Странный мир - Калашников Сергей Александрович. Страница 11

А от автобуса спешат сразу четверо мужчин. Главного видно сразу, у него в руках пусто. Караульный с копьем и еще пара определенно плотных ребят идут с короткими, с милицейский жезл, дубинками. Вот эти предметы насторожили сразу. От камышового кота или шакала отбиться можно, но ведь в этих местах и покрупнее кошачьи встречаются, и полновесных волков замечали. Нет, не для четвероногих тварей эти приспособления, а для того, чтобы сделать больно, но не изувечить. Захотелось быстро убежать.

Хотя наконечник копья явно выкован здесь, так что надо контактировать, если интересуют металлические изделия. А ведь определенно интересуют.

– Здравствуйте! Семен Аркадьевич. – Мужчина явно назвал себя.

– Доброе утро! Всеслав Ильич. – Славка тоже назвал себя. Он только что сильно напрягся. Так все было хорошо, а тут эти дубинки.

– Долго вы нас разыскивали, однако. – И мужчина что-то почувствовал и тоже напрягся. Внешне почти незаметно, но есть ощущение. – Пойдемте позавтракаем, и передохнете с дороги.

– Спасибо, мы уже перекусили. И времени у нас немного, так что давайте коротко обменяемся самым дорогим, да расстанемся до времени, – понимание того, что жить среди этих людей ему не понравится и что предложение остаться здесь может стать очень настойчивым, заставляет сильнее биться сердце. Но надо сохранять каменное лицо и держать нить разговора в своих руках. Дать понять, что он, Славка, ведет тему и задает тон. И при этом не следует обижать собеседника. У них в классе борьба за лидерство велась – будь здоров. Шекспир отдыхает. А если стремишься сохранить независимость, которую политики именуют вооруженным нейтралитетом, приходится обдумывать каждое слово. Погано-то как. Ведь был уверен, что вся эта мулька осталась там, в старом мире!

– И что же у нас самое дорогое? – Ага, мужчина почувствовал сопротивление, но не рванул напролом, как школьник, подавлять и сламывать… или сламливать… а прощупывает почву. В общем – опытный.

– Сведения. Мы живем в пятидесяти километрах к северу, или вверх по правому руслу, на правом же берегу. Примерно в семи километрах от реки. Если будете нас разыскивать, то в месте, от которого начинается тропа, на песчаной косе стоит знак тетраэдральной формы. Можно пройти и посуху, и по воде, если осадка лодки не более метра. Нас четверо. Не бедствуем. Ответите на мои вопросы?

– Спрашивай.

– В каком радиусе отсюда нет человеческих поселений?

– Полдня пешком, это километров двадцать пять – тридцать.

– Ваши разведчики добирались до левого материкового берега этой поймы?

– Нет.

– В таком случае советую провести исследование в этом направлении, выбрать подходящее место и передислоцироваться. В половодье ваш остров может подтопить. – Славка не желает этим людям зла, хотя они и вызывают у него опаску. Но он бы хотел, чтобы они жили не очень близко от них.

Посмотрел на Рипу. Тоже напряжена, понимает его без слов.

– В поселении есть профессиональный медик? – Теперь ее очередь спрашивать.

– Нет.

– Больные, раненые?

– Или поправились, или умерли. Сейчас все в порядке.

Ответный взгляд Славка тоже истолковал верно. Пора подводить черту.

– Если перебазируетесь, оставьте на этом месте указания, как вас найти. Провожать нас не нужно. До свидания.

– До свидания. Будем рады встрече.

Развернулись, пошли. Спокойно забрали копья и топорик и, едва скрылись из виду группы, оставшейся у караульного костра, припустили бегом.

Напряжение, возникшее при встрече с человеческим поселением, которое они так долго искали, оставило после себя настолько сильное впечатление, что, выведя лодку на стрежень, навалились на весла вдвоем. Вошли в ритм, успокоились, и три часа выгоняли из крови адреналин. Наверняка еще до наступления зноя отмахали столько же, сколько за весь вчерашний день. Ну может, не пятьдесят километров, но тридцать верных. И тут их окликнули с берега.

Девушка-подросток в широкой, как сомбреро, шляпе махала им с берега и подпрыгивала. Когда стали приближаться, она перебежала, указывая, куда грести. Обогнули оконечность косы, вошли в залив, похожий на тот, что располагался рядом с их речным лагерем, но значительно более длинный, который заканчивался не тупиком, а зарослями камыша, торчащего из воды.

– Приставайте к тому берегу около лодки, – скомандовала встречающая и помчалась куда-то в обход.

Пристали. Рядом, наполовину вытащенная на берег, лежала долбленка. Вернее, жженка, потому что и изнутри и снаружи ее обрабатывали не стальным инструментом, а огнем. Двоих, однако, выдержит. Примчалась девушка. Худющая, загорелая, босая – в трусиках и шарфике на груди. В руке копье с костяным наконечником. На лице улыбка.

– Как хорошо, как здорово, что здесь есть люди, а то мы думали, что только мы и островитяне оказались в этих местах.

– Привет! Островитяне, это на том берегу? Если день идти вверх по течению?

– Да, там много людей вместе живет. У них автобус и много еды. Туда фура залетела, груженная «Дошираками», так что они не голодают.

– А вы не голодаете? Почему к ним не присоединились? – Все трое топают по тропе, которая непривычно круто для этих мест идет на подъем.

– Витуха поглядела, как они живут, поговорила с тамошними пацанами, и мы решили, что не стоит нам к ним приставать. Тогда уже рыбка ловилась, орешки попадались зрелые и кураги мы насобирали. Потом ракушки стали есть, они хоть и противные, но питательные. Гайка птичек сшибать наловчилась, змей палкой убивать.

– Так у вас тут курага прямо на деревьях растет? – Рипа улыбается счастливой улыбкой, которая бывает при встрече с добрым человеком.

– Нет, растут абрикосы, но они невкусные и давно все попадали на землю. Только мы их собрали, разломили и высушили.

Вот и пришли. При виде строения в голове возникает слово «курень». Землянка, но не выкопанная, а насыпанная. Множество столбов подпирают плетни, поверх которых, вероятно, глина. Горизонтальный потолок и сильно наклонные стены. По краям места для сна, в центре очаг, слепленный из той же незаменимой глины. Видно, что растрескивался и замазывался. И еще видно, что огонь здесь – основной инструмент. Почти все пережжено.

На видном месте – полка с сокровищами дома. Две пудреницы, наверняка с зеркальцами под крышкой, картонная коробочка со шпильками для волос. Футлярчики трех маникюрных наборов, складные плоскогубчики наименьшего размера, в ручках которых спрятаны лезвие ножа, ничего не открывающая открывашка и рахитичные отверточки. Две зажигалки, песенник карманного формата, четыре стеклянных флакона: одеколон, лосьон и двое духов. Рипа взяла в руки один из пузырьков и посмотрела на Славку. Что выражал этот взгляд, он так и не понял, но не счастье, это точно.

А под навесом булькал на огне кривобокий горшок, в котором что-то помешивала их провожатая, назвавшаяся Зинкой, и продолжала свои ни на секунду не прерывающиеся речи.

– Костяки загрызенных животных иногда встречаются в степи, но камней не отыщешь. Мы раскопали один, только он очень большой. Поэтому вытачивать инструменты приходится прямо там, где он лежит. Пришлось делать над ним навес. А наши уже скоро придут, вон, Манька прибежала, – указала в сторону, где среди кустов «нарисовалась» маленькая пятнистая олениха с выразительным взглядом. А дальше показались четыре девичьих силуэта. Один – загорелый и без избытка одежды, а два в легких сплошных одеяниях, похожих на те, что носили рабы в фильмах про американский юг. Девочки-подростки, сверстницы Зинки. Четвертая – дама чуть за тридцать в шортах до колен и майке, обтягивающей очень гармоничную… и пропорциональную… Рипа даже на ногу Славке наступила.

Два неслабых мешка, принесенных прицепленными к положенным на плечи палкам, поставили на землю, поздоровались, перезнакомились, умылись и за стол. Прибывшим мытье помогло мало. Руки их выглядели так, как будто они их только что вымазали йодом, или еще чем-то, таким же стойким, коричневого цвета.