Без души (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна. Страница 35

Поднялся в комнату и, забравшись с ногами на кровать, стал смотреть через стекло на безликую массу — толпу. Такую же серую, как низкое небо, стены угрюмых домов, и весь мир. Непонятное время: то ли позднее лето, то ли Бездна знает что. Произошедший сдвиг невольно всколыхнул те воспоминания, которые я с таким трудом пытался спрятать как можно дальше, в самые тёмные закоулки сознания, ведь давно понял, что эти кадры никогда не сотрутся. То, что со мной случилось, станет напоминанием об ошибках, которые допускать нельзя. О том, что наивность — вторая глупость, и конечно, мир не раскрашен только в черный и белый цвет. Есть много оттенков. И в них надо уметь разбираться.

Отвернулся от окна. В прошлой жизни никогда за собой не замечал любви к созерцанию. Куда‑то спешить, кого‑то спасать — вот, что мне оставалось. Моя жизнь не замедляла бег, чтобы я мог просто все переосмыслить. Я и не хотел этого.

Мелкий дождик опять перешёл в ливень, словно небо плакало вместо меня, поминая мою жизнь. Я открыл настежь окно, позволяя большим каплям, врываясь в комнату, падать на лицо. Будто тоже плачу. У дождя был великолепный горьковатый вкус. Ветер сквозняком прошелся по комнате, выгоняя из неё усталость и боль прошлого, выдувая горькие, как этот дождь, воспоминания.

Память. Жестокая и милосердная, неуловимая, как само время — его постоянная спутница. Они неразделимы: оно, не замедляя свой бег, оставляет нам как утешение маленькие клочки себя — воспоминания. Единственное, что у нас остаётся и уходит вместе с нами, унося в небытие наши сокровенные мечты, страхи, детские надежды, радости и печали, ошибки и победы, сотни кадров, миллиарды разговоров, первый поцелуй и последний вздох. Пусть иногда в памяти больше разочарования, чем счастья, — без неё мы уже не люди.

Я так до сих пор и не понял, когда меня предал Далик, порвал нашу дружбу. Когда не успел придти на помощь, и я попал в плен к Эрику? Когда приревновал меня к своей невесте? Когда понял, что из тени древнего рода стал тенью спасителя? Или когда протянул мне руку, представляясь тогда, в первый день, в парке? А Ларин? Бездна. Наверное, в позапрошлой жизни я был очень плохим человеком. И это наказание. Или же мне дали шанс стать счастливым, а я его не использовал. Чтобы было, если я не замешкался на лестнице и сразу выдернул из Эрика меч, разрушив связь? Возможно, у меня всё‑таки сложилась бы счастливая жизнь, вопреки мнению Бездны. Она сама сказала, что даже великая сущность может ошибаться. А может быть, они бы всё равно предали бы меня? Могу лишь гадать, проверить уже не смогу.

И это к лучшему.

Всего год — совсем немного. Осталось лишь дождаться. Хорошо, что есть чем занять себя. А потом отомстить. На это раз по — настоящему показать им обратную сторону боли и предательства. Да… той цены, что предложила мне прошлая жизнь, оказалось мало. Теперь я уничтожу их до конца, не оставив ничего.

…Шут, палач, хранитель сути

Раб, а может господин?

Ты опять на перепутье

Пред создателем один.

Я уже слышал этот мотив…

Он снова звучал так близко, что казалось — певец неслышно подошёл, соткавшись из теней, наклонился ко мне и дышит в затылок. Но в тоже время далекое эхо на самой грани восприятия, смеясь, накладывало иллюзию, что все это мне просто мерещиться.

— Кто здесь? Кто ты?

Резко обернувшись, я не увидел ничего.

Моя комната исчезла.

В темноте звучала только странная песня. Детский голос спрашивал меня; обращался ко мне; смеялся надо мной. "Кто ты?" — эхом отдавалось в пространстве заполненном вязкой тьмой. Казалось, я находился в большом зале, который всего лишь задрапировали черной тканью. Ни на что непохожая ассоциация целостности. Возможно, я не ощущал такой даже в прошлой жизни, с душой. Но вокруг не было ни стен, ни потолка, ни пола… ничего. Только черный цвет и детский голос, продолжающий спрашивать одно и то же.

— Я не знаю, — собственный голос показался чужим, словно это ответил не я, а всего лишь эхо повторило обрывки моих мыслей — так глухо и безжизненно он прозвучал.

— Даже имени? — усмехнулось эхо.

— Сергей.

— Я рад приветствовать тебя в своей обители, Сергей.

Передо мной появился обнаженный ребёнок лет пяти. Светлые вьющиеся волосы, синие глаза. Мальчик сиял, и странный свет, исходящий от его кожи, не разгонял тьму, он словно был её продолжением. Ребёнок печально улыбнулся и наклонил голову в знак приветствия. А потом заговорил. Не размыкая губ, и голос звучал отовсюду, будто его порождала сама тьма.

— Я не могу назвать своего имени — его просто нет. В разные времена разные народы меня называли многими именами, но разве дитя может дать имя своему отцу? Только ласковое прозвище. Можешь называть меня так, как зовут мои старшие дети — Единый. Ты уже встречался с ними: они также именуют себя творцами и даже верят, что это соответствует действительности. Тебе не придётся меня будить, мальчик Сергей.

— Я не верю, что ты — бог, — он не мог быть таким обычным и близким.

Нет.

— Не верь. Я не бог — Единый создатель.

Сгущающаяся тьма, переплетаясь с нитями света, играла, наползала, мешала, путая верх и низ, ожидание и веру. И лицо создателя плыло, перетекало, изменялось. Миг — вместо ребёнка передо мной появился старец в белых одеяниях.

— Тебе не по нраву мой облик? Но как, по — твоему, должен выглядеть Единый творец?

Миг — черноволосая женщина со странным медальоном на шее. Ещё миг — юноша с белоснежными крыльями и ярким нимбом. Жалобно плачущий младенец. Худенькая девочка с испуганными глазами, прижимающая к груди потрепанную школьную тетрадь. Огромный черный пес. Мужчина в тяжелых доспехах, опирающийся на двуручный меч. Дивная золотая птица, бьющаяся в путах тьмы. Невидимый ветер, треплющий тонкие ивовые листики огромного дерева. Лица сменялись, перемешиваясь; образы наползали друг на друга, стекая к ногам светом и превращаясь в чернильные нити тьмы.

— Может быть так? — кокон образов распался, оставляя передо мной Ирэн. — Или же так? — лицо девушки медленно истаяло, упав к босым ногам обрывками кожи.

Теперь на меня смотрел Далик. Предатель усмехнулся, отвесив шутовской поклон, но, когда он выпрямился, мой взгляд столкнулся с Бездной собственных глаз. Сейчас я казался себе каким‑то диковинный уродцем. То же, что и было, но со стороны — отвратительное зрелище. Короткий вздох и образ распался, оставляя меня одного во тьме.

— Я Един, но во всех, в каждом. Капля крови, слеза, морская волна, колос пшеницы на поле, ветка клена в саду, рождающийся ребёнок, умирающая старуха… все они — я. У меня нет ни облика, ни голоса. Но я могу выбрать любое из своих творений.

Миг и передо мной снова появился синеглазый мальчик.

— Ты можешь не верить мне, твое право. Это всего лишь небольшой разговор.

— Единый… — я попробовал на вкус имя создателя. Но почему же молчит Бездна, неужели не интересен главный оппонент?

— Её нет здесь. Только твоё сознание. Это продлиться доли мгновения, после чего ты вернёшься в себя. И ничего никому не скажешь. Не сможешь даже подумать о нашей встрече.

— Тоже хочешь вмешаться в игру? Именно в тот момент, когда Бездна решила, что выиграла, получив на руки все козыри. Скажешь, что не позволишь разрушить твоё любимое творение? — я не мог обращаться к нему на вы, словно внутри меня был изначально заложен странный запрет — часть моего естества, что не была доступна даже Бездне.

— О, нет, — он даже поднял руки в жесте примирения, — меня совершенно не интересуют ваши игры и все равно, кто выиграет эту партию: ты, моя дочь или Бездна. Быть может тот, кто изначально затеял это и создал тебя. Разрушай, если сможешь, пожалуйста, я не стану ограничивать тебя. Ведь ты для этого и предназначен. Мне просто интересно. Спрашивай. Я отвечу на твои вопросы.

— Но создатель ты… Как им может быть кто‑то другой? Тогда откуда я? Результат череды случайностей?

— Да. Создатель. Но я вдохнул дар творения во множество своих поделок. Мои старшие дети думают, что я сплю. И что меня давно нет с ними. Отчасти они правы. Здесь часть меня: истинный разум затерялся в одном из миров в теле смертного, который раз от раза перерождается, и этот круг не разомкнуть никому. Ни тебе, мальчик Сергей, ни Бездне, ни кому‑либо другому. Разрушить множественную вселенную? Она слишком велика — пустоты не хватит на все реальности, Время успеет сохранить хоть одну вероятность. Убить поколение? На их место придут новые. Этот сон будет вечным — один маленький просчет из множества похожих глупостей. Только совершив ошибку, можно узнать её цену. Я наблюдаю, но не могу уследить за всеми. Ведь дети рождаются без моего вмешательства — не нужно участвовать в творении каждого существа. Запустив процесс единожды, жизнь сама продолжает крутить это колесо. Строгая цепь случайностей — осознанное вмешательство в структуру множественной вселенной. Тебя создал кто‑то, такой же несовершенный, как и ты сам. Одно несовершенство порождает другое, происходят сбои и ошибки, маленькие недочеты, из‑за которых на свет появляются уроды и твари. Иногда очень забавные. Ты, Сергей, самая забавная тварь из тех, что мне довелось видеть за несколько тысячелетий. Когда‑то я мечтал создать абсолютное оружие с заключенной в нем пустотой, и в тебе вижу частичную реализацию этих планов. Но даже не подозревал, что кто‑то ещё сможет создать подобное.