Заклятые пирамиды - Орлов Антон. Страница 24

– Пожалуй, все-таки воля богов, раз тебе вовремя подвернулись эти пастухи, – невозмутимо заметил он вслух. – А что тебе помешало после этого вернуться домой?

– Меня прогнали… Мама и бабушка сказали, чтоб я убиралась, раз их опозорила. Я пошла по дороге, и потом меня подобрали сурийские торговцы, в городе Зекта они меня продали, но я снова убежала и попросилась в услужение к торговцу из Ларвезы, потому что в Ларвезе нет рабства. Он сказал, что во славу Тавше куда-нибудь меня пристроит, и привез сюда, я уже полгода здесь живу.

– Как я понимаю, горсть олосохарского песка ты с собой захватить не догадалась?

– Нет, – Хеледика печально вздохнула.

Если песчаная ведьма хранит при себе мешочек с родным песком, она сохраняет способности к колдовству даже в чужих краях, вдали от пустыни. Можно было не спрашивать, и так все ясно.

– Скажи, Хеледика, ты не заметила в Принихуме чего-нибудь странного, нехорошего?

– Да! – она вскинула голову, и по-кошачьи круглые глаза с приподнятыми к вискам уголками пугливо блеснули в свете китонской лампы. – Здесь есть что-то притаившееся, оно не живое и не мертвое… Я не знаю, что это.

– Давно это появилось?

– Было всегда… Я просила того торговца не оставлять меня в этих местах, но он сказал, что ему надоело со мной возиться.

Стало быть, оно присутствует здесь уже с полгода, не меньше.

Хозяйка «Золотого окорока» заглянула к Суно через четверть часа после того, как Хеледика, забрав поднос с кастрюлькой и чашками, убежала на кухню.

– Не досадила вам эта девчонка?

– Ничуть, – заверил Орвехт. – Шоколад она сварила весьма недурной.

– На нее всегда жалуются. Задумывается о своем, еле шевелится, угодить не умеет. Кадаху и Тавше угодно людское милосердие, а то я бы ее пришибла.

Суно про себя усмехнулся: великое счастье, и не только для Хеледики, что в Мезре почитают светлых богов, а не кого-нибудь другого. Страшно подумать, что мог бы учинить в противном случае здешний народ.

Появилось ощущение, что ему только что подсунули – на вот, на, держи! – еще один кусочек мозаики.

Ночью магу мешала спать кусачая мошкара, на которую он не хотел тратить силы – вдруг пригодятся на что посущественнее, и доносившиеся снаружи шорохи, всхлипы вперемежку с хихиканьем, дробный топоток, словно кто-то бегал по стенам гостиницы. Гнупи балуют. Черноголовый народец. Нехитрое дело для опытного экзорциста, но он не стал срываться с кровати и изгонять из «Золотого окорока» этих мелких пакостников. Придержим козырь. Суно догадывался, что произойдет завтра утром, или вечером, или через день, но непременно произойдет – а если нет, то ничего он в этой жизни не смыслит.

После завтрака он отправился прогуляться и порасспрашивать кого придется о старинных рукописях и книгах: не завалялось ли что-нибудь на чердаке, не желаете ли продать? Большинство принихумцев смотрело на гостя города, как из амбразуры, но все же с ним разговаривали, на вопросы отвечали. Это ведь светлейший маг и не всучить какую-нибудь дорогостоящую ерундовину пытается, а, напротив, покупает. С таким можно перекинуться словечком.

В сравнении со здешними жителями, рослыми, плечистыми, мужественно суровыми, Орвехт выглядел едва ли не тщедушным и по-столичному мягкотелым. Их мнение на сей счет его не волновало. Его волновало, что за дрянь здесь творится. Словно между землей и небом воздвиглись могильным склепом незримые костяные своды (именно из такой же кости, как тот нож, которым убили Джамо Фрелдона), заживо хороня обитателей Мезры, которые покамест ничего не замечают.

Он приобрел два любопытных манускрипта, которые сразу отправил по специальному волшебному каналу прямиком в библиотеку Светлейшей Ложи. Хоть какой-то прок от этой прогулки.

Получил мыслевесть от Шеро: Тоба Доргехта задержали в Аленде, тот производит впечатление полоумного – блуждающий взгляд, разжиженная память, откуда и зачем приехал, не помнит. Причастен ли он к убийству Джамо, выяснить пока не удалось. Молодых дознавателей тоже об этом известили. Шеро был недоволен, поскольку ожидал результата и надеялся на Орвехта, но тот смог ему поведать разве что о своих ощущениях.

Дойдя до конца окраинной улицы с двухэтажными домами, которые выглядели почти новенькими благодаря контрасту темных балок и светлой штукатурки, он увидел впереди заброшенное строение, не то ферму, не то мануфактуру, в окружении раскидистых деревьев, окутанных нежнейшей зеленой дымкой. Суно с удовольствием вдохнул аромат распустившейся листвы и уловил еще один запах – птичий, слегка гнилостный, несущий намек на угрозу.

– Сыграем, волшебник? – осведомился скрипучий голос. – Отгадай три загадки!

Крухутак сидел на ветке и глядел на пришельца сверху вниз. Помесь человека и птицы: тело худого мосластого мужчины, но вместо рук длинные серовато-черные крылья, сложенные домиком, бедра и ноги густо заросли перьями, ступни напоминают когтистые курьи лапы. Тощую шею венчала маленькая лысая головка. Глаза почти человеческие, а ниже – мощный клюв длиной с локоть, слегка загнутый на конце.

– Я не играю, – сухо возразил Суно.

– Я знаю, что тебе нужно. Все как есть расскажу – знамо дело, если правильно ответишь. Без меня не разведаешь, что тут за дела, концы глубоко запрятаны…

– Может, нет, может, да, – бросил маг равнодушно. – Какая тебе разница?

Разница для крухутака была еще какая. Судя по его виду, он недавно вышел из спячки и до сих пор не подкрепился.

– Ты постой, подумай, тут же такие дела, что надо вам, волшебникам, об этом узнать, а я знаю, я все знаю… или ты боишься не угадать, а? Так и скажи, что трусишь!

Маг только усмехнулся. Он давно уже не мальчик, чтобы ловиться на такие подначки. Получить, не сходя с места, исчерпывающий ответ – оно, кто бы спорил, заманчиво. Однако Орвехт не смог бы поручиться, что отгадает все три загадки. Его знания обширны, но не безграничны, а крухутак совсем не обязательно будет спрашивать о том, в чем собеседник компетентен. Наоборот, постарается не оставить никаких шансов, жрать-то мерзавцу хочется. Загадает о какой-нибудь козявке из северного болотно-озерного края, о которой Суно никогда не слышал и не читал, – и прощай, белый свет.

Он пошел обратно, не опасаясь нападения – представитель волшебного народца не может переступить через Условие, – но, услыхав позади шорох, развернулся и впился недобрым взглядом в птицечеловека, изготовившегося сняться с ветки.

– Нагадишь мне на голову – пеняй на себя. Кучка паленых перьев останется.

Крухутак прокурлыкал что-то протестующее – мол, его неправильно поняли – и печально сложил крылья, смирившись с поражением.

По Условию он не может доблануть клювом того, кто с ним не играл, но выкинуть какую-нибудь несмертельную грязную шутку – это всегда пожалуйста.

В «Золотой окорок» Суно вернулся за полдень, пообедал в трактире на первом этаже, поднялся к себе и нисколько не удивился, когда в дверь поскреблись, а потом в комнату деликатно проскользнула Хеледика.

– Господин маг, возьмите меня с собой! Пожалуйста… Я буду все для вас делать, во всем вас слушаться и научусь варить шоколад лучше всех, только заберите меня отсюда…

Можно себя поздравить, так и думал. Сначала Дирвен, теперь песчаная ведьмочка… Этак он скоро начнет благодетельствовать направо и налево, бездомных щенков и котят по канавам собирать, выпавших птенцов в гнезда подсаживать, а то и детенышей крухутаков… С другой стороны, Дирвен – это не досужая благотворительность, а ценное приобретение для Ложи. Девчонка, впрочем, тоже: выписать для нее мешочек песка из пустыни Олосохар (или лучше сразу целый мешок, чтоб имелся запас на всякий непредвиденный случай) – и та сможет колдовать по бытовой части, не черпая из Накопителя, что весьма хорошо. Заодно можно будет узнать от нее что-нибудь новое о жизни песчаных ведьм.

– Хеледика, прекрати хлюпать носом и послушай внимательно. Я тебя заберу в Аленду, в пансион для одаренных девиц при Магической Академии. Выучишься, станешь ведьмой на службе у Светлейшей Ложи.