне знакомы чувства, что и она может любить… Но ведь эта часть уже не я… Значит, слова неправильны. Мне много лет, Сергей, но я до сих пор не могу ни опровергнуть эти слова, ни доказать. Зачем? Хочу показать, что я лучше порядка, что во мне есть покой. Люди мечтают научиться летать — ни Единый создатель, ни творцы не дадут им крылья. Я могу предложить альтернативу — подарить этой измученной вселенной бесконечное падение. Ты слишком необходим мне, чтобы исполнить это. Я не могу отдать тебя вздорной девчонке. И сейчас ты допустил маленькую ошибку, помог мне.

Я не успел спросить, что она имеет в виду, как Бездна, смерив меня странным взглядом, продолжила:

— Ты отрекаешься от своей природы. Отвергаешь то, что тебе дали вопреки миропорядку, нарушив серьёзные законы вселенной. Ты не оценил это. Сергей, ты стал слепым и глухим. Так замкнулся в себе, так привык жалеть себя. Лелеять рану всё равно, что постоянно раздирать её, не позволяя зажить. И ты вместо того, чтобы пытаться жить, постараться измениться, научиться чувствовать: бежишь в пустоту. Сдался после нескольких жалких попыток. И ты считаешь себя всесильным? — казалось, Бездна сейчас закричит, но она перешла на вкрадчивый шёпот. — Нет, глупый ребёнок. Алив подарила тебе силу — сделала все, чтобы ты смог начать жизнь заново. Но ты сказал "всё равно", отрёкся от этого дара. Ты мой. Теперь ты только мой.

Холодным пальцем Бездна дотронулась до моей груди. Улыбнулась. А спустя секунду сила, которую дала мне творец, растворилась, словно её никогда не было. Ушла в пустоту.

Я ведь даже не попытался её изучить.

Значит, шанс был? Но я не использовал его.

Крылья исчезли.

Началось падение…

И тихий голос напевал мне странную песню

Кто ты? Странная игрушка…

Просто кукла без души.

И цена тебе полушка,

И судьба твоя — гроши.*

Я падал.

Казалось, тело сейчас не выдержит и сломается, сплющится ещё до соприкосновения с твёрдой землёй. Я напоминал себе тряпичную куклу, которую воздушные потоки стремились разорвать на части. Воздух выбило из лёгких ещё на первых секундах падения.

Мне было удивительно хорошо…

Вам когда‑нибудь снилось быстрое падение в никуда? Когда резко просыпаешься, не понимая где и почему, испытывая недавний страх, и в тоже время чувствуя странное удовольствие внизу живота. Казалось, что от паха по всему моему телу кто‑то натягивал до предела тонкие струны и перебирал их, заставляя выгибаться от наслаждения. Эмоции и физические ощущения перемешивались, и я захлебывался ими.

Неправильное, забытое чувство захлёстывало меня, переполняло тело, прокатывалось внутри упругими волнами и мучительной дрожью, замирая у самой грани дозволенного, и заставляло упиваться каждой секундой стремительного падения, притупляя прочее. Ещё чуть — чуть и, наверное, я бы рассмеялся. Но нужно было сосредоточиться каждой клеточкой тела, которые просто кричали, от яркого неземного блаженства, и я полностью отдавал себя в его власть. Оно того стоило… несколько коротких секунд полёта, миг боли и вечный покой в чертогах тихой госпожи.