Жемчуг проклятых - Брентон Маргарет. Страница 21
От звуков органа мистер Линден вздрогнул и лишь тогда заметил, что паства уже в сборе и выжидательно на него. Пора начинать.
Службу он вел основательно, не пропуская ни строчки, выполняя все обряды, в том числе благодарственный молебен за «восстановление на престоле милосердного государя Карла Второго, несмотря на мощь и злобу его врагов» – на это воскресенье выпал «день дубов», когда во всей Англии праздновали восстановление монархии.
Работа, просто работа. Никто в земной юдоли не избежит труда. Но у его тщательности была и другая причина – мистер Линден тянул время до самого ненавистного места в англиканской службе.
До проповеди.
Проповеди ему не давались.
Откашлявшись, мистер Линден начал:
– Ранее мы ознакомились с десятым стихом из книги Иисуса Навина, где, среди всего прочего, упоминаются пятеро царей, что бежали от израильтян по скату горы Вефоронской, и Господь бросал на них с небес большие камни. Усомниться в том, что Господь бросал камни в язычников, не представляется возможным, ибо могущество его безгранично. Таким образом, это доказанный факт. Вместе с тем, открытым остается вопрос о размере, физических свойствах и прочих характеристиках оных камней…
Подняв голову от бумаг, Линден увидел, что на лице Агнесс отразилось недоумение. В своем белом стихаре он казался ей зловещим альбатросом, что нагоняет бурю взмахами просторных рукавов. Она ожидала от него обличений, таких пламенных, что в церкви запахнет серой, и выглядела отчасти разочарованной.
Привыкай, девочка. Не все будет так, как хочется тебе.
– …Согласно распространенному толкованию, град, сиречь явление естественного порядка, был вызван сверхъестественной силой и чудесным образом разгромил воинство нечестивцев…
Но что же другие прихожане?
Если бы они резались в карты на задних скамьях, никто не посмел бы их упрекнуть. Но паства сидела, не шелохнувшись. Дворяне привыкли, что церковь – это то место, куда мы ходим по воскресеньям, а если хотим удивить соседей, то и два раза. Англиканская вера – основа государственности. Не будучи англиканцем, нельзя поступить в Оксфорд и заседать в парламенте. Разве кто-то ждет от воскресной службы просветления? Пусть методисты содрогаются от религиозного экстаза!
Людям респектабельным по нраву другие проповеди – чинные и комфортные, которые не поколеблют основ общества. Камни так камни. Лишь бы нашу лужайку не подпортили, а так вреда от них не будет.
– …Не менее вероятно, что богомерзкие идолопоклонники пострадали от так называемых «воздушных камней», именуемых аэролитами, кои были замечены в различных концах земли, в том числе и в Йоркшире в 1795 году…
А народ попроще? Неужто не храпит? Но нет, крестьяне боялись его до одури. Трепетали перед ним. Мужчины и особенно молодые матери. Иное дело – батрачки с ферм. За его спиной то и дело раздавались смешки, а иные девицы флиртовали даже во время причастия. Смиренно склоняли голову, глотая вино, но вдруг поднимали на священника глаза и улыбались обагренными губами. «Мы все знаем» – читалось в их взглядах, распутных и молящих. – «Мы слышали о таких, как ты. Пожалуйста, хоть разочек. Здесь так ужасно скучно!»
– …Таким образом, разумно было бы предположить, что в библейском стихе подразумевается не какой-то определенный тип камней, а смесь градин и аэролитов. Аминь.
Все прошло как обычно – проповедь, причастие, гимны, коленопреклонения. Только мисс Билберри впилась ногтями в ладонь, когда пастор упомянул о ее грядущей свадьбе с Оливером Холлоустэпом и спросил, знает ли кто-нибудь о препятствиях для брака. Препятствий не нашлось. Если бы кто-нибудь хоть рот раскрыл, мясник Холлоустэп, похожий на молодого бычка в брюках и сюртуке, запустил бы в говоруна скамьей. По субботам Холлоустэп ездил в Лидс на состязания по боксу, а воскресным утром появлялся в церкви с куском говядины, который прикладывал к сочным синякам. Говорят, он может оглушить корову ударом в лоб.
Еще два воскресенья, и Холлоустэп откинет фату с круглого личика мисс Билберри. Быть может, хотя бы по такому торжественному поводу он наконец примет ванну.
После службы мистер Линден постоял на крыльце, раздавая напутствия прихожанам, и пешком направился домой, досадуя, что племянница не стала его дожидаться. Тем же вечером он подкараулил ее в гостиной, когда она обклеивала ракушками плоскую коробочку. Рядом стояли плошки с разноцветным песком. Занятие это было настолько кропотливо-бесполезным, что даже восхитило пастора. Такой же восторг на грани ярости можно испытать, вспомнив, сколько ресурсов египтяне тратили на усыпальницы для фараонов. И какую прибыль можно было получить, распорядись они этими ресурсами иначе.
– Как тебе сегодняшняя проповедь? – навис над ней дядюшка.
– Очень п-познавательная.
– Я старался. Но вот какая штука – за мной водится скверная привычка писать на нескольких листах, а почерк, увы, оставляет желать лучшего. Посему каждую субботу ты будешь переписывать мою проповедь набело. Смотри, не перепутай даты и имена. Они важны.
– Можно я буду у вас уточнять? – встревожилась племянница.
– Еще не хватало, чтобы ты дергала меня по малейшему поводу. Будешь сверяться с трудами по истории церкви. И обращай внимание на знаки. Подчеркивание означает, что слово нужно выделить интонацией. Буква П в скобках – тут внушительная пауза. Ты все поняла, дитя мое?
– Поняла, дядюшка, – буркнула переписчица поневоле.
Она мазнула кисточкой по боку коробки и присыпала полоску клея синим песком. Наверное, с таким же удовольствием она сыпала бы песок ему на гроб, подумал пастор.
Он подождал, когда же на него снизойдет то удовлетворение, которое, верно, чувствуют все опекуны, наставляющие своих воспитанниц на путь истинный. Помогая ей влиться в общество, он вольется в него сам и обретет благочестивый покой. Хотя какой ему теперь покой? Но это все равно не повод сворачивать воспитательные планы.
То чувство не вернулось. Почему-то пришло другое – нетерпеливое ожидание. Как будто он бросил ей мяч, а она покрутила его в руках, осторожно положила на траву и убежала по своим делам. Глупо ждать того, что она никогда не скажет. Та другая нашла бы, что сказать, но та другая жила в памяти. Вопреки законам природы, они оба отбросили крылья, превратившись из невесомых мотыльков в гусениц, что уныло ползут по земли. Ползут по разным дорогам. И виноват во всем этом он.
Лучше бы ему не рождаться.
Подавив вздох, пастор Линден покинул гостиную.
Нужно привести в порядок бумаги, прежде чем Хант его уничтожит.
За завтраком дядюшка был задумчив и не докучал Агнесс библейским цитатами, так что она даже обеспокоилась – не заболел ли. Наверное, думает о посевных работах на церковной земле. Или десятину кто-то ему не доплатил, вот и расстроился. В который раз она попыталась представить, как обернулась бы жизнь в пасторате, если бы его владыка не был мрачным, как грозовое небо, и не испепелял бы все живое вспышками сарказма. Наверное, мог бы жениться. Обзавестись детьми. Ездить к соседям в экипаже, который томился в каретном сарае, а на Рождество открывать двери певцам и пить с ними горячий пунш-вассейл.
Но ничего этого не произойдет. Он затворился в своей часовне и замуровал за собой дверь, чтобы туда, где он пребывает, не проник случайный луч света…
Интересно, он когда-нибудь влюблялся?
От одной этой мысли Агнесс вспыхнула, но мистер Линден не заметил ее смущение. Опустив голову, он глядел в свою чашку. Так пристально, что, не будь он духовной особой, напрашивался бы вывод, будто он высматривает в очертаниях листьев предсказание своей судьбы.
Его рассеянность сыграла Агнесс на руку. Пока он не придумал еще какое-нибудь скучное задание, она нагрузила корзину хлебом и сыром, не забыв про шкатулку, над которой трудилась весь вечер, и упорхнула из дома. По дороге она решила, что неплохо бы захватить еще и мыло, уж больно грязной выглядела куртка Ронана. Домой возвращаться не хотелось – чего доброго, дядюшка напялит на нее премерзкий черный капор. К счастью, племяннице ректора отпускают мыло в долг.