Черный клан - Градов Алекс. Страница 27
День промелькнул быстро. Как-то незаметно стало слишком темно, чтобы разбирать буквы. Отложив книгу, я вдруг задумался над тем, что провел весь день в молчании. Прикинул, нравится мне это или нет, и решил, что пока — да. Было в этом нечто, опять же, очищающее сознание. Пустые ежедневные разговоры ни о чем создают пустые одинаковые мысли. «Но если прожить так несколько месяцев, — подумал я, — то молчание превратится в пытку. Потом, чтобы не сойти с ума, я начну непрерывно болтать сам с собой, как это делают очень одинокие люди. А потом у меня начнется настоящее раздвоение личности. Как у Горлума».
А если бы я прожил отшельником несколько лет?
Я представил, как болтаюсь по улицам, впиваясь хищным взглядом в каждого случайного прохожего, и громко спрашивая сам себя:
— Ну как он нам, моя прелесссть? Можно ли его съесссть?
И дачники шарахались бы от меня и бежали бы звонить в милицию.
К закату тучи разметало по небу. Я вышел на крыльцо, взглянул наверх, и на душе посветлело — серая хмарь ушла, небо стало высокое и чистое. Звезды сразу засияли в два раза ярче. «Завтра будет солнечно. Ура!» — пришла в голову здоровая крестьянская мысль, а за ней много других: поленница подсохнет, можно будет толком заняться текущей крышей и так далее. От вчерашнего пессимизма ни следа не осталось.
«Ага, — отметил я. — Тяжелый физический труд на свежем воздухе творит чудеса!»
Настанет ли когда-нибудь время, когда звезды станут такими яркими и близкими, как на картинах Ван Гога, и я смогу, как некоторые, тоже увидеть второй, или даже третий виток спирали Млечного Пути?
В тот момент я был абсолютно уверен — это время близко.
Я был так благодушно настроен, что даже почти не разозлился, когда обнаружил очередное CMC с приказом отправляться в огород и торчать там до рассвета. Только громко спросил в пространство:
— Блин, и долго мне так сидеть?! До лета?!
Ответ не пришел.
— Молчание — знак согласия, — с горечью сказал я. — Ладно, в сущности, осталось меньше месяца, а там уже и тепло станет — привыкну!
Полюбовавшись красивым закатом, я облачился во вчерашние тряпки и отправился в огород в относительно неплохом настроении.
— Ну что, враг человеческого рода? — обратился я в пространство, усаживаясь на фанере в позу кривого лотоса и снимая с глаза повязку. — Готов ли ты к духовной брани?
Должно быть, змей тоже отсыпался после вчерашнего, поскольку не вышел и не отозвался. В ожидании искусителя я решил немного размяться. Для начала, припомнив содержание «даосского ушу», я попытался остановить внутренний монолог. Судя по описанию, ничего проще и представить себе было нельзя.
«Задача — устранить все препятствия для ума», — мысленно приказал я себе и процитировал близко к тексту:
— «Будь как кочующее по небу облако. Оно свободно и ни на чем не останавливается».
Разум послушно отправился в свободный полет, но зацепился за первое же препятствие.
«Как, совсем ни на чем? — спросил внутренний голос. — Даже на смысле жизни?!»
Я усмехнулся. К таким коварным вопросам я приготовился заранее.
— На нем — особенно. Идея смысла жизни является препятствием для ума. Это капкан, угрожающий свободе духа!
«Но тогда о чем…»
— Сказано же — ни о чем!
Внутренний голос не унимался. Его противные интонации казались мне подозрительно знакомыми.
«Но это невозможно! Можно я буду думать об Абсолюте?»
Я напряг память, вспоминая, что по этому поводу говорится в книге.
— Ни в коем случае! Никаких абстракций, никаких теорий и учений. И вообще, как можно думать о том, в чем ты ничего не смыслишь? Наша задача — проникнуть в глубь конкретных вещей, опираясь только на свои чувства.
«Но ведь там написано, что само понятие „чувство“ является препятствием для ума! Что же делать?»
— Слушай, надоел!
Я окончательно запутался. Зато внутренний монолог прекратился. К сожалению, он сменился внутренний ним диалогом. А точнее, внутренней руганью.
— Ты нарочно, да?!
— Нет, мне правда интерес-сно!
— Что тебе интересно? Понятие Абсолюта или почему чувства — препятствие для ума?
— Нет — зачем ты забиваешь себе голову этой чушью? Видно, считаешь, что она поможет превращению?
— Она поможет самоконтролю!
— С-самоконтроль! — невыразимо презрительно прошипел внутренний голос (а был ли он внутренним?!). — Зачем самоконтроль с-совершенному существу? Законы и правила — для шестерок! Высшие делают все, что пожелают!
— Высшим?! Да пока я только стал уродом! И чем дальше, тем хуже! Покажи мне это «совершенное существо»!
— С-смотри, не жалко! Я за просмотр денег не беру!
Представляю, как забавно я выглядел со стороны: напряженно наморщив лоб, весь перекосившись, отчаянно спорил сам с собой. Реплики становились все злее, сперва небрежные, потом откровенно оскорбительные. Все закончилось вспышкой ненависти с обеих сторон. Я ощутил, что вот-вот сам с собой подерусь. От напряжения заболела голова… Наконец мое терпение иссякло. Я вскочил на ноги и приказал:
— Все! Убирайся!
И тут словно пелена развеялась перед глазами — я увидел змея прямо перед собой. Но как же незаметно он просочился ко мне в мысли, выдавая свои злобные подколки за мои собственные сомнения! Был он совершенным существом или нет, но его возможности впечатляли.
— Ползи отсюда, чревовещатель, — повторил я уже спокойнее. — Ничего у тебя не выйдет. Я все равно не уйду.
— Не уйдешь, так уведут, — посулил змей, сияя мне в лицо желтыми глазами, как двумя фонариками. — Ты еще пожалеешь. Не хотел по-хорошему — будет по-плохому.
— Ой напугал! — хмыкнул я. — Эй, погоди-ка! Что ты вчера сказал о змееныше, я не понял?
«Потом поймешь, — влез он напоследок ко мне в мысли. — Жди гос-стей».
А потом исчез. И наконец-то стало тихо. Великая, потрясающая тишина, бесконечный покой!
«Ура! Получилось!» — подумал я, и это была единственная мысль посреди огромного пустого пространства долгожданного внутреннего молчания.
Неожиданно захотелось снять с головы повязку и выкинуть ее навсегда. Так я и сделал — точнее, скомкал ее, сунул в карман и поднял взгляд к небу.
Больше не было тошнотворного зеленого марева. В густой, глубокой синеве россыпью самоцветов мерцали звезды, каких я не видал никогда в жизни. Казалось, змеиный глаз воспринимает истинную картину мира, а второй, человеческий, старается за ним поспеть. Только вот мозг пока отстает с обработкой информации. Пока.
Вдруг звезды на миг погасли. Пахнуло теплым ветром. Надо мной определенно кто-то пролетел!
Я вскочил на ноги, забыв обо всем.
И взлетел сам.
Невидимкой я парил над садоводством, поднимаясь все выше и выше. Далеко внизу осталось убогое, некрасивое в своей бедности Зеленкино, его кривобокие домишки, полностью отражающие внутренний мир обитателей, квадраты крыш, прямые линии улиц… Казалось, желание оказаться подальше от земли и влекло меня в небо.
Вдруг из-за окоема ударил золотой свет. На востоке разливалось сияние. Оно влекло меня и устрашало. Я видел, что за горизонтом раскинулась чудесная страна. Там царило вечное лето. Розовеющее утреннее море, яркие зеленые пятна островов, золотые крыши храмов! Какие чистые краски, сколько света! Ветер доносил оттуда далекое многоголосое пение: нежные женские хоры, непривычное уху басовитое бормотание — будто кто-то читал мантры. Я не мог разобрать ни слова, и язык мне был неизвестен.
Я подлетел уже так близко, что мог видеть среди сказочных зданий и садов их обитателей. Разглядеть их толком было невозможно — начинали жутко чесаться и слезиться глаза. Но и того, что я смог увидеть, хватило. Это были не люди и не духи… Они казались бесплотными, но вполне живыми, грозными и нечеловечески прекрасными. Может, это были ангелы?
«Это рай! — понял я. — Я умер и лечу в рай!»
Тут же дал знать о себе инстинкт самосохранения. А как же моя жизнь? Как же мой родной огород, как же мое тело?!