Исток - Московкина Анна. Страница 79
— Куда! Видишь двух молодцов?
— Вижу, не ослеп пока.
— Ученики. Пока не наорешь — не поймут! Стар я уже молодняк гонять. Годы, Зятлик, годы…
— Поехали, покормлю вас и двинемся. Времени мало.
— Баню бы, Зятлик…
— Будет тебе баня. Будет. Но потом. Однажды…
Заяц убегал.
Заяц был жирненький, белый, но драпал быстро, спасая недавно полинявшую шкурку.
Тень перескочила прикрытый снегом бурелом, метнулась в сугроб, азартно виляя волчьим хвостом. В лунном свете блеснули длинные острые клыки. Зайчишка затрясся и припустил еще быстрее. Стук маленького сердца сливался в монотонное гудение, волк это слышал.
Волк прыгнул. Распласталось поджарое, иссушенное годами лесной жизни тело.
Тяжелая лапа сбила зайчишку, острые зубы умело перекусили шею, выпуская кровь.
Снег под зайчиком потемнел. Волк сидел, не двигаясь, перестав дышать.
Молодой мужчина подошел к волку и покровительственно потрепал серого по голове. Волк преданно посмотрел в светящиеся в темноте желтые глаза человека.
— Молодец. Теперь беги. Поймай себе еще одного, — сказал человек, убирая руку.
Зверь послушно сорвался с места.
Желтоглазый стянул шапку и утер пот, бегущий по лицу. Набрал в пригоршню жесткого подтаявшего днем, а теперь застывшего коркой снега, окунул в ладони лицо. Правый глаз мужчины сильно косил.
Человек подцепил зайчика за уши и зашагал к маленькому, притаившемуся среди елей, костерку. Ночевать на полянах Лавт Борец не рисковал.
— Лови ее!
— Царапучая зараза!
— Заходи справа и на меня ее гони, на меня!
— А это точно она?
— Да она, она! Говорила же бабка: трехцветная, один глаз зеленый, другой коричневый!
— Похожа! — Один побежал за кошкой, второй, расставив руки, шел с противоположной стороны. Кошка резко свернула и взвилась на стог сена, за ней, не успевая притормозить, впечатался ловец. Зверюга победно мяукнула и одним прыжком перелетела на столб, поддерживающий крышу, вскарабкалась на потолочную балку.
К счастью мужиков, в амбаре, кроме сена, ничего не было. Иначе простыми царапинами ущерб бы не ограничился, разросшись до разбитых голов и сломанных конечностей.
— Чертова тварь!
— Может, ее на молочко подманить?
— Где ты молочко возьмешь, уж за полночь.
— Там коровник рядом, подоить…
— Да они уж все подоены, и мне ловли кошки по горло хватает, еще и за коровами бегать.
Жарка, сидевшая на потолочной балке под крышей амбара, лениво свесила руку.
«Как бы не заснуть?» — думала девушка.
Кошколовы уже битый час гоняли жертву по амбару. Сначала эльфийка делала ставки: кошка против мужиков. Теперь, позевывая, дожидалась конца представления. Рука покачивалась.
Время шло, кошколовы устали и устроились отдохнуть, развалившись на сене. Кошка заметила ритмично качающуюся конечность и пристально за ней наблюдала, настороженно дергая ушами. Достать до руки крысодавка при всем желании не могла, но сторожить не перестала, тем более со стога доносился раскатистый храп. Наконец зверюга взвилась и в одном длинном прыжке чуть не коснулась лапой ладони, и то только потому, что она была вовремя отдернута. Кошка зацепилась за другой столб когтями, повисла.
— Ох ты! — прошептала девушка. — Теперь понимаю, отчего крысы тебя боятся.
Кошка спрыгнула на пол, мягко приземлилась, снова превратившись в маленького зверька. Казалось, что она сама-то чуть больше крысы. И только глаза сверкали охотничьим азартом. Жарка опять свесила руку, дразня охотницу. В этот раз острые коготки успели оцарапать бледную кожу полукровки. Жарка чертыхнулась, поминая бесов, и руку убрала. Кошка побродила по запертому амбару, попыталась просочиться в крысиный лаз, но не пролезла.
— Смотри, сидит! — очнулся один из охотников и толкнул напарника локтем.
По разговорам Жарка уже поняла, что зовут его Пирт. Мужчина кувырком кинулся к кошке, та с мявом отскочила, цапнув мимоходом ловителя за щиколотку. Второй накинул на зверушку мешок и затянул горловину. Мешок задергался, пронзительно визжа и шипя. Жарка встала на балке, приготовившись следовать за кошколовами дальше.
Они вышли из амбара и направились уже знакомой убийце дорогой, девушка скользила тенью за мужчинами, легко прячась между деревьями. Пару раз они оборачивались, но видели только лес. Ближе к утру охотники и их преследовательница вышли к небольшому замку, почти особняку, если бы не пять башенок и внушительная стена вокруг. На карте его не было…
Мужчины зашли в неприметную дверь в стене, Жарка осталась снаружи. Полукровка провела ладонью по кладке и замерла — кладки не было, стена была монолитная, будто вытесанная из цельного булыжника гигантского размера.
— Что за бесовщина.
Дожидаться рассвета полукровка не стала, она развернулась и стремительно заскользила к лесу, не оставляя следов.
Но ее все равно заметили.
Нет, не караульные на стенах, дремавшие в предрассветные часы.
Не мужики с кошкой.
Жарка бежала.
Но ее догоняли.
Волк нагонял быстроногую полукровку, оставляя позади рытвины в сугробах.
Жарка бежала, впархивая над пнями, взлетая над поваленными стволами, проносясь, будто не касаясь земли, над оврагами и расселинами ручейков.
Но волк был быстрее.
Девушка остановилась, тяжело дыша, развернулась. Вытянула вперед тонкую руку. Зверь притормозил взъерошил серый загривок. Щеря зубы.
Полукровка закрыла глаза, дыхание выровнялось.
Зверь зарычал.
Предупреждая. Зарычал и прыгнул.
Девушка повалилась на спину, инстинктивно отодвигаясь от огромной смердящей пасти. Зверь не был волком, слишком крупный, а страшная морда тупее волчьей — горбатая.
Женская ладонь утонула в густой длинной шерсти. Сжала шею стальной хваткой.
Вой мог разбудить замок. И волк не издал ни звука. Хлестнула горячая алая кровь, полилась на серо-зеленый плащ, испачкала кожаную курточку под ним. Девушка поднатужилась, застонала, сбрасывая с себя тушу.
Вместо горла у волка зияла кровавая дыра, клокочущая кровью.
— Убийца я иль не убийца. — Жарка вытерла руку о чистый угол плаща.
И все же волк был слишком крупный. Полукровка поразмышляла, достала из-за голенища длинный кинжал.
Голову она завернула в испорченный плащ, завязала его узлом и приладила на спину так, чтобы не мешал двигаться.
12
Ночь была светлая. Настолько светлая, что Рудник решил не вставать на ночлег, а двигаться дальше, доверившись яркому лунному сиянию, отраженному снегом. Ему приходилось бывать и не в таких местах в любое время года, но все же уроженцу теплого Алак-Гриона было зябко, несмотря на добротную одежду и обувь.
Рудник хотел поскорее вернуться домой в аккуратный особнячок на побережье, смотрящий окнами на линию прибоя. Колдун не любил надолго покидать своего убежища, не любил длительных поездок, наполненных неудобствами и лишениями пути. Он предпочитал просыпаться в кровати, завтракать в теплой столовой, гулять по набережной, одетым по погоде, и ежедневно умываться согретой водой. И все же он не был ни теоретиком, ни лекарем, а, значит, при случае обязан был мобилизоваться в боевую единицу и доказать Инессе, что длинные счета за его многочисленные исследования не бесполезная трата.
Получив приказ, Рудник выехал незамедлительно. Владычица великолепно умела объяснять. Объяснила и на этот раз.
Тени казались синими и живыми, скрипели деревья. Судя по луне, дело шло к утру. Рудника клонило в сон.
Конь брел по неглубокому снегу, выпуская длинные мохнатые клубы пара. По его ногам мела поземка — конь не оставлял следов. Поземка едва заметно светилась. Рудник мерз и клевал носом.
Чтобы не свалиться с коня, колдун начал мысленно ругаться на инесских зазнаек, сидящих в теплых теремах, за бревнами по полсажени в обхвате.
«Вот сами бы и не заезжали в корчмы, — брюзжал Рудник. — Сами бы не ехали трактом, сами бы не останавливались близ селений и шли чащей, путаясь в подлеске!»