Засада - Гамильтон Дональд. Страница 41

Я глубоко вздохнул.

— Так точно, сэр. Поспешно.

— Хочу тебе сказать, Эрик, что в Вашингтоне, как обычно, высоко оценили нашу операцию.

— Да, сэр. — Мои губы почему-то расползлись в усмешке. — Наверное, он произнес эти слова каким-то забавным тоном. — Ясно, сэр. Как обычно.

Потом наступили суматошные дни приведения всех дел в порядок, подготовки официального отчета и тому подобное. Однажды вечером, вернувшись в мотель, я обнаружил у себя в номере Кэтрин Смит. Я видел ее впервые с тех пор, как мы расстались после пересечения границы, но я о ней много думал в эти дни и, создавая свой полный отчет, навел о ней кое-какие справки.

Я сразу понял, зачем она пришла. Свою верхнюю одежду она аккуратно сложила на стуле в углу и теперь была одета в точности так же, как тогда, когда я ее впервые увидел — в пикантном черном пеньюаре, в шлепанцах на каблучках и прочих предметах женского нижнего белья, предназначенного для мужского глаза. На комоде стояли два запотевших бокала. В ведерке со льдом торчали две очень интересные бутылки.

Все было настолько очевидно, что я даже растрогался, если вы понимаете, что я имею в виду: мне ясно давали понять, что нам надо завершить одно мероприятие, прерванное шприцем Макса.

— Я не спрашиваю, как вы проникли в номер. Она улыбалась. Тут я вспомнил, что как-то мне ее лицо без косметики показалось простоватым, но сегодня оно не было простоватым. Улыбающаяся, она вдруг стала почти красивой, причем это была интригующая, нетипичная красота.

— Надеюсь, вы не против бургундского игристого? — спросила она. — А то шампанское немного надоело. Как поживает маленькая девушка с нежным сердцем? Вы, конечно, понимаете, отчего она так и не призналась вам в своей слабости. Она боялась, что вы станете ее презирать. Боюсь, она действительно вас любила, мистер Эванс.

— А почему это вас так волнует?

— Потому что вы прогнали ее. Заставили вернуться к жизни, более подходящей для маленькой девочки с нежным сердцем.

— Ну, ей ведь и в самом деле такая работа не по плечу, — сказал я довольно-таки раздраженно. — Я просто успел ее вовремя остановить, пока она не навлекла белу на себя и других людей.

— И вы больше с ней не увидитесь, не так ли? Ибо в глубине души вы уверены, что, какие бы оправдания вы для нее ни придумывали, женщина не может любить мужчину, если она не способна ради него убить. И что та любовь, которая ведома нам, простым смертным, это вовсе не любовь даже, а, мистер Эванс? И все же вам грустно и одиноко — и это хорошо. Тем самым вы оцените меня по достоинству. А теперь откупорьте бутылку вина...

Утром она еще спала, когда я вошел в номер с кофе. Спала или только притворялась спящей. С ней никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. Во всяком случае, она позволила мне рассмотреть себя внимательно. Она лежала, раскинувшись на большой измятой постели, обнаженная — на ней были лишь черные чулки, съехавшие до колена. В них она выглядела точно девушка на порнографической фотографии.

Я с грохотом закрыл дверь — она шевельнулась, сладко потянулась и, открыв глаза, уставилась на меня.

— Кофе подан, мэм! — усмехаясь, объявил я. — Будь я проклят, если ты не самая обольстительная женщина, с которой мне когда-либо приходилось провести ночь.

Она рассмеялась.

— Я старалась. И я рада, что мои труды не пропали даром — судя по твоей реакции.

Она села, обнаружила непорядок с чулками и, натянув их на ногу, стала рассматривать. Мы провели очень бурную ночь, и нейлон, мягко говоря, был не в лучшем состоянии. Она поморщилась, быстро сняла остатки чулок и, скомкав их, запустила в мусорную корзинку. Потом подняла с пола пеньюар, с сомнением расправила его, нашла неповрежденным и царственным жестом бросила мне, чтобы я его ей подал, точно это соболья пелерина, а сама она в бриллиантах и вечернем платье, а не абсолютно нагая.

Я поставил поднос с кофе и повиновался. Завязав крошечный бантик на шее, она вздернула лицо в ожидании поцелуя. И эту услугу я ей оказал.

— Чертов меч! — прошептала она, чуть задыхаясь.

— Что-что?

— Причина моего появления у тебя. Одна из причин. А ты ведь ломал над этим голову, а?

— Ну, этот вопрос как-то пришел мне на ум.

— Мужчина с ружьем или пистолетом — это ерунда! Подумаешь, схватка — механизм против механизма. Бах-бах-бах! Но мужчина с мечом... Это было прекрасно — тот поединок. Ты знаешь, пока я за вами наблюдала, я позабыла все, о чем ты меня просил. Клинки сверкают. Двое мужчин. Точные движения. Все это напоминало ритуал или танец смерти. А потом твой выпад — точно молния. Ты мог бы перешагнуть через его труп и овладеть мною прямо там, на камнях, на глазах у тех оборванцев.

— Жизнь — это цепь упущенных возможностей, Валя, — сказал я спокойно.

Она вздрогнула и пристально посмотрела на меня.

— Пей кофе, — продолжал я. — Твой авиабилет лежит на комоде.

Она облизала губы.

— Как ты меня назвал?

— У нас в архиве есть один список. Мы называем его приоритетным. В нем фигурировал человек по имени Мартелл, например, но он погиб в горах Нью-Мексико, и мы его вычеркнули. В нем фигурируют еще несколько человек, но с ними еще не разобрались, поэтому их имена засекречены. Есть в нем и женщины. В том числе и одна таинственная дама по имени Вадя. Чрезвычайно опасная особа. Имеющиеся в нашем распоряжении ее приметы довольно-таки разноречивы. Кто-то описывает ее чарующе очаровательной или, напротив, самой заурядной. Иногда она блондинка, иногда брюнетка. Даже цвет ее глаз меняется. Это очень легко сделать с помощью контактных линз. Чаще всего у нее голубые глаза. Я, знаешь ли, читал несколько очень романтичных описаний глаз Вади. В ее досье имеются также и отпечатки пальцев.

Она снова облизала губы, не сводя с меня глаз.

— Ясно...

— Отпечатки пальцев на рукоятке твоего пистолетика были смазаны, но мы сняли отличные “пальчики” с обоймы. Тебя вовсе и не интересовал фон Закс — ни живой, ни мертвый, а, Вадя? Это был очередной твой трюк, чтобы навести меня на ложный след. Тебя интересовала только ракета, так? Ты убила бородача-техника, ты запустила ее, а потом уничтожила в полете. И подорвала тягач. Отменная работа!

Она потянулась было к стаканчику с кофе, взглянула на него и, помедлив, перевела взгляд на меня. Она пожала плечами, словно говоря, что, если я, разоблачив ее, хочу подсыпать ей в кофе яду, пусть так оно и будет. Она выпила кофе и кивнула.

— Это верно... Мы не могли допустить, чтобы “Рудовик” попал в руки к безответственному фашисту, и вы, конечно же, не хотели отдавать ее вам. Ее необходимо было уничтожить. — Она бросила на меня какой-то загнанный взгляд. — Ты что-то сказал про авиабилет...

— Да, на Мехико. У тебя есть минут сорок пять, чтобы одеться и доехать до аэропорта. Я тебя отвезу.

— Ты меня разочаровываешь, дорогой, — сказала она, шумно вздохнув. — Ты опять становишься сентиментальным. Тебе следует убить меня.

— Сам знаю. И возможно, потом я буду сожалеть, что не сделал этого, но за последние дни и так было достаточно убийств. Мне разрешили поступать по собственному усмотрению.

— У нас тоже есть секретные списки, — сказала она. — В нескольких из них фигурирует один человек. Высокий мужчина, ответственный за смерть Мартелла. И за смерть Каселиуса. И за смерть Тины. Как и многих других. Теперь вот еще и за смерть Макса. Против твоего имени стоит множество черных крестов, Эрик — Мэттью Хелм!

Я усмехнулся.

— Ты же пришла сюда не только из чувства восхищения, а?

— Нет. Доложив о проделанной работе, я получила новые инструкции.

— Ах, ну конечно. Я, между прочим, не был уверен, что проснусь сегодня утром. Пожалуй, и тебя поразила та же болезнь, которая называется сентиментальностью.

Но ее вируса вполне хватило, чтобы не испортить приятную встречу со старым товарищем по оружию. И я, признаюсь, сделал ставку именно на это.

Она задержала на мне взгляд, но я не смог догадаться, что таилось в нем. Потом она рассмеялась и стала одеваться. В аэропорту я проводил ее до выхода на летное поле. Вложил ей в руку небольшую походную сумку, с которой она пришла ко мне в номер.